И будет целебный хлеб,
Словно нипочём,
Словно многоточие,
И напроломное лето моё
Однофамильное,
Одноимённое...
Губы в трубочку,
Нить — в иголочку.
Не жисть — а сорочинская ярмарка!
Заскорузло любили,
Освинело горевали,
Подбрасывали вверх догорелую искорку,
Раскрашивали домики нетрезвыми красочками,
Назывались груздями, полезали в кузова,
Блуждали по мирам, словно вши по затылкам,
Триумфально кочевали по невымытым стаканам,
по натруженным умам,
По испуганным телам,
По отсыревшим потолкам,
Выпадали друг за другом как молочные зубы,
Испускали дух и крик,
Пузырылись топкой мелочью
В оттопыренных карманах деревянных пиджаков.
Кипучие могучие никем непобедимые,
Словно обожжённые богами горшки.
А за спинами таились
Лыжи в сенях,
Санки,
Салазки,
Сказки,
Арабески...
На седьмой день ему всё остопиздело:
Пускай всё расцветает кишками наружу!
На запад!
На север!
На юг!
На восток!
Пусть будет внезапно!
Пусть будет неслыханно!
Пусть прямо из глотки!
Пусть прямо из зеркала!
Безобразно рванёт из-под кожи
древесно-мясные волокна
Моя самовольная вздорная радость
ЧУДОВИЩНАЯ весна!...
Чтоб клевать пучеглазое зерно на закате,
Целовать неудержимые ладони на заре...
Топни ногою
и вылетят на хуй все стёкла и двери,
глаза,вилки,ложки
и складные карманные ножички.
Ещё одна свирепая история любви,
Грустная сказочка про свинью-копилку,
Развесёлый анекдотец про то как Свидригайлов
собирался в Америку
Везучий, как зеркало, отразившее пожар,
Новогодний, как полнолуние, потно зажатое в кулаке,
Долгожданный, словно звонкое змеиное колечко,
Единственный, словно вскользь брошенное словечко,
Замечательный, словно сто добровольных лет
Одиночества...