Настроение сейчас - сонное

Сколько времени прошло со вчерашнего вечера?
Лет десять, не меньше.
***
Я проснулся, как всегда, в девять часов, под мерный бой старинных напольных часов, по семейной легенде принадлежавших то ли Лермонтову, то ли Александру Второму. Я бы уже давно сдал эти чёртовы куранты в местный ломбард, если бы моя столетняя бабушка не хваталась за них с отчаянными криками каждый раз при моей очередной попытке вытащить антикварную рухлядь из дома.
Августовское солнце тускло освещало мою неубранную дешёвую квартирку сквозь тонкие тюлевые занавески. Моё жилище слишком похоже на сотни таких же маленьких квартир и совершенно не нуждается в подробном описании. Чем-то выдающимся и контрастирующим с привычным пейзажем были лишь несколько гитар, сваленных в углу комнаты, пара незаконченных картин, расстеленных прямо на полу, и вот эти самые часы.
Я нехотя поднялся с кровати и сонно поплёлся в ванную.
Попугай Катаррито ещё спал. Он вообще всегда спит. Пробуждается и подаёт хоть какие-то признаки жизни лишь при желании поесть, оправиться или повеселиться с попугаихой. Но Москва кубинскими попугаями – а уж тем более попугаихами – не богата,и поэтому несчастный Катаррито вынужден выплёскивать энергию, летая по всей квартире и снося крыльями все встречные преграды типа навесных полок, люстры или моей головы.
За окном дождь лил как из ведра. Я чертыхнулся, торопливо смахнул с подоконника уже промокшие тетради с рисунками и поплотнее закрыл форточку.
Вряд ли ты придёшь сегодня, подумал я и хмуро усмехнулся. Никто не захочет бегать под ливнем с температурой и фолликулярной ангиной. Хотя…чёрт знает, что взбредёт тебе в голову на этот раз.
Что ж, тогда я успею закончить картины, а к вечеру приду в себя и нагряну к тебе в гости с ночевой. И мне совершенно плевать, что скажет твоя старшая сестра…
Наскоро умывшись и позавтракав какой-то лабудой быстрого приготовления, я уселся на пол, подвинул к себе кисти с красками и маленькую коробочку с парой оставшихся марок. Кислоты и денег с каждым днём становилось всё меньше. Я должен был скорее дорисовать картины и получить пару жалких тысяч, чтобы хоть как-то улучшить наше существование.
Я выбрал марку, положил её на язык и отправился в путешествие. Краски и кисти странным образом переплетались с моими руками, пёстрые образы замелькали перед глазами с неестественно быстрой скоростью…
*
Что-то равномерно капало мне на лицо и стекало тонкими струйками по шее на бумагу.
Я нехотя открыл глаза.
Дождь и не думал прекращаться. Крупные капли с грохотом разбивались о крышу и ползали по потолку мокрыми трещинами.
Медный маятник старинных часов безразлично отсчитывал секунды, напоминая о безвозвратно потерянном времени каждые полчаса гулким протяжным боем.
Чёрт бы побрал эти часы, подумал я и окончательно пришёл в себя.
Интересно, что я нарисовал на этот раз? Я поднялся на ноги и взглянул на расстеленный на полу холст.
Это был Твой портрет. Синие глаза с невероятно длинными ресницами смотрели прямо на меня. Я улыбнулся и вспомнил, с каким мальчишечьим упорством недавно доказывал тебе, что такой пронзительно-синий цвет называется аквамарином….
Я снова нарисовал Тебя. И уже знал, как назову картину. Я перевернул холст и написал в углу мелким корявым почерком:
Aquamarine
Тебе понравится этот портрет, я в этом уверен.
*
Я разыскал телефонную трубку и набрал твой номер.
Из монохромного шума доносились лишь равномерные гудки. Странно. Может, ты всё-таки решила приехать?
Я обрадовался, начал спешно приводить комнату в порядок и глянул в зеркало. Мда, картина не из лучших. Руки, шея и лицо измазаны гуашью, зрачки до сих пор расплываются чёрными дырами, а патлатая голова явно мечтает о прикосновении расчёски.
Кое-как вернув себе в ванной первоначальный облик, я сгрёб всё барахло в один угол и, довольный, сел на подоконник и закурил.
Мы с тобой вместе уже года два. Или два с половиной? Хоть убей, не помню. Помню только день нашего знакомства – 17 июня. Я тогда стоял посреди проезжей части и рисовал, не обращая никакого внимания на разъярённые вопли водителей и отвечая им лишь вытянутым средним пальцем правой руки. Ты просто подошла ко мне и начала говорить о какой-то ерунде. И я, вместо того, чтобы отмахнуться привычной репликой типа «иди к чертям, не мешай работать», принялся хмуро болтать с тобой о красках, художниках и глупых прохожих.
Через пару недель ты переехала ко мне, но часто возвращалась в свою квартиру, чтобы старшая сестра, которая невзлюбила меня с первого взгляда, не слишком волновалась и не возмущалась нашему поспешному решению.
Я сидел и ждал. Прошло несколько часов, но тебя не было. Я раздавил о стекло последнюю сигарету, выкинул пустую пачку в окно и снова набрал твой номер. В ответ понеслись полчища бессмысленных гудков…
Чертыхаясь, я залез в старое пальто ,завязал шнурки на конверсах, разыскал зонт и вышел на улицу.
*
Я – несмотря на зонт - промок до нитки, замёрз и проклинал весь свет.
Дрожащей рукой позвонил в дверь. Мне открыла твоя сестра – пухлое создание лет двадцати восьми с хитрыми, вечно бегающими глазками, чуть заметными чёрными усиками над верхней губой и длинными вьющимися чёрными волосами. Она посмотрела на меня и тут же скорчила печальную гримасу.
- Ах, наконец-то! – проговорила она то ли сквозь смех, то ли сквозь слёзы. – Случилось…случилось горе…
-Что произошло? – ничего не понимая, пробормотал я.
Она снова закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях.
-Она…она погибла…
У меня помутнело в глазах. Я схватился за дверной косяк и постарался не упасть.
-Что….что произошло?
-Несчастный случай…Сбила машина. Она была в реанимации, оттуда только что позвонили и сказали, что…
Я не стал больше слушать. У меня не хватило бы сил.
Я развернулся и медленно вышел на улицу, оставив зонт около твоей двери. Сестра несколько раз окликала меня, просила вернуться…
Я бездумно плёлся по проезжей части. Встречные машины окатывали меня водой, прохожие удивлённо пялились и теплее кутались в куртки.
«Тебя больше нет. Тебя больше нет. Тебя больше нет. Тебя…»
Я непонятно как дошёл до своего дома. Открыл дверь, скинул кеды, бросил куда-то пальто и свалился на ковёр.
Тебя больше нет.Тебя больше…
Где-то в шкафу я давным-давно, ещё перед Рождеством, спрятал бутылку шампанского. Хотел сделать тебе сюрприз, но, как всегда, забыл.
Собрав последние силы, я поднялся, вытащил бутылку, нашёл в аптечке пару пачек снотворного и снова сел на пол. С картины на меня смотрели твои аквамариновые глаза. Тебя больше нет…
Схватил горсть таблеток, не колеблясь ни секунды, запихал их в рот и, давясь, запил шампанским.
Почти сразу заложило уши, приятно онемели ноги и начали слипаться глаза.
Ничего…подожди меня, я скоро…
Сквозь нарастающую тишину я услышал скрежет дверного замка.
Ключ от моей квартиры был только у нас двоих…
Значит, я уже мертв?
Я с трудом поднял голову и увидел тебя.
Ты была заплаканная и счастливая одновременно. Ты говорила что-то насчёт идиотских розыгрышей и больной фантазии твоей сестры, всхлипывала, улыбалась и извинялась за дурацкую шутку…
Как же ты чертовки мила, когда чем-то огорчена или расстроена…
-Ты такой сонный…ты что, под кислотой?
-Нет, я…
А какая разница? Ты жива. Ты плачешь, смеёшься…Ты жива…
А скорая помощь в нашей прекрасной стране прибывает спустя три часа после звонка…
-Я просто очень устал…
Ты помогла мне подняться и добрести до кровати. Через двадцать минут ты уже спала и тепло дышала мне в плечо.
Сколько времени прошло со вчерашнего вечера?
Лет десять, не меньше…
Я улыбнулся и закрыл тяжелеющие веки. Ты жива…
И ты не заметила ни бутылки, ни пачек из-под снотворного, ни портрета…
Это здорово.
Это чертовски здорово, подумал я и провалился в темноту цвета аквамарин.

*Синтаксис и пунктуация авторские. Мне так больше нравится :/