КОНЬ БЛЕД

     И се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть.

     Откровение, VI, S

     I

     Улица была - как буря. Толпы проходили,

     Словно их преследовал неотвратимый Рок.

     Мчались омнибусы, кебы и автомобили,

     Был неисчерпаем яростный людской поток.

     Вывески, вертясь, сверкали переменным оком,

     С неба, с страшной высоты тридцатых этажей;

     В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком

     Выкрики газетчиков и щелканье бичей.

     Лили свет безжалостный прикованные луны,

     Луны, сотворенные владыками естеств.

     В этом свете, в этом гуле - души были юны,

     Души опьяневших, пьяных городом существ.

     II

     И внезапно - в эту бурю, в этот адский шепот,

     В этот воплотившийся в земные формы бред,

     Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,

     Заглушая гулы, говор, грохоты карет.

     Показался с поворота всадник огнеликий,

     Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах.

     В воздухе еще дрожали - отголоски, крики,

     Но мгновенье было - трепет, взоры были - страх!

     Был у всадника в руках развитый длинный свиток,

     Огненные буквы возвещали имя: Смерть...

     Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,

     В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.

     III

     И в великом ужасе, скрывая лица, - люди

     То бессмысленно взывали: "Горе! с нами бог!",

     То, упав на мостовую, бились в общей груде...

     Звери морды прятали, в смятеньи, между ног.

     Только женщина, пришедшая сюда для сбыта

     Красоты своей, - в восторге бросилась к коню,

     Плача целовала лошадиные копыта,

     Руки простирала к огневеющему дню.

     Да еще безумный, убежавший из больницы,

     Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:

     "Люди! Вы ль не узнаете божией десницы!

     Сгибнет четверть вас - от мора, глада и меча!"

     IV

     Но восторг и ужас длились - краткое мгновенье.

     Через миг в толпе смятенной не стоял никто:

     Набежало с улиц смежных новое движенье,

     Было все обычным светом ярко залито.

     И никто не мог ответить, в буре многошумной,

     Было ль то виденье свыше или сон пустой.

     Только женщина из зал веселья да безумный

     Всё стремили руки за исчезнувшей мечтой.

     Но и их решительно людские волны смыли,

     Как слова ненужные из позабытых строк.

     Мчались омнибусы, кебы и автомобили,

     Был неисчерпаем яростный людской поток.

     Май, июль и декабрь 1903

     ВЕЧЕРНИЙ ПРИЛИВ

     Кричат афиши, пышно-пестрые,

     И стонут вывесок слова,

     И магазинов светы острые

     Язвят, как вопли торжества.

     Там спят за стеклами материи,

     Льют бриллианты яркий яд,

     И над звездой червонцев - серии

     Сияньем северным горят.

     Прорезан длинными колодцами

     Горящих улиц, - город жив,

     Киша бессчетными уродцами,

     Вечерний празднует прилив.

     Скрыв небеса с звездами чуткими,

     Лучи синеют фонарей -

     Над мудрецами, проститутками,

     Над зыбью пляшущих людей.

     Кадрилей нарушая линии,

     Меж пар кружащихся - звеня,

     Трамваи мечут молньи синие,

     Автомобили - сноп огня.

     Позор, под музыку колесную,

     Вознес смычок, как дирижер,

     И слил толпу многоголосную

     В единый и священный хор:

     "Мы славим, Прах, Твое Величество,

     Тебе ведем мы хоровод,

     Вкруг алтарей из электричества,

     Вонзивших копья в небосвод!"

     Апрель - декабрь 1906

     БИБЛИЯ

     О, книга книг! Кто не изведал,

     В своей изменчивой судьбе,

     Как ты целишь того, кто предал

     Свой утомленный дух - тебе!

     В чреде видений неизменных,

     Как совершенна и чиста -

     Твоих страниц проникновенных

     Младенческая простота!

     Не меркнут образы святые,

     Однажды вызваны тобой:

     Пред Евой - искушенье Змия,

     С голубкой возвращенной - Ной!

     Все, в страшный час, в горах, застыли

     Отец и сын, костер сложив;

     Жив облик женственной Рахили,

     Израиль-богоборец - жив!

     И кто, житейское", отбросив,

     Не плакал, в детстве, прочитав,

     Как братьев обнимал Иосиф

     На высоте честей и слав!

     Кто проникал, не пламенея,

     Веков таинственную даль,

     Познав сиянье Моисея,

     С горы несущего скрижаль!

     Резец, и карандаш, и кисти,

     И струны, и певучий стих -

     Еще светлей, еще лучистей

     Творят ряд образов твоих!

     Какой поэт, какой художник

     К тебе не приходил, лтобя:

     Еврей, христианин, безбожник,

     Все, все учились у тебя!

     И сколько мыслей гениальных

     С тобой невидимо слиты:

     Сквозь блеск твоих страниц кристальных

     Нам светят гениев мечты.

     Ты вечно новой, век за веком,

     За годом год, за мигом миг,

     Встаешь - алтарь пред человеком,

     О Библия! о книга книг!

     Ты - правда тайны сокровенной,

     Ты - откровенье, ты - завет,

     Всевышним данный всей вселенной

     Для прошлых и грядущих лет!