Привет, Ку.
У нас все в порядке.
Это не значит, что хорошо. Много грустного происходит. Неожиданного и болезненного. И во всем этом есть какая-то пугающая системность. Все – неспроста? Все отчего-то и зачем-то, правда? Ты ведь так мне всегда говорила? Нам сложно пока в это поверить, но мы стараемся.
Ты, наверное, уже отметила там для себя, что я пишу «мы» вместо «я».
Его зовут Ян. И с ним безумно прекрасно. Несмотря на то, что вражеские ветра – отовсюду. Помнишь, как у Лагутенко: «Я, обдуваемый всеми ветрами… И на ресницах моих лед». Вот так и у нас.
Точно не помню, писала ли тебе о Яне раньше: мы с тобой в последнее время нечасто в мейлах встречаемся. (( А между тем через неделю нам уже полгода будет. Я расскажу все сначала. Повторюсь – не обижайся, хорошо?
У Яна немного вьющиеся светлые волосы и почти прозрачные глаза. Летом пряди становятся до того белыми, что даже мерцают в темноте. Друзья с мая по сентябрь зовут Яна Помощником солнца. Я обращаюсь к нему так круглый год. ))
Мы с Яном знакомы давно – правда, только так, шапочно. В один знаковый день он приехал ко мне – с другого конца города! – и просидел до трех ночи. До утра шел сильный дождь, я до шести часов не могла уснуть. Металась от окна к окну. Влюбленно. ))
В следующий раз Ян и вовсе остался у нас на ночь. В пять утра нужно было Маринку на поезд сажать. Ян вызвался помочь – собрать вещи, чемодан докатить. Когда мы поняли, что все проспали, на улице было темно. Никогда не забуду, как мы тремя пулями мчались по все еще мокрым, бриллиантовым дорогам на вокзал. Успели в последнюю минуту. Ну, мне не привыкать – ты же знаешь. ))
После мы с Яном «не вместе» не были ни дня. Может, не очень хорошо, что мы вот так сразу срослись, никаких нервов и волнений. Ты, Ку, скорее всего, даже невольно поморщишься от такового стремительного развития событий. Я и сама сначала испугалась. Ведь всегда одна была, а тут – бим-салабим! – мы встречаемся в центре (я встаю на час раньше университета!), чтобы позавтракать вместе. Мы проводим вдвоем неизменные вечерние полчаса, чтобы испробовать новый чай. Ночи напролет мы спорим о вещах-невидимках и даже не замечаем, как на работу выходят первые дворники. Мы рисуем друг другу открытки просто для того, чтобы задать еще с десяток странных вопросов. Над нами то и дело гаснут фонари. Каждый день мы выбираем друг для друга новые картинки на десктопы. Мы совсем не мечтаем жить у моря. Мы учимся программировать сны. Пополам мы уже съели 27,5 кг пломбира со сгущенкой (да, мы считаем). Однажды мы даже посадили – нет, не дерево – лишь лимонную косточку, но ведь и у нее есть все шансы вырасти во что-то большое и очень красивое. Еще мы... Да много чего еще.
Все произошло незаметно, само собой. Потихоньку его вещи стали появляться в моем шкафу, в прихожей, в ванной. Новая кружка на кухне. Запах мальчикового парфюма по всему дому. Одна, но очень увесистая гантеля под моей кроватью.
Через два месяца я уже оставила Маринку в нашей по-студенчески холостяцкой квартире и перебралась к Яну – на тот самый другой конец города. А через неделю после переезда был мой день рождения. Перед этим Ян допоздна работал. Чтобы не надоедать ему скучным «Ты скоро?» и гневным «Вас вообще сегодня ждать?», я терпеливо молчала. А потом решилась на сообщение. «Твоя девочка просто умирает, как хочет апельсин. Уже готова разыграть апельсиновую трагедию». Апельсино-вая трагедия – это когда я вредная и капризная, и мне настолько хочется апельсин, что впору лезть на стену. В такие моменты мы идем в магазин – с апельсинами шутки плохи.
Про тот вечер надо рассказать тебе еще и то, что я всегда чувствую, когда Ян поднимается на лифте. Знаешь, лифт издает особый, только мне и нашей собаке понятный звук. Мы еще ни разу не ошиблись. Слышим скрежет – и я выхожу в прихожую открывать дверь, а наш пес Бум (бабушка называла его Буш) уже сидит возле порога.
Так вот, было уже 23:30, когда я услышала говор лифта. Я ждала звонка в дверь, но его все не было. Я никак не могла поверить, что ошиблась. В 23:50 я начала волноваться и позвонила Яну на мобильный. Он сразу же сбросил меня. Тогда-то я просекла, что он просто стоит под дверью и ждет, когда пробьет двенадцать. И правда: в ровно по нолям протрещал звонок. Я повернула ключ и увидела в проеме пакет с апельсинами. И орхидею.
А месяц назад – ты не поверишь (я сама до сих пор не верю) – мы квартиру собрались снимать. Вдвоем. Все по-настоящему. Как у взрослых. Дело в том, что Ян живет с бабушкой. И хоть это самая расчудесная бабушка в мире, хочется тет-а-тета. Ну, ты, Ку, жила ведь с мальчиком и подругой – понимаешь, о чем мы. ))
Квартирный вопрос – это о-го-го, я тебе скажу. Тут же нельзя, как в компьютере, нажать поиск, задать параметры и радостно получить результат. А жаль.
Квартиры съели нас. Мы звонили по каждому адекватному объявлению, вместо того чтобы звонить друг другу и рассказывать, каких занимательных прохожих встретили по дороге домой. Мы перестали рисовать открытки, потому что начали рисовать галочки напротив тех заметок, которые нас хоть сколько-нибудь интересовали. Вопреки всем романтическим стандартам мы читали на ночь не стихи, а объявления о сдаче и найме жилья – на кухне, под абажуром.
Сколько мы квартир пересмотрели! Самых разных. И «сталинки» в центре, у главного китайского бара. И на окраине, откуда с лоджии видно полгорода. И в таких переулках, где день и ночь скрипят качели. Последняя просмотренная, в которую мы платонически влюбились, была с двумя балконами, огромной кухней-столовой и живым вахтером на нижнем этаже. М-м-м... Но нам такое не потянуть. ((
Поначалу мне нравилась вся эта жилищная беготня. Я воображала каждого хозяина квартиры лирическим героем и придумывала ему историю. Яну нравились мои окололитературные потуги – он даже принимал в них активное участие, пытаясь сбить меня с выдуманного пути. Однако ж очень скоро Ян перестал реагировать на мои «наверное, у этого дядечки три дочери, две из них – курносые близняшки-школьницы» или «послушай, да он же когда-то работал воспитателем в детском саду, усатый нянь, смотри, у него в углу сложены открытки, подаренные карапузами на выпускной». Ян просто стал говорить, что устал и хочет посидеть в тишине.
И я тоже устала. Даже выдумывать.
Оно и понятно: в тот период мы ежедневно метались по городу. Жили где-то между просмотром квартир и кардиологическим отделением. Туда бабушка попала. Та самая, расчудесная.
Сначала – тяжелая, нервная неделя в реанимации, потом перевод в палату. Каждый день, иногда дважды, мы возили бабушке горячую домашнюю еду и журналы с японскими кроссвордами. Она их очень любила.
Вместе с бабушкой в палате лежали еще четыре пожилые женщины. Странно, но у всех были очень похожие глаза. Светлые, прозрачные, словно выцветшие от летнего солнца. На одну из них я и вовсе засматривалась: тонкая, с идеальной осанкой и красивой шеей. По-моему, ее звали Валя. Она расхаживала по палате в красной пижаме и наматывала на волосы красную повязку. Если бы не ее имя и свободная русская речь, я бы приняла ее за египтянку – столько благородства и стати. Вот бы и мне... Ну, ты поняла.
Так прошли две недели.
Однажды – во вторник утром – я собиралась на съемки. Ты же знаешь, Ку, что я подрабатываю – делаю сюжеты для молодежной телепрограммы? Так вот, я сушила феном волосы, когда зазвонил мобильный. Это была мама Яна. Бабушка умерла.
Вообще-то мама Яна собиралась приехать домой раньше него. Я эгоистично обрадовалась: так мне не придется самой сообщать грустную новость. Я отменила съемки и стала ждать.
Сидеть не получалось – руки дрожали, требовали каких-то действий. Я судорожно раздумывала, как стоит вести себя в такой ситуации. Первым делом я выключила телевизор. Потом механически поставила на плиту чайник, приготовила стулья и домашние тапочки. И встала у окна.
Знаешь, Ку, я еще нескоро забуду свой испуг. Я увидела, как Ян входит в подъезд, – и меня словно окатили ведром ледяной воды. Мама прийти не успела. Никогда и никому мне не приходилось сообщать такие новости.
Ян зашел домой такой счастливый оттого, что съемки отменились и я осталась дома.
Эта ночь была для меня очень страшной. Когда мама ушла спать, мы с Яном еще долго болтали на кухне, пытаясь отвлечься. Он приготовил вкусный суп, чтобы доказать себе, что жизнь идет своим чередом. Спать мы легли ближе к четырем.
Тогда мне в голову полезли всякие дурацкие мысли – самые буйные. Я не стану пересказывать их письмом, Ку, потому что хочу читать ответы в твоих глазах. Скажу лишь только, что, кажется, именно в ту ночь нежная привязанность к Яну переплавилась в крепкую любовь. Настоящую.
Понимаешь, все эти завтраки, открытки, мороженое... Это все не то. Воздушные, инфантильные выдохи. Ответственность, страх за жизнь Яна, цепкая внутренняя привязка – вот из чего складываются Чувства.
Ян обнял меня и уснул, а я еще долго лежала с открытыми глазами. Когда я подумала о том, что однажды Яна не станет, слезы потекли сами собой. Я прижалась к Яну посильней и поцеловала его руки. Он что-то пробормотал во сне и поцеловал мои волосы.
Когда зазвучали характерные скрежеты работающих лифтов, я поняла, что уже светает. Тысячи людей завтракали, смотрели утренние программы и уезжали на работу. Мне стало спокойнее. Лишь с этими первыми лифтами я, наконец, отключилась.
После смерти бабушки мы с Яном долго разбирали ее вещи. Говорят, раздать их на память нужно в течение сорока дней. Здорово, когда твои частички живут и после тебя.
Особенно много было обуви. Летней, весенней и зимней, уже ношеной и совершенно новой, всевозможных цветов и фасонов. Я выбрала себе бесконечно крутые серые сапоги с широким голенищем. Мы с Яном даже съездили в магазин за баночкой краски – освежили цвет. Теперь я ношу их с коротким черным пальто в пуговицах. Бабушка бы порадовалась – сказала бы, что смотрится отлично.
Я, кстати, и тебе, Ку, кое-что отложила – ты не против? )) Отдам, когда свидимся, наконец. Поскорей бы уже.
А еще я нашла удивительную книгу – «П.С. Люблю. Целую». По сюжету, юноша оставляет своей любимой письма, которые она получает каждый месяц после его смерти. Так он помогает ей снова научиться дышать полной грудью. Я впервые – представляешь, Ку? – впервые ревела над книгой. В голос, до красных глаз.
Жаль, что книга попалась на глаза только после того, как бабушки не стало. А я бы очень хотела сказать ей спасибо. За эту книгу. И за Яна.
Вот как-то так.
C улыбкой, Оля, любимая девочка Помощника солнца.
[250x300]