В той книге Саган, что я купила вообще три повести - "Здравствуй, грусть", "Смутная улыбка" и "Через месяц, через год". Но зацепила только вторая:

---------------------------
Потому что, по крайней мере, пока ты молод, в этом долгом обмане, называемом жизнью, ничто не кажется таким желанным, как опрометчивый шаг.
----------------------------
Мне было хорошо в моей шкуре. я просто создана для страстей.
----------------------------
Чем ты рискуешь? Привязаться ко мне, а потом страдать? Ну и что из того? Лучше быть счастливой или несчастной, чем вообще ничего, ведь так?
----------------------------
Всегда приятно видеть веселыми людей, которым мы причинили огорчение. Это меньше расстраивает.
----------------------------

Я думала "Ну вот, я рядом с Люком, я около него, мне стоит только протянуть руку, чтобы дотронуться до него. Я знаю его тело, его голос, как он спит. Он читает, я немного скучаю, это, в общем-то, даже приятно. Сейчас мы пойдем обедать, потом вместе ляжем спать, а через три дня расстанемся. И, наверное, уже никогда не будет, как сейчас. Но эта минута - вот она, с нами; я не знаю, любовь это или соглашение, но это не важно. Мы одни, и каждый одинок по-своему. Он не знает, что я думаю о нас; он читает. Но мы вместе, и со мной частица предназначенного мне тепла и частица безразличия. Через полгода, когда мы будем врозь, не об этой минуте я буду вспоминать, а о каких-то других, случайных. Однако именно эту минуту я люблю, наверное, больше всего - минуту, когда я принимаю жизнь, какой она мне и представляется сейчас - спокойной и душераздирающей".
-----------------------------
Щека у него была мягкая, горячая от моих слез. Я не увижу его целый месяц, он не любит меня. Отчаяние – какое странное чувство; и странно, что после этого выживают. Он отвез меня домой. Я больше не плакала. Я была убита.
-----------------------------
"Это я, Доминика. Я люблю Люка, а он меня не любит. Неразделенная любовь, неизбежная грусть. Нужно порвать". И я представляла себе этот окончательный разрыв в виде письма Люку, изящного, благородного, объясняющего ему, что все кончено. Но письмо интересовало меня лишь в той мере, в какой его изящество и благородство снова приводили меня к Люку.