Правила Жизни

Больше всего мой слух ласкают слова «за стол».

 

Когда андалузцу хорошо, он плачет. Такая уж андалузская душа.

 

Мы жили в Касабланке, светило солнце, и все вокруг нам казалось простым и достижимым. Но потом моя мать заболела раком, от которого и умерла, — и все: семейный кокон взорвался.

 

В молодости, в Париже, я продавал пластинки в секции рок-музыки магазина «Пигмалион». Как-то раз мы с приятелем танцевали, как безумные, под Band of Gypsys Джимми Хендрикса. К нам подошла начальница секции классической музыки — разведенная мать с ребенком — и, видя, как я пузырюсь от восторга, сказала удивительную вещь, которую я не забуду никогда: «У вас, скорее всего, было счастливое детство».

 

Все люди хотят, чтобы их любили. Меня вот, слава богу, любят. Но я никогда не заботился о том, чтобы выяснять причины моей популярности.

 

Фразы типа «я не видел, как растут мои дети», меня убивают. Я люблю своих шестерых детей, и я люблю ответственность.

 

Я очень люблю, когда мне что-то рассказывают, и всегда буду оставаться губкой, которая все впитывает. Думаю, когда меня будут хоронить, я открою крышку гроба и скажу: «Простите, я ничего не понял. Можете еще раз объяснить?»

 

Фильм — это как теннисный матч. Одно к одному: новые мячи, новые ботинки, новые партнеры.

 

Мой персонаж в кино — нечто среднее между Джоном Уэйном и Бурвилем.

 

Моя внешность располагает к тому, чтобы играть в триллерах, но я точно так же мог бы сыграть и курочку. Или бабочку.

 

Мое животное — верблюд: идет потихоньку и тащит на себе кучу тюков.

 

Мой любимый анекдот: два человека умирают от жажды в пустыне и вдруг видят магазин. Заходят: «Воды, воды», а продавец говорит: «Воды нет, только галстуки». Идут дальше и вдруг видят бар. Вбегают, просят воды, а бармен им говорит: «Мы не подаем людям без галстука».

 

Есть нечто, что люди называют Богом, и без этого было бы слишком груст­но: только пустота и беспорядочное роение атомов.

 

Я очень люблю Азию и азиатский принцип: нельзя обижаться на Бога.

 

Японский я подучил, когда работал в дьюти-фри. В Японии меня любят. После цунами я был первым иностранцем, кто поехал в Японию — рекламировать Toyota.

 

В кино главное слово — «почему».

 

 

 

Записал Гислен Лустало