Было это в 44-м, зимой.
Игрался спектакль: охота XX века
Перед шеренгой, застывшей от страха, немой.
У коменданта была привязанность к догам,
И был экземпляр: казался слоном среди всех.
Даже эссесовцы боялись верзилу дога,
И вот этот зверь величаво шагнул на снег.
И вывели жертву. Стоял мальчишка, продрогнув,
Куда там бежать - он давно ослабел.
Комендант наклонился и подал команду догу,
И тот в два прыжка расстояние преодолел.
Обнюхал смертника. Спокойно прошелся рядом.
Был он великолепен в размашистом легком шагу.
Вернулся дог к коменданту и честным собачьим взглядом
Сказал человеку пес: "Ребенок ведь, не могу!"
Лаг-фюрер пожал плечами - ему ведь разницы нету,
Раскрыл кобуру у пряжки с надписью: "С нами Бог!"
Но едва лишь сверкнула вороненная сталь пистолета
В эсессовское горло впился красавец дог.
Дога четвертовали, пустив под лопасти шнека.
Я вряд ли найду в Сан-Пельтене свой барак,
Но эту собаку я запомнил как человека,
Единственного человека среди фашистских собак."

Владимир Калиниченко, узник концлагеря Сан-Пельтен.