Из поста e-Cat "Женщина, которая рожала":

[350x233]Присутствие мужчины на родах это типичный культурный код. У нас это было не принято 80 лет. Или 1080. Неприемлемо как для мужчин, так и для женщин. Ну, как загорать топлесс на общественном пляже, или париться вместе в общественной бане (ужос!!!), или, из недавнего, больному раком сообщать, что он болен раком. Наши родители так жили, и мы недалеко ушли.

Времени прошло немного, и обоюдное желание идти рожать вместе — в родном отечестве пока экзотика. Общее место – «ты перестанешь быть для меня секс–объектом». Но почему–то не встречаются мужчины, которые были на родах и сообщили бы, что потеряли интерес к супруге. Может, скрывают. Кто вас знает.

Вторая мысль – у всех свои комплексы, с этим надо считаться. Например, женщины под одеждой скрывают недостатки фигуры, и то, что в обстановке роддома муж за несколько часов изучит проявления начинающегося целлюлита или растяжки на груди, кажется им катастрофой. По этому поводу я слышала ответ питерского психолога по радио: «Мужчина в курсе, что он женился не на фотомодели, и ваш целлюлит толщиной один сантиметр волнует его так же сильно, как вас его кривые ноги». А мужчины… Кто–то интересуется только рыженькими, кто–то боится высоты, а кто–то крови и эпизодов из фильма «чужой». Наверное, это надо принять. Условный инстинкт. Обижаться глупо.

И последнее, к вопросу – что может делать мужчина (или другой близкий человек) в роддоме. Когда нас привозят, мы – комок нервов. На этот комок обрушиваются все беды мира. Типа поломанного ногтя. Раздеваешься догола, ходишь с бумажками как новобранец. Потом начинаешь метаться, что брать и что не брать – всегда оказывается, что можно или больше, или меньше, чем планировалось. Что в родовую, что в послеродовую... И сдаешь вместе с одеждой зарядку от телефона и запасную воду, что есть жестокая ошибка. Тебя бреют многоразовой тупой бритвой Bic без мыла и ранят. Если срок подходит, женщины проделывают эту процедуру регулярно, и когда наступает время Ч, кажется, что двухдневные волосики не играют роли. У медсестры в приемном покое другое мнение.

Потом тебя осматривают – стеклянная тетя с повадками Франкенштейна, в результате схватки начинают идти заметно чаще. Потом выдают рубашку с эротичным разрезом до пупа и отправляют на общественный унитаз без кружочка, холодный, с*ка. Потом приезжает новая скорая, там женщина со стремительными родами, все убегают, и ты закаляешься при температуре градусов 18 в каменном мешке с кушеткой и унитазом, и боль уже напоминает дикую, а тебе бы прилечь на бочок с носком в зубах... Затем мимо тебя кого–то провозят, тебе предлагают пешком пройтись до лифта и далее. Когда добираешься до родового, в горле ком от обиды и отчаяния. В этом месте ремарка. Присутствие сопровождающего не делает унитаз теплее и рубаху целее, но ты получаешь вторую кожу. Вместо паники накрывает умиротворение, и в общем, пофиг дым, какие там тряпочки, чтобы вытереться после раковины (а вы думали, душа или бидэ?) и из какого ведра надо поливать унитаз, потому что смыв не работает, вчера сломался.

Итак, доковырялись наверх. Здесь есть варианты. Иногда в предродовом лежит 2–3–5 человек, ты на протяжении нескольких часов впечатляешься чужими криками (от них хочется выпрыгнуть в окно, если что), размышляешь, насколько красиво кричать самой или паникуешь от того, что всех, кто прибыл позже, уже увели на кресло. Иногда закладывают в отдельный бокс, где можно насладиться одиночеством на весь период – и схваток, и потуг. Там к животу приделывают датчик КТГ, чтобы смотреть за пульсом ребенка. И предлагают самостоятельно следить за цифрами на приемном устройстве в метре от кровати, а ты увлекаешься своими волшебными ощущениями, перестаешь подпрыгивать каждую минуту, и в какой–то момент замечаешь, что в коробочке цифры слегка не те или вообще ноль. То ли бинтик от датчика сполз на пике экстаза, то ли ребенок повернулся (сплошь и рядом бывает), то ли дите твое уже 20 минут в раю. Вот тут бы другого смотрящего или зовущего врачей, а нет его. И снова имеются варианты. Например, поставили капельницу с но–шпой. А но–шпа не действует, потому что капельница не капает — иголка в руке сдвинулась или колесико туго задвинуто. Что–то там делаешь с колесиком кривыми пальцами, но–шпа врывается в вены со скоростью Ниагарского водопада, рука леденеет и с хрустом отваливается. Персонал какой угодно – безразличный, или сонный, или усталый, или разорванный на три одновременно рожающие палаты. Всем желаю, чтобы с первого этажа до пятого попадались только Айболиты и такие, как доктор в соседнем посте. Но мне кажется, троечников среди врачей столько же, сколько было в нашем классе.

В роддомах очень любят вскрывать пузырь и сливать околоплодные воды всем подряд, буквально при поступлении — сразу, как поднимаешься на этаж. Если воды начали изливаться до роддома, то это не воды, а роса. На кресле после крюка выливается целый таз. Что усиливает родовую деятельность и сокращает общее время схваток. Возможно, при имеющейся загрузке и количестве врачей это единственный способ всех успеть «родить» (доктор в соседней ветке, как мне показалось, политкорректно ушел от ответа на этот вопрос), но когда речь идет о вашей женщине и вашем ребенке, вам ведь плевать на статистику? В результате вмешательства схватки усиливаются, промежуток между ними сокращается. И, например, с этим вскрытым пузырем через два часа схватка становится непрерывной – две минуты она, полминуты перерыв, все равно что без перерыва. А шейка не готова, потому что ей по хрестоматии положено 8–12 часов на полное раскрытие. Через отверстие 5 сантиметров ребенка не родить. А с непрерывной болью можно сдохнуть в прямом смысле слова. В инквизиции и в гестапо это знали, пытали всегда со звонками и переменами.

И вот женщина молит бога, чтобы ее разрезали, взорвали, усыпили навсегда, только чтобы прекратилась пытка. В этом месте вопрос – где ты был, защитник хренов, любитель искрометного секса, когда я не хотела и боялась, а мне полуметровым железным крюком что–то рушили изнутри, почему тебя не было рядом, когда нянечка говорила «не ори, вас тут десять штук каждый день», почему ты не помог достать чертово судно у самой стены под кроватью, почему не закрывал простынкой с начесом, когда нас колотило от озноба, и не принес новую бутылку, когда эта упала и пролилась? Ну боишься ты увидеть рождение, фиг с тобой, но живот–то ты мой видел уже, спаси меня на несколько часов, побудь этот день, эту ночь со мной, не дай никому меня обидеть и выйди, когда меня заберут на кресло для последних 40 минут…

Хочу заметить: от нервов, неуверенности и передряг идет выброс адреналина, который адреналин – мощный антагонист всех гормонов, регулирующих родовую деятельность. И, например, появление своего человека в палате приводит к тому, что схватки становятся в три раза реже, и уже можно жить, можно дотянуть до полного раскрытия. Потом, от боли очень отвлекает все, что отвлекает. Массаж любой части тела, но особенно – в области поясницы и крестца. На курсах говорили во время схватки наблюдать за мелкими деталями – трещинки на стене, циферки на бутылке, но нигде нет столько деталей, как на лице человека. Если этот человек рядом. Да, о курсах. Там учили трем видам дыхания по счету, которые необходимо применять на разных этапах. От одного типа дыхания схватки замедляются или становятся менее болезненными, от другого потуги усиливаются. И попробуй не перепутать. Надо ли говорить, где оказываются все твои тренировки и железные навыки, когда глаза вылезают из орбит и забываешь, что дважды два пять.

Дорогой мужчина, задающий себе вопросы, за тобой мама ухаживала в детстве, когда ты болел? Если ты валялся с температурой 39,5 и горлом как пустыня Сахара, то ты понимаешь две большие разницы – лежишь ли ты в огромной комнате один, или рядом мама, которая обнимает, целует и меняет мокрые марлечки на лбу. Теперь наоборот. Ты мама, а я – твой временно несчастный ребенок.
Но тебе нравятся рыженькие, ты боишься крови, и во мне должна оставаться загадка. Поэтому ты не можешь быть рядом. Ну что ж, я тебя пойму.