Иду по улице, только пробудившись от коматозного оцепенения своих восьми часов полубодрствования...
Восемь часов. И "спала" бы себе дальше, если бы не было повода проснуться. Однако стоило пошире раскрыть глаза и взглянуть в небо, как повод сразу же появился.
То, что я увидела на небе, было больше похоже на наивную синь дитячьих глаз, глаз ребенка, только что проснувшегося, глаз, которые до сих пор покрыты белесым туманом крепкого сна.
Через смутные, бесформенные обрывки белых облаков проглядывает по-весеннему голубое небо, такое яркое и беззаботное. Ни птицы, но их попискивание слышно где-то в переплетении голых веток рябины. Ярко-красные ягоды ее неплохо бы оживили картинку, да вот только красные гроздья склеваны с начала зимы. Жаль...
Освещенные солнцем, которое светит непонятно откуда: то ли с небес, то ли сбоку, то ли даже из-под земли, стоят березы. Их белая кора сияет: скоро закапают, покатятся ручейками их слезы...
Снежные девы-березы будут оплакивать уходящую зиму.
Где-нибудь в Рязани будут собирать, собирать капающие березовые капли и хвалить побежавший по стволам восходящий ток.
Снег лежит за черной масляной оградой кусками жженого сахара. Тает, тает... Сверкает пленочка воды на холодных мелких гранулах. Кое-где эти кристаллики покрыты черным налетом городской пыли, как девица покрывается румянцем от ласкового слова.

Я дышу через рот, чтобы не чувствовать омерзительный столичный запах: выхлоп, бензин, пыль, табак, гарь, машинное масло, горящая где-то резина, жженый пластик. От запаха мутнеет в глазах, кружится голова. Дома же пахнет ребенком, яблочным вареньем, выпечкой, пеленками - домашним и привычным.
Весна, весна в городе.