Никто не знал как её звали. Из тех кто знал никого не осталось. Снаряд ударил прямо в центр парома. Хороший такой снаряд, гаубичный, калибром 152мм. Людей раскидало словно щепки. Как не зацепило плывущую радом надувную лодку, никто не знал.
- Гребите, сукины дети! Гребите! Ни то всем хана! – кричал Вэбер.
И сукины дети гребли, так как очень хотели жить. Снаряды как редкий дождь падали на переправу и берега. Огромные 40-60 киллограмовые чемоданы ударяли в земную твердь и воду, поднимали в воздух кубометры воды и грязи. А иногда вместе с этим мусором в воздух летели щепки. Щепки это многотонные куски плавсредств и исковерканные части техники. Но люди переправлялись. Ибо есть такое слово надо. Потому что нельзя сказать противнику «погоди друг, не нападай, дай нам женщин и детей переправить на тот берег»
Может, во времена джентльменов и честных драк, так и было. Но не сейчас. У красных чести не было.
Это знали все. Знал намотанная на гусеницы группа заслона у Рождественно.
Знали те, кто зубами и ногтями упирались по топким берегам речки Черновки.
Знали и инженеры что валили лес и сбивали его в плоты.
Все знали - с севера идёт смерть. Смерть страшная, смерть лютая.
После того, как люди в Клин, вслед за Троицком, Нарофоминском, Влодимиром и Покровом, объявили о своей независимости и вздёрнули на суку администрацию красных, Таранов осерчал в серьёз. Был сформирован карательный корпус из, так сказать, службы безопасности Таранова. Бывшие полицейские, военнослужащие из развалившихся частей и даже бывшие работники ФСИН. Даже была специальная зондеркоманда из бывших ЗК.
Задача корпуса – наказать неугодных. Сжечь Клин и все поселения, до которых смогут дотянуться. Действовать приказывалось с предельной жестокостью.
Это и спасло. Каратели, практически сразу выйдя за ворота Города Солнце стали баловать. А уж, перейдя границы владений, вовсе распоясались. Народ от этой радости побежал, и новость распространилась как пожар.
Может на это и был расчёт – посеять страх, дать русскому человеку кнут и загнать его в стойло. Вот только ошиблись аналитики Таранова.
Ох ошиблись.
Ох ошиблись Торанов с компанией. Видимо сработала типичная ошибка властьимущих той, старой жизни, когда все считали народ за тупой ничего не понимающий скот, за быдло, за тех, кем можно править.
Вот только не стоит держать людей за дураков. Смекнули люди, откуда пошла болезнь. Кто оказался готов к этому. И информация о вакцине просочилось, и о том что до болезни Таранов свозил в город массу народа, в том числе и богатеев. И породила эта информация в сердцах людей лютую злобу на Таранова.
Ох много, много накопилось в этих сердцах. И смерть близки, и плачь грудных детей в обезлюдевших квартирах, вой матерей и жен, скупые мужские слёзы по умершим. Кровь пролегла между людьми и Тарановым. А новые дворяне ещё и добавили перцу в виде внезапно свалившихся наглых сборщиков продуктов. А ещё отобранный скот, быстро тут же на земле изнасилованные жены и дочери. Ох много накопилось.
И не знал Таранов с товарищами что нет уже того аморфного народа.
Нет.
На Клин двигался закованная в броню и кевлар десятитысечный корпус красных, а вокруг десять раза по десять тысяч мужиков с сердцами, горящими чёрной злобой. Злобой что могла двинуть в драку. В отличии от тех старых аморфных, эти люди научились драться. В горниле апокалипсиса и драк за место под солнцем выжили только те, кто очень хорошо умели шевелить мозгами, быстро стрелять и минировать звериные тропы.
И были миллионы штурмовых винтовок на руках у людей, спрятанных на чердаках и в подвалах, и не сданных, несмотря на старания тарановских эмиссаров и Эсбэшников, прозванных в народе просто - СС.
И были пакгаузы с обмундированием и снаряжением. Были тысячи пулемётов и гранатомётов, бронемашин и танков, оставленных от прошлого мира.
И были тысячи бойцов интрбригад, пришедшие из опустевшей Европы и Азии дабы отомстить за своих умерших. Это в довесочек к сотням тысяч мужков.
Победоносный карательный поход вылился в недельные кровопролитные, партизанщину, взорванные мосты на трассе М10, сожженные самими полями поля и дома. Но сильны били тарановцы. Потому, смяв сопротивление, они двигались вперёд пока на пути у них не встала река. И вот тут споткнулся каток красных.
Сначала они попытались сходу взять мосты у Калязина и Углича – не получилось. В Угличе сапёры Шатовског подняли на воздух мост вместе с тремя танками авангарда. А в Калязине вышло ещё краше. По колонне идущих на максимальной скорости БМП с сидящими на броне карателями, врезала батарея восемь-восемь. Древние, оставшиеся ещё с той войны зенитные орудия калибром 88мм, прозванные солдатами консервный нож, вскрывали боевые машины как банку тушенки – быстро, красиво, с брызгами мяса.
Но за этими двумя громкими победами оказалась и серьёзная проблема – на северном берегу остались мы, то есть все силы 3й бригады 7го легиона. Причём, не одни оказались, а вместе с бегущие из Твери и Торжка людьми.
В начале, бригаде повезло. Танковый кулак красных, зная о том, что переправы на М10, а так же в Дубне и Кимрах взорваны, нанёс удар по дороге на Кашин. Бригада же оказались в стороне от удара, группируясь в районе Рождественно-Никольское.
Понаблюдав за пронёсшимся мимо нас бронированным паровозом вражеского наступления, Вэбэр выдал гениальную идею: надо сматываться.
Отлично, кэп, смылись. Оставили несколько отрядов заграждения вокруг и дарапанули на юг. Но как, блин, через реку переправится. Она, сцуко, глубокая и широкая.
Способ нашелся – переправа у Конакова хоть и была брошена, но находилась в рабочем состоянии. Сначала переправили тыловые части, потом пошли гражданские. И вроде забрезжил свет в конце туннеля. Ббригада таки сможем сбежать. Но тут на нашу малину прилетел вражеский БПЛА, озабоченной пропажей любимого нашего отряда. И стало весело.
Переправа простреливалась как от старого Мельниково, так и от Сергеево дальнобойной артиллерией. Нам везло, так как дальнобойных гаубиц или САУ было у красных мало, а стрелки из них были посредственные. Но седых волос они Пете добавили. Уж больно страшно смотреть на то с какой лёгкостью отправлялись в полёт целые кубометры земли.
А потом пришла ещё одна радостная новость, заставившая спокойного и меланхоличного Монти ругаться матом. Отряд Красных с использованием танков ПТ-76 и бронетранспортёров, переправился к западу от позиции бригады, в районе Мошкино и сейчас летит громить тылы бригады. И в течении получаса он будет у переправы. Так и выразился дежурный по посту в Мошкино, которого через несколько минут намотало на гусеницы вместе с замом.
Командир бригады по открытому каналу вызвал Выбэра и сказал, что бы любой ценой остановили танки.
- Вы тут отличились ночью. Два штурмовика сбили. Вот теперь хоть зубами их грызите. Хоть лопатками выскрывайте. Но танки не должны пройти.
Вот такая ситуёвина. И главное что ни на кого не свалишь. Нет больше свободных подразделений. 323-й разградительный батальон вообще не предназначался для героического превозмогания. Это был эдакий клон военной полиции, трофейной команды и сапёрного подразделения. Их то и в окопы посадили потому что повара и безлошадные танкисты кончились.
А теперь всё. Попали. Все активные штыки постепенно отходят сдерживая напор красных. Осталась только разношерстная компания. И сейчас всей честной компанией приходилось в тэмпе вальса махать вёслами. Под обстрелом.
В какой-то момент Кшатрии увидел что-то в воде. Это был ребёнок. Младенец. Видимо с только что разбитого парома. Ребёнок явно был жив и отчаянно грёб руками и ногами. Кшатрии тут же свесился из лодки и под оглашенный мат товарищей подхватил маленькое тельце из воды. Ребёнок от счастья огласил окрестности громким криком и обмочился.
- Кшатрии, поздравляю, это девочка – крикнул Енот
- Иннах – ответил друг и прижал ребёнка к груди. Он всегда мечтал стать отцом, но пандемия унесла всё. И тут нате здравствуйте. Девочка. Весом примерно 3-4 килограмма, с каштановой шерсткой на голове и пронзительно голубями глазами.
- Тише малыш. Тише. – Кшатрии сунул девочке палей. Девочка скосила глаза к носу, изучила палец и потянула его себе в рот. В такой идиллии они и причалили.
На берегу творился полный бардак. Люди бежали кто куда. Женщины на восток, все же кто имел оружие – на запад. Гаубичный дивизион разворачивал орудия в сторону дороги. Рядом окапывались какие-то ополченцы. Кшатрии запомнился дед, одетый весь в белое и пристраивающий в корнях придорожной ивы ПТРД, рядом протирал патроны парень лет 12.
Красных готовились встречать с музыкой.
- Занимай оборону!
- У кого сколько гранат!
- Товарищи, ни шагу назад!
- Иди на хуй!
И посередь этой кутерьмы стоял Петька прижимая к себе девочку.
«что же мне делать, куда бежать» - думал он в растерянности.
На голову обрушился тяжелый кулак Вэбэра.
- Кшатрии, мать твою! Живу убери отсюда эту найду и бегом окапываться.
- Найду! – Петя пожевал на губах имя и улыбнулся девочке – Ну что же, будешь Найдой.
Девочка расплылась в счастливой улыбки. Она не умела ещё говорить, но чувствовала, что это большое существо в зелёном готово защищать её.
А дальше был бой. Кшатрии только успел сунуть девочку в термобельё и сделать из запасного кителя подобие слинга, натянуть ей на голову свои тактические наушники, как на окраину городка ворвались танки с десантом.
Красные ударили жестко, с ходу, пытаясь смять недостроенную оборону, смешать наши части и разгромить. Не получилось. Клин танкового удара глубоко вонзился в тело бригады, но не рассёк её, не развалил. Наоборот остановился встреченный яростным огнём из всего что есть. Замер, заворочался, пытаясь продвинуться вперёд. Но тщетно. А потом красные стали умирать.
Ворвавшиеся на улицы Конаково танки и БТРы подбивали огнём из РПГ. С крыш в них кидали связки гранат, канистры с бензином и маслом. Из охотничьих винтовок и карабинов били по триплексам и открытым люкам десанта. Несколько смельчаков заклинили у одной из машин гусеницу рельсом, после чего облили бензином и сожгли.
Петя сам бегал от окна к окну, стрелял, кидал гранаты, громко матерился. Но несмотря на весь творившийся вокруг ад он крепко прижимал к груди маленький матерчатый свёрток. Только бы не выронить. Только бы не выронить. Тольк бы не сползли наушники!
Петька очнулся канаве. Рядом лежал дед, весь в белом. Руки старца сжимали не брошенную гранату. Кшатрий посмотрел несколько минут в остекленевшие глаза старца и потом закрыл их.
Вокруг было тихо. На дороге горели два танка и дюжина БТРов. Пахло сгоревшим порохом, резиной и человеческим мясом.
- Дид, а дид. Ты шо спиш?
По канаве прополз давешний малец, подтаскивая за собой огромное и тяжелое ПТРД.
- Дідусь, проснись – из глаз у парня стали катится крупные слёзы – просыпайся, пожалуйста
Петька обнял парня.
- Дай деду отдохнуть. Зовут как?
- Айдар
- Откуда?
- З Полтави
- А тут как?
- Мама з батьком коли мор був померли – парень шмыгнул носом - Я до діда і пішов.
- А дид где жил
- Тут в Конаково і жив
- И что от Полтавы до сюда дошел?
- а як же.
- а ко мне жить пойдёшь жить?
- а не обдурите?
- да ни в жисть.
- та не. Зачем мне. Просто надо кому-то за дочкой присмотреть.
На пункт сбора батальона пришла странная компания. Большой человек перепачканный в грязи с младенцем наруках, и парень лет 12.
Там же на площади располагался импровизированный госпиталь и штаб. И обе стороны видимо пытались победить в соревнавании, кто круче выругается.
- Да… Да… Так точно… - кричал в рацию Вэбэр – да отбили. Сожгли до десяти танков… А хрен их знает, свалим в кучу посчитаем… Да… Сейчас роты Мура и Ковальски добивают тех кто не смог переправится обратно… да всё хорошо… Что? Потери?
Вэбэр быстро окинул площадь взглядом.
- Товарищь командир. У меня 11 двухстых и двадцать пять двухсотых – тут Вэбэр увидил Кшатрии – и один боец стал отцом.
- Родил что ли?
- Скорее нашел.
- Ну, удачи ему, бойцу твоему – в трубке раздался смех.
Вэбэр засмеялся. Кшатрии тоже засмеялся. А потом стали смеяться все вокруг. Смех лился из всех домов, катился по улочкам, перескакивал через горящие танки и БТРы, стелился над россыпями гильз, над воронками, над трупами в серой форме с красными шевронами, на гладь реки.
За рекой зябко поёжился наблюдавший за береком командир карательной группы.
Через три года на допросе его спросят по дружески – когда вы поняли что ваше дело обречено.
Командир произнёс лишь одно слово – Конаково.
Кшатрии не знал этого и сейчас радостно смеялся, прижимая к себе детей. Своих детей. Которых он никому не отдаст, ни богу, ни чёрту, ни Таранову.
Солнце медленно закатывалось в лес.
В Московской зоне отчуждения заканчивался очередной день.