Название: Если
Автор: Chandani Shinigami
Бета: Okami
Пейринг: Сасори/Дейдара, Дейдара/Итачи
Жанры: AU, angst, dark
Рейтинг: R
Дисклеймер: «Наруто» придумал Кисимото-сан
Саммари: составляется…
Состояние: в работе
Предупреждения: яой, OOC всех и вся. AU. Авторская пунктуация
Размещение: только с моего божественного дозволения. Смайл.

Глава 5

Дейдара повернулся на другой бок, накрыл голову подушкой, зажмурился, пытаясь оградить себя от внешнего мира. Под окном пронзительно мяукал маленький черный котенок, которому Сасори отнес блюдце молока, постель была неудобной, одеяло – слишком теплым, терпкий аромат трав назойливо щекотал ноздри, принуждая чихнуть. Почему-то раздражало чужое размеренное дыхание, явственно слышное в темноте, душили стены крохотной комнатушки, служащей и гостиной, и кабинетом, и спальней.
Еще поворочавшись, Дейдара вздохнул и встал, пошел на кухню, стараясь ступать как можно тише. Кран с оглушительным шумом выплюнул струю коричневатой воды, добрых две минуты не желавшей становиться чистой и теплой, моргнул свет, на мгновение погрузив комнату в вязкую темноту. Отсюда надрывное мяуканье было лучше слышно: открытое настежь окно, раздвинутые шторы, черное пятнышко, выделяющееся на фоне серой травы. На асфальте рядом с палисадником стояло нетронутое блюдце, котенок смотрел вверх, прямо в лицо Дейдаре, и мяукал все громче, прося о чем-то необходимом, но уже не надеясь это получить.
Ему не нужно было молоко, ему нужно было тепло чужой квартиры, человеческие руки и горячее дыхание в густую короткую шерстку. Его выбросили на улицу, не спросив, умеет ли он добывать себе пищу, выживет ли он, ребенок, умещающийся на ладони, среди больших и сильных кошек да страшных собак. Его брали на руки, рассматривали шумные дети, палками тыкали в шкурку, гоняли по двору с громкими воплями, но не давали ни есть, ни пить. Котенок еще не знал, что такие, как он, голосистые, только просящие, а не берущие, шансов на жизнь не имели.
Хлопнула подъездная дверь, вышел на крыльцо мужчина, щелкнул зажигалкой, выдохнул дым, со злостью взглянув на подбежавший к его ногам меховой комочек. Заметил Дейдару, высунувшегося из окна на первом этаже, кивнул. У мужчины было усталое лицо и дрожащие руки, котенок неуклюже бегал вокруг него на толстых лапках и заглядывал в глаза, каждый миг ожидая получить пинок в мягкий живот. Человек только смотрел и мрачнел с каждым мигом, с каждой затяжкой, глядя на окровавленную мордочку и тяжелые капли, падающие из открытого рта.
- Слушай, возьми его в квартиру. Я не могу, дети у меня, а он подохнет скоро.
- Я здесь только ночую.
Еще одна затяжка, десять маленьких шагов, два громких «мяу» - и подхватила рука маленькое тельце под раздутое брюшко, швырнула о стену. Дейдара вздрогнул, заслышав мягкий шлепок и хруст костей, поразился вмиг воцарившейся тишине. Мужчина поднял обмякшую тушку, выбросил окурок, пошел к мусорным бакам, сгорбившись и смотря на сереющий в темноте асфальт. Почему-то дрожали лежащие на подоконнике ладони, к горькому травяному духу примешался иллюзорный сладкий аромат крови, шаги за спиной казались чем-то не принадлежащим этой минуте. Прикосновение теплых пальцев к плечу, звон захлопнувшихся оконных рам, мягкий толчок в спину:
- Иди спать. Он не ты, в конце концов.

В школе время текло по особым правилам, разграфленное на неодинаковые ячейки. Дейдара плохо ориентировался в этом времени, вздрагивал из-за каждого звонка, удивлялся смене учителя, учебника на столе и погоды. За окном шел дождь, стучащий настырными каплями по стеклу, над землей стлался туман, перед глазами двоились ветки тополя, норовящие проникнуть в теплую комнату, нагретую дыханием. Воздух влажной волной лез в горло, оседал на кожу мокрой моросью, лип к подмокшему мелу, скользящему по только что вымытой доске, не оставляя следа.
У Дейдары болела спина, простуженная вчерашним сквозняком, ныл правый висок, задетый краем оконной рамы. Ссадина на нем никак не желала покрываться корочкой, влажно алела на светлой коже, сочилась сукровицей, собирающейся в капельки и стекающей по шее. Девчонки, сидевшие на парте справа, перешептывались, с ужасом глядя на Дейдару, брезгливо кривили покрытые жирным слоем помады губы, бросали восхищенные взгляды на его пальцы, складывающие тетрадный лист в бумажного журавлика. Пятнадцать таких же птичек выстроились в ряд на краю столешницы, жутковато-недвижимые, невероятно похожие, с красными линиями полей на крыльях.
Шестнадцатый журавлик вышел кособоким, легко смялся в уродливый ком, стукнулся о дно мусорной корзины, перелетев полкласса. Учительница вздрогнула, проснулась на мгновение, равнодушно оглядела галдящих учеников, дернула головой, как огромная птица, снова погрузилась в полудрему. Она не замечала, что мел не оставляет на доске следов, что тряпка стирает с темно-зеленой поверхности только вязкие потеки, что говорит она все тише и тише, сбиваясь на шепот. Дейдаре захотелось подойти к ней, встряхнуть за плечи, залепить пощечину, сделать хоть что-нибудь, что заставило бы эту женщину выйти из сна, возмутиться, повысить голос, стать настоящей... но сделать было нельзя.
- Метко, - прошептал одноклассник, имя которого Дейдара никак не мог вспомнить. – Ты странный, знаешь об этом?
- Знаю, - говорить с кем-то не хотелось, в виске жарко стучал пульс, шуршащий за окном ветер выдувал из головы разумные мысли. Очередная капелька стекла по скуле, защекотала шею, впиталась в воротник белой рубашки, оставила на отвороте крохотное желтоватое пятнышко, почти слившиеся с цепочкой таких же крохотных и желтоватых.
- Можно, я к тебе пересяду?
- Рискни.
- Я люблю риск, - вибрирующий смешок, одноклассник подхватил сумку и короткой перебежкой устроился на месте рядом с Дейдарой. У него были блестящие черные глаза и нелепая улыбка, бледная кожа странно смотрелась в сочетании с темными волосами и бордовым шерстяным свитером. – Все равно мымру не слышно, а просто так сидеть и поделки из бумаги мастерить скучновато.
- Голова у меня болит. А они, - Дейдара кивнул на стайку журавликов, - отвлекают. Да и складываю я их автоматически, не думая, - голос дрогнул, когда в виске завозилась острая боль. – Все лучше, чем сидеть и мысли перебирать. Невеселые.
- А я вот истории сочиняю, когда скучно. Про тех, кто меня окружает. Об учительнице, о девчонках на соседней парте, о тебе.
- И что же ты там со мной сочинил? – Дейдара прищурился, оглядывая одноклассника внимательнее, неосознанно коснулся раны на виске, отдернул пальцы. – И как тебя зовут? Я не помню.
- Сай. Я на той неделе из другой школы перевелся, тебе меня помнить и не нужно, - в черных глазах не видно было зрачков, и Дейдаре показалось, что они занимали всю радужку, пульсировали, контрастируя со склерой. – А пишу я роман. Длинный. Закончу – дам почитать.
Больше они не разговаривали до самого конца занятий. Дейдара постепенно привыкал к близости чужого человека, с которым он соприкасался локтями и иногда коленями, сворачивал журавликов из чистых глянцевых листов, проводил ладонью по скуле и шее, стирая липкие дорожки. Учителя подходили к нему, шепотом говорили что-то нелепое, прикасались к плечу, кивали на дверь, повторяли без конца:
- … к медсестре…
Боль заставляла скидывать чужие руки, отвечать злобными взглядами, ронять голову на скрещенные запястья. Нелепым было головокружение из-за пустячной царапины, нелепым был огонь, охвативший поясницу, нелепым было желание все бросить, уйти домой, пройти мимо Чинатсу, не глядя ей в глаза, а на следующий день – искать в толпе клиента и раз за разом пропитываться чужим запахом. Наверное, тогда он тоже научился бы смотреть людям в глаза и пить по утрам не сок, а воду с таблетками. Наверное, тогда он бы подошел к старому знакомому, едва держась на ногах, и с улыбкой настаивал на своей нужности.
Наверное, так было бы проще.

Квартира встретила Дейдару темнотой, вязким запахом алкоголя и горящими глазами голодной кошки. Все окна были завешены толстыми одеялами, на полу блестели тусклой горкой бриллианты, по гостиной разметались осколки разбитой бутылки вина, утопленные в алых потеках. Чинатсу не было, только слабый запах духов напоминал о ее пребывании да разбросанные по линолеуму карандаши, тюбики с кремами, плоские коробочки разноцветных теней. В ванной сквозь распахнутое окно хлестал дождь, растеклась лужа мутной воды, из-под которой смотрели на Дейдару сотни его отражений, рожденных остатками разбитого зеркала.
Кошка замяукала жалобно и пронзительно, заскреблась около двери кухни, подбежала к хозяину, продолжая кричать. Захотелось и ее - об стену, чтобы тишина, чтобы остаться одному и сойти с ума, глядя на искорки в глубине дорогих камней. Висок отозвался болью в ответ на страшные мысли, ноги повели к шкафу, руки просыпали корм горкой мимо миски. Щелчок выключателя свет не зажег, выкрученные лампочки, прохладные и мертвые, нашлись в мусорном ведре.
Дейдара упал три раза, пока смог, наконец, вкрутить прохладный шарик на место, отдернуть ладонь, ударенную электричеством, осесть на пол, потирая ушибленное табуреткой колено. Темнота потянулась к душе, оплела липкими щупальцами страха, не позволила доползти до выключателя во второй раз. Показалось, что голову одели на вертел, прокрутили, повесили над огнем, чтобы поджаривать ноги – и тонкая железка впилась в мозг, вызывая страшные видения. Снова пробежала по коже чешуя, закапала слизь, перемешанная с бесцветной кровью, поплыл над скорчившимся от боли телом запах вина и чужого одеколона.
С трудом получилось поверить, что руки, встряхнувшие Дейдару за плечи, реальны. Из темноты вынырнуло лицо Итачи, теплые ладони погладили спину, прижали голову лбом к твердой косточке на плече. Резанул глаза свет, зашипела кошка, унюхав запах крови и незнакомого человека, жалобно хрустнул хлипкий стул, когда на него опустился крупный мужчина. Хлопнула дверца холодильника, ожег рану на виске приложенный лед, проскользнула в пищевод таблетка, оставив мерзкое воспоминание о своем присутствии где-то в горле.
- У порога валяется упаковка черной краски для волос. Чинатсу ей пользовалась? – Дейдара оттолкнул от себя Итачи, встал, преодолев обморочную слабость. Лед быстро таял, вода текла по рукам, капала на пол, расползаясь уродливыми пятнами.
- Я не знаю. Только-только пришел, - Итачи нахмурился, глянул на незнакомца, кивнул ему, набрал по памяти номер, держа ярко-красный мобильник на вытянутой руке.
- Орочимару с тобой? – голос зазвучал официально и строго, пальцы легли на переносицу, сминая кожу, – найди его. Чинатсу теперь брюнетка, - мобильник скрылся в кармане куртки. – Кисаме, поезжай в клуб. Мы пока тут уберемся.

Сасори захлопнул крышку мобильного и оттолкнул подставленный барменом стакан коньяка. Глянул в испуганные глазки, заблестевшие маслянистым желанием загладить невнятную вину, попытался сосредоточиться на верных мыслях, отбросив в сторону воспоминания об умерших родителях и брошенной бабке. Помнить о настоящем никак не получалось, пришлось отойти от стойки, почти поскользнувшись на осколках тонкого стекла, выругаться, окинуть невидящим взглядом извивающуюся в танце толпу.
Найти в этом многоцветном великолепии Орочимару, одетого в черную кожу, было невозможно. Самым верным решением было бы спросить служащего автостоянки, не уезжал ли наблюдатель Акацуки с присмотренной проституткой, но Сасори еще десять минут ходил среди искаженных освещением фигур, пытаясь высмотреть знакомого. Привела мысли в порядок только струя холодной воды, скользнувшая тонкими дорожками под воротник рубашки, склеившая волосы в темные стрелки.
Громкая музыка ошеломила было, заставила сделать шаг назад, в темный служебный туалет. Сасори вытер носовым платком мокрое лицо, быстрым шагом прошел к выходу, небрежно кивнув охраннику, распахнувшему перед ним дверь. Человек с горящим оранжевыми буквами названием охранной фирмы на спецовке помочь не мог – они с напарником сменялись каждые полчаса. Второй сидел в стеклянной будке, поражающей своей обманчивой хрупкостью, и записывал в журналы номера проезжающих мимо него машин. Красный – для покинувших стоянку, синий – для въехавших.
- Орочимару покинул территорию клуба час назад. С ним была проститутка.