...На озере я до известной степени очутился в опасности (в соседстве с Meillerie); но не хочу хвастать этим, что же касается всех этих «возлюбленных», Бог да поможет мне, - у меня их была всего лишь одна.* Не сердись, что мог я поделать? Глупая девочка, вопреки всему, что я не говорил и не делал, ездила всюду за мною, или, точнее, впереди меня, ибо я встретил ее и здесь, и мне стоило огромных усилий побудить ее вернуться. Наконец она уехала. Даю тебе слово, любимая, что я ничего с этим не мог поделать, пытал все, что было в моей власти, и, наконец, положил этому предел. Я не был влюблен, и никакой любви к ней у меня не осталось; но в самом деле не мог я разыгрывать стоика перед женщиной, проехавшей восемьсот миль, с целью поколебать мою философию. К тому же, мне так часто за последнее время подавали «два блюда с десертом» (ах!) нерасположения, что я был доволен, как чему-то новому, вкусить немного любви (которая, к тому же, была мне навязана). Теперь ты знаешь все, что знаю об этом деле и я, и конец! Пиши мне, пожалуйста. С твоего последнего письма я четыре-пять недель ничего более не слышал. Я выхожу мало, исключая, когда хочу подышать свежим воздухом, и предпринимаю прогулки по суше и воде, а также езжу в Коппе, где г-жа Сталь была со мною особенно любезна, и, как я слышал, выдержала бесчисленное количество битв из-за моего все же незначительного дела, которое, по слухам, подняло много пыли по ту и эту сторону канала. Бог знает, как это выходит, но я создан, по-видимому, чтобы люди из-за меня вцеплялись друг другу в волосы.

Не сердись, но верь, что я вечно любящий

Твой Байрон

Детские ковры купи сеьчас.