...Когда на московском небе четыре дня подряд висит, словно раскалённая докрасна сковорода, нещадное солнце, огненным своим оком высматривая непокрытые головы людей на улицах и уходя на покой лишь в недолгие ночные часы, то поневоле слёзно молишь хотя бы о недолгом грибном дождике, который бы освежил замершую в ожидании пожара Москву.
Когда же некие высшие силы наконец даруют измученному жарой асфальту, поникшим парковым насаждениям, усталым людям и собакам, серым домам, первые капли долгожданного ливня, то можно уже понять - вот оно, "щястье".
...И вот ливень захлёстывает город, укутывает его паутинами воды призрачно-серого цвета, как мать укутывает единственное и горячо любимое дитя, закрывает сплошной дождевой стеной дома друг от друга, заполняя улицы бешеными бурыми потоками, полными мусора и сорванными листьями.
И тогда кажая улица превращается в свою маленькую Венецию. Бедные, непонятливые люди прячут свои головы под зонтами, хотя при этом понимая, что ноги они уже не спасут. Переход с одной стороны улицы на другую превращается в переправу; ведь уровень воды кое-где достигает коленей...
На небе бушует гроза. Вспышка следует за вспышкой, громовые раскаты идут один за другим. Ликует та малая часть природы, что ещё сохранилась в городской части, ликует, ибо пыль приминается дождевыми каплями к земле, и воздух очищается на короткое время, давая возможность растениям дышать немного свободнее.
И вся стихия наполнена ликованием, и ветер резвится в вышине, как выпущенная из клетки птица.
А самих птиц давно уже не видать.
Прихожу домой, снимая до нитки мокрую одежду, бросаю её в ванной на пол и, не задумавшись переодеться, выхожу на балкон. прохожих всё равно нет, все сидят по квартирам, пьют горячий чай и смотрят на буйство ливня сквозь такое надёжное, в их представлении, оконное стекло. я же в это время могу спокойно высунуться с балкона под дождь, чтобы вода продолжала мочить мою вконец мокрую голову.