Великим дарам я не рад,
Но не считайте глупым
Того, кто считался мудрым".
Великий урон испытал я!
Но призраки ночные,
Немало подивившись,
Проплыли мимо.
Глупец я или мудрец -
Было им так безразлично!..
(И. Гете. «Плохое Утешенье» )

Глава I
-Леа, ты, что, не слушаешь меня?- в трубке раздались нотки раздражения. Кларисса, как всегда, была вне себя от вспышки гнева. К счастью, она умела отходить так же быстро, как и впадать в ярость. У меня пересохло горло от внезапно накатившего волнения, я была не в силах ответить.
-Леа, ты не повесила трубку?!- обеспокоено осведомилась моя кузина.
-Да. Прости, что не ответила сразу,- устало выдохнула я, поборов дрожь в голосе. О, должно быть, мне послышалось! Она не могла говорить о подобных вещах столь спокойным тоном!
-Извини, так о чем ты говорила?- переспросила я. В душу закралось неприятное, гнетущее предчувствие беды.
-Ну… отец наконец получил право на титул. Разве это не здорово?- несколько обиженная моей рассеянностью, повторила мне Клер. Я мысленно согласилась с нею – дядя Уолтер всегда стремился к этому. Но все же еще раз осведомилась:
-Об этом ты говорила минуту назад. Но потом ты сказала что-то еще…
-Видишь ли, это не так уж важно!- начала мяться Кларисса,- послушай, я уже и забыла, о чем…- и она фальшиво сотрясла динамик резким отрывистым смехом.
-Значит, он умер,- глухо простонала я, до сих пор не веря тому, что только что осмелилась сказать.
-Папа? О, нет! Он здоров и полон творческих планов! Кстати, передает тебе пламенный привет и ждет, что ты все-таки навестишь наше местечко на этих каникулах! Знаешь, мы все так скучаем по тебе! В доме стало ужасно тоскливо!..- Кларисса могла бы болтать целую вечность, но я остановила ее.
-Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду не дядю Уолтера, Клер!- ультимативно заявила я,- Я спрашивала не о нем. Так, скажи, это правда?
-Ты все же слышала, да?- подвела итог моя кузина с укором после недолгого молчания,- Я так и знала, что проговорюсь! О, мой чертов болтливый язык!- и в том же духе. Я уже больше не слышала ничего, все слова Клер слились для меня в монотонное утробное жужжание, как если бы она превратилась в гигантскую муху. Она рассыпалась в бесполезных извинениях, клялась, что вовсе не хотела упоминать о нем, как я ее и просила. Но что толку в ее слезливых заверениях? Мне следовало винить только себя саму за то, что взяла с Клер слово никогда не упоминать его имя в моем присутствии. Но почему я была такой категоричной? Разве не видела, что все давно было забыто?! Но я не верила. Мне продолжала мерещиться его тень в каждом шорохе, я видела его образ в случайных прохожих, бредила его именем во сне. И вот он умер. Нет, я не ослышалась! Но сознание упрямо не желало воспринимать этот факт, как будто эта история не могла окончиться так внезапно! Неужели я сожалела о том, что не сбылось?! Почему же тогда глаза вдруг защипало от проступивших слез, а все вокруг стало как в тумане? По какой-то непонятной причине я вбила себе в голову, что мы были связаны, и, если он умрет, то умру и я вслед за ним. Но я по-прежнему была жива! Быть может, Кларисса ошиблась, ведь солнце до сих пор не погасло, на подоконнике по-прежнему чахли фиалки, отчаянно требуя поливки, а сквозь открытое окно из сада доносились ароматы жасмина и гардений.
-…Леа, не молчи!!! Скажи же что-нибудь! Неужели ты до сих пор не выбросила его из головы?!- теперь Клер была потрясена. Господи, и действительно, что я себе думаю? Нашла что вспомнить: человека, которого встречала лишь раз в жизни! Марк Донован, известный композитор, должно быть, давно уже успел забыть о случайной встрече с одной из выпускниц музыкальной школы, которую ему представили год назад! Он, скорее всего, даже не думал об этом мимолетном эпизоде! Почему же я помнила до сих пор с пугающей отчетливостью каждое слово, произнесенное им в тот знаменательный вечер?! Он стоял в моей памяти в дверном проеме, на выходе из зала, и зорко наблюдал за грациозно кружащимися на балу выпускного вечера в вальсе парами. Я тоже не танцевала, и только с завистью смотрела, как Кларисса таяла в объятиях Грэга, самого популярного юноши нашего выпуска. Внезапно по моей спине пробежал холодок – меня не оставляло ощущение, будто кто-то пристально на меня смотрел. Я завертела головой, мое сердце бешено колотилось безо всякой видимой причины, сжатое тягостным предчувствием. В этот же миг ко мне подошла Маргарет Моро, учительница сольфеджо, и безапелляционно заявила:
-Идем со мной, Элеонора!- я подчинилась и быстро засеменила вслед за нею. Мы направлялись в сторону выхода.
-Куда мы идем?- спросила я, охваченная волнением.
-Помнишь, я говорила, что на вечере будет присутствовать мой друг, композитор Марк Донован?- нетерпеливо спросила она, не сбавляя шаг, и, не дожидаясь ответа, продолжила,- Он хотел бы с тобой познакомиться.
-Правда?- изумленно выпалила я, чувствуя, как поднимается во мне волна восхищения, смешанная с чем-то другим, таинственным и новым. Марк стоял, облокотившись об одну из мраморных колон, в атриуме, одетый в простую рубашку и джинсы, но даже в повседневных вещах он умудрялся возвышаться над толпой в своей необъяснимой мрачной красе. Его темные, горящие живым интересом глаза, измерили меня оценивающим взглядом, не ускользнувшим от меня. Я смущенно потупила взор, краснея.
-Марк, это – Элеонора Грин, одна из самых талантливых моих учениц,- с гордостью произнесла Маргарет Моро. Я слегка склонила голову, и локон выбился из прически, упав мне на лоб. Марк Донован усмехнулся.
-Элеонора, это – Марк Донован, композитор,- продолжила учительница.
-Очень приятно,- промямлила я, чувствуя, как ноги налились свинцом под изучающим, пытливым взглядом. Марк явно забавлялся ситуацией.
-Взаимно,- бросил он небрежно,- Я слышал Вашу игру однажды, на репетиции. Это было нечто потрясающее. Вы играли Брамса. Почему-то я думал, что это – чисто мужское произведение, но Вы меня разубедили. Это было просто божественно. Что Вы будете делать после окончания музыкальной школы?
-Постараюсь поступить в университет. Ведь в этом году я заканчиваю еще и школу!- решила я посвятить Марка в свои планы,- Хочу стать хорошим врачом-терапевтом.
-Терапевтом?- выпалил оторопело Марк,- Врачом? С Вашими задатками?
-А что такого? Врачи всегда нужны. Им хорошо платят. А я люблю работать с людьми…- мне почему-то стало неловко от тона Марка. Он как будто упрекал меня в предательстве.
-Под Вашими пальцами оживают безжизненные письмена. Зачем Вы пытаетесь отказаться от пути, предназначенного Вам судьбой? Рано или поздно Вы все равно вернетесь к этому, или же будете горько жалеть всю оставшуюся жизнь!- продолжал увещевать меня Марк.
-Я оставлю Вас ненадолго,- проронила учительница и скрылась в толпе. Но Донован как будто и не заметил ее уход, и продолжал говорить с запалом и уверенностью:
-У Вас невероятно красивые руки, мисс Грин. Они должны служить музыке. Разве Вы не испытываете страсть, когда касаетесь клавиш? Разве не рвется Ваша душа на части, когда Вы исторгаете из Стейнвея то, чему я стал свидетелем однажды? Только не лгите мне, отвечайте честно!- и он склонился ко мне, поправляя локон волос, упавший мне на глаза. Я задыхалась от волнения.
-Вы правы,- прошептала я, едва шевеля губами,- Но я хочу помогать людям. И мечтаю стать врачом.
-А разве музыка не может помочь человеку? Разве не действует она на него порой как лекарь, то поднимая на вершины счастья, то низвергая в бездну печали?- возразил Марк,- Я пишу для таких, как Вы, мисс Грин. Для тех, кто может донести до человеческого сознания настроение композитора. Вы – мой инструмент. А если все станут врачами, то что останется от музыки? Неужели это никому не нужно?
-Нужно,- кивнула я,- Но далеко не все люди способны чувствовать так глубоко, как Вы. Должно быть, Вы были на репетиции на прошлой неделе, когда я вернулась из университета, куда ездила подавать заявку. Это был последний раз, когда я сидела за роялем. Я прощалась с инструментом навсегда, а потому достигла пика воодушевления. Обычно я так не играю.
-Чтобы играть так каждый раз, нужно всего лишь быть влюбленной. Вы никогда не любили, мисс Грин?- поинтересовался Марк вкрадчиво, и, видя замешательство на моем лице, продолжил со смехом,- Ничего, это придет к Вам позже. Пока что Вы не в силах понять всю глубину музыки, но время поставит перед Вами свои условия. И тогда Вы вернетесь к музыке, мисс Грин!
-Это исключено,- довольно хмуро пробормотала я,- У меня не будет в будущем времени ни на музыку, ни на любовь!
-Не зарекайтесь, мисс Грин, а не то Амур примет Ваш вызов и сразит Ваше сердце!- добродушно рассмеялся Марк,- Я наблюдал за Вами почти весь вечер, пытаясь понять, почему Вы не веселитесь.
-Мне заранее грустно при мысли, что я никогда больше не вернусь сюда,- призналась я невольно,- Все эти юноши и девушки разбредутся завтра каждый своей дорогой, и многих из них я уже никогда не встречу. Печально, верно?
-Что же, Вы сами сделали выбор, не так ли?- напомнил мне Марк,- Но лучше Вам не оставаться здесь до конца вечера, а не то Вы совсем раскиснете. Вместо этого предлагаю Вам сейчас возможность попрощаться с роялем еще раз. Как Вы смотрите на это?- и Марк Донован обезоруживающе улыбнулся.
-Но школа ведь уже давно закрыта!- возразила я,- Похоже, это невозможно.
-У меня дома стоит Стейнвей, на котором я время от времени проигрываю свои сочинения. Хотите – я разрешу Вам поиграть? Но только я хочу быть Вашим слушателем, мисс Грин!- и Марк Донован взял мою руку в свою. Я вся дрожала, но умело скрыла этот факт. Вскоре мы уже неслись к его дому в частном секторе на шикарной спортивной «Ламборджини Галардо». В доме было темно и величественно, всюду царил полумрак, огромный зал практически пустовал за исключением драпировок на стенах, нескольких абстрактных скульптур и громадного рояля, занимавшего фактически все пространство. Такие рояли стояли в концертных залах. Я затаила дыхание, боясь даже подступиться к предмету, как если бы он был живым. Марк дал мне свои ноты и в молчании присел в глубокое кресло, готовый слушать меня. Я осторожно умостилась на стульчике, поправив вечернее платье, размяла неловким движением кисти рук и… меня поглотила музыка. Комната наполнилась божественно прекрасными звуками, заставившими трепетать меня саму. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного, как если бы мои пальцы жили своей собственной жизнью, считывая механически ноты из тетради, вкладывая в них всю силу, а душа парила где-то высоко, в звездном небе, окрыленная мечтами. Я совершено забыла о том, где и с кем находилась, а потому до смерти испугалась, когда мою игру прервал спокойный мужской голос, заявивший:
-Вы играете слишком мягко. Я не слышу страсти, мисс Грин!- его замечание опустило меня с небес на землю, как если бы на меня вылили ведро холодной воды.
-Простите. Я же говорила, что не создана быть великим музыкантом!- молвила я тихо, огорченная тем, что разочаровала Марка. Он медленно подошел ко мне и продолжил:
-У Вас безукоризненная техника исполнения, но я не вижу огня. Только не говорите мне, что Вы на него не способны! Я сам слышал, как Вы играли на прошлой неделе! Это было нечто. Я хотел бы, чтобы Вы так же воодушевленно сыграли мое произведение,- в его тоне послышался приказ,- Оно называется «Огненный танец».
-Я не смогу,- покачала я головой, вставая с табуреточки и откладывая ноты,- Не смогу. Во мне нет огня, Вы ошиблись!
-Я никогда не ошибаюсь,- грозно прошептал Марк, закрывая мне путь. Внезапно он грубо схватил меня за талию, прижимая к себе, и впился устами в мой рот, не отпуская ни на секунду. Я попыталась вырваться, но тщетно – он продолжал напористо ласкать мои губы, исследуя нежными пальцами мое тело, пока меня не начало лихорадить от безумного желания. Я податливо застонала, чувствуя, как силы покидают меня и ноги подкашиваются. Оторвавшись от меня, но по-прежнему прижимая к себе, Марк хрипло сказал:
-А теперь сыграй,- и сел на стульчик рядом со мной. У меня тряслись пальцы, голова шла кругом, ноты расплывались перед глазами, а щеки чуть ли не воспламенились от стыда, но я повиновалась. И те бурные эмоции, страстные переживания вылились в необыкновенную по силе музыку – сокрушающую и вершащую судьбы, вдохновляющую и наполняющую желанием. Когда я доиграла до конца, Марк тихо сказал:
-Вот так ты должна играть впредь, Элеонора,- он впервые назвал меня по имени, да еще и на «ты», и от этого внутри меня разом все перевернулось. Раньше я ненавидела свое нескладное имя, но в его устах оно звучало необыкновенно нежно и пылко. Или виной был его низкий, сексуальный голос?
-Мне пора идти домой. Мои родные, должно быть, места себе не находят от волнения!- поспешно выпалила я, до сих пор отказываясь верить в реальность происходившего.
-Да, тебе действительно пора,- кивнул Марк,- Я тебя отвезу,- мы больше не проронили ни слова за этот вечер. Я в молчании вышла из машины под задумчивым тяжелым взглядом Марка Донована. Он не попрощался со мной, но мне было все равно – на душе у меня бушевала буря эмоций, а губы до сих пор горели. А потом началась вереница событий, приведших меня к грани безумия. На следующий день мне прислали огромный букет красных роз с открыткой, на которой были написаны теплые слова от Марка с извинениями за поведение прошлым вечером. Разумеется, я захотела ему тут же ответить, но не знала ни его точного адреса, ни телефона, а потому стала ожидать удобного случая, чтобы встретиться, но он все не появлялся. Конечно же, я, может быть, и забыла бы об этом странном происшествии, но только на следующий день пришел еще один роскошный букет. На этот раз в нем не было открыток или хотя бы намека на визитную карточку. Смущенная таким странным проявлением внимания, я решила больше не принимать цветы, и попросту отсылать их обратно, делая вид, будто я здесь не живу. Это и было роковой ошибкой, послужившей началом конца. Я перевела невидящий взгляд с телефонной трубки, в которой раздавалось назойливое пение гудков, на почти что собранный чемодан. Отважусь ли я вернуться домой? Ведь Марк Донован умер, опасаться больше нечего! Как я боялась встретить его раньше, но сейчас вдруг поняла, что на самом деле на подсознательном уровне я стремилась к нему, просто сама себе в этом не могла признаться! Марк Донован действовал на меня как импульс, подталкивавший чувства, сокрытые глубоко в моем сердце, на поверхность. Я чувствовала опасность, исходившую от него, а потому старательно его избегала. Я так до сих пор и не знала, что же случилось со мной в прошлом году: то ли я сошла с ума, то ли Марку действительно нравилось играть со мною. Правда заключалась в том, что этот человек преследовал меня, куда бы я ни пошла в Бирмингеме, а, когда я покинула Великобританию, полностью исчез из моей судьбы. Клер говорила, что он приходил к нам домой и пытался выпытать, куда я перебралась, но, разумеется, никто ему ничего не сказал. Зато я уверилась в том, что была абсолютно нормальной, пусть и чересчур впечатлительной. Итак, я возвращалась домой, в Бирмингем, где меня ждали дядя Уолтер и тетя Софи с моей кузиной Клариссой, которая уже успела выйти замуж за Грэга – к сожалению, на их свадьбе мне так и не довелось присутствовать. Все страхи остались позади, Марк Донован был мертв. Почему же меня продолжало колотить при мысли о том, что мне вновь придется ступить на узкую извилистую дорожку в предместье города, встретить старых знакомых, и, быть может, даже увидеться с Маргарет Моро. Никто кроме меня самой и Клариссы не знал о причине моего поспешного отъезда и долгого отсутствия в городе. Знали только, что я где-то учусь – вот и все. Я обессилено рухнула на кровать, жалобно скрипнувшую пружинами матраса, и откинулась на подушки, пристально вглядываясь в окно, за которым уже сгустилась темнота, рассеиваемая слабым светом уличных фонарей и полной луной, время от времени скрывавшейся за вуалью тяжелых туч. Навязчивый аромат жасмина все еще преследовал меня. Жасмин! О, я слишком хорошо помнила, как любил этот ароматный цветок Марк! Его дом в Бирмингеме был обсажен кустами жасмина, от благоухания которых сладко кружилась голова. А еще так называлась его последняя соната, которую он написал как раз накануне моего отъезда. Больше я не слышала его произведений – быть может, Марк Донован писал еще что-то, но я об этом не имела никакого представления, ведь в кругах студентов медицинского университета музыкой в классическом смысле слова не интересовались. Я вот уже год как не играла на пианино, и только вчера внезапно решилась размяться – тем более, мне как раз представилась возможность. Странно, но мои навыки не пропали, и, даже наоборот, как-то непостижимо усилились. А теперь я приеду домой и непременно зайду в музыкальную школу, чтобы повидаться с друзьями и еще раз убедиться, что пианистки из меня не выйдет. Сон долго не шел ко мне: под окном то выли собаки, то сигналили машины. А по небу плыла луна, и я неотрывно глядела на небо, рассматривая звездные моря, про себя напевая сонату Марка Донована, думая, что его душа уже на небесах, стремится к россыпям созвездий. Марк был из тех, кто и при жизни витал где-то в облаках, обладая космическим талантом – должно быть, он и сейчас находился где-то высоко-высоко, растворяясь в призрачном лунном свете, прислушиваясь к музыке Вселенной. Он ушел! Я наконец дала себе волю и разразилась громкими рыданиями, терзавшими мне душу. Он ушел! Он ушел! Я никогда больше не увижу его, не почувствую на себе его упорный, пристальный взгляд, не вкушу сладость его поцелуя. И лишь внутри меня по-прежнему с величественным спокойствием раздавалась та самая соната, посвященная жасмину…

Глава II
…Торопливыми шагами я направлялась домой, выскочив из духоты автобуса, доставившего меня до городской окраины. Впереди виднелись заросли малинника в кленовой роще, расступившейся перед устремленной вдаль пыльной протоптанной дорожкой, которая вела к небольшим частным домам. Прохладный ветерок дал мне понять, что я все-таки нахожусь в Англии, а не в знойном раскаленном июльским солнцем Париже. Навстречу мне выбежали два озорных паренька, весело смеющихся и переговаривавшихся между собою. На их лицах сияли улыбки.
-Леа! Леа! Это ты?!- воскликнули они в один голос. И только теперь я узнала в них двух братьев из соседской семьи, за которыми я следила во время отсутствия их родителей, когда работала няней. Это были прекрасные, тихие мальчишки, которые всегда угощали меня лакомствами и отличались примерным поведением.
-Этьен! Эндрю! Вы ли это?!- не поверила я своим глазам. Они действительно очень сильно изменились, став как-то взрослее – в их лицах появилась какая-то особенная суровость, не свойственная детям, в их глазах затаилась грусть. Да, они бесспорно повзрослели за этот год.
-Леа! Леа! Ты вернулась!- тараторили они на одном дыхании,- Ты сыграешь нам? Ты больше не уедешь, правда?- в их тонких голосках звучала искренняя надежда, и я почувствовала себя самой настоящей предательницей. Этьен и Эндрю так сильно ко мне привязались в прошлый раз!
-Нет, мальчики, я приехала всего на две недели,- с упавшим сердцем ответила я,- Но, не переживайте, я вам сыграю, если хотите. И, кстати говоря, никто ведь не запрещает вам писать мне, не так ли? В мире, слава Богу, есть телефоны и Интернет! А ваши родители, должно быть, наняли вместо меня другую няню…
-Мисс Монморанси? Она такая… как ты говорила на Маргарет Моро, свою учительницу… грызма!- сердито замотал головой Этьен.
-Грымза!- исправил своего брата Эндрю,- Видишь, мы помним! А мисс Монморанси – старая кошелка. С нею скучно, и, вообще, она не умеет играть на пианино и петь!
-Не кошелка, а дева!- поправил брата Этьен.
-Какая дева?- фыркнула я.
-Старая! А какая же еще?- возмутился Этьен моей непонятливости,- Ты же сама говорила как-то по телефону своей кузине, что старая дева – это та, которая никому не нужная, одинокая грымза!
-Да уж, многому же вы у меня научились!- с неудовольствием отметила я, про себя думая, что же еще подслушали эти баловники из моих разговоров с Клер. Возможно, оно и к лучшему, что мисс Монморанси приучает их к дисциплине. Я сама помнила, как эта грымза… то есть, уважаемая леди, я хотела сказать, сидела со мною и не разрешала мне смотреть целыми днями телевизор. Да, она была порой жестокой и несправедливой, но именно она посоветовала дяде Уолтеру отдать нас с Клер в музыкальную школу, отметив в нас явную склонность к музыке и слух. Я была благодарна ей в конечном итоге, хотя до сих пор не понимаю, зачем нужно было прятать от меня сладости и заставлять так рано ложиться спать. Я ненавидела мисс Монморанси с тех самых пор, как она появилась в нашем доме, и, когда ее услуги были уже лишними, я попросту ликовала – и это притом, что я была девочкой! Мисс Монморанси была мужененавистницей, а потому я не завидовала судьбе Этьена и Эндрю. А ведь когда-то она была красавицей, эта строгая «настоятельница монастыря», как мы с Клер ее дразнили. Я мгновенно узнала это лицо без возраста – Эдна Монморанси неспешно шла ко мне, ее сухие тонкие губы растянулись в вежливой улыбке, бесцветные морщинистые щеки вспыхнули румянцем волнения.
-Эндрю с Этьеном все уши мне с утра прожужжали о Вас, Элеонора!- вместо приветствия обратилась она ко мне,- Клер имела неосторожность проболтаться мальчикам о Вашем приезде, и они теперь сами не свои. Что Вы с ними сделали, что они так Вас любят? Когда Вы уехали из Бирмингема, они закатывали мне каждый вечер истерику, заставляя играть им на пианино и петь разные песни…
-Ты бы слышала, как она противно играет!- выдохнул шепотом Этьен. Я с трудом удержала улыбку, представляя мисс Монморанси, играющую на пианино своими толстыми, неуклюжими пальцами, трясущимися от слабости. Нет, уж кто-кто, а она точно играла отвратительно!
-Да, я их немного избаловала, давая им самые настоящие концерты каждый вечер!- призналась я,- По мере того, как я совершенствовалась в музыкальной школе, у этих удальцов развивался музыкальный вкус. Боюсь, теперь им угодит далеко не каждый профессиональный пианист!
-Я слышала, Вам давал уроки сам мистер Донован?- кивнула задумчиво мисс Монморанси. Я вздрогнула от неожиданности: ведь я практически не слушала Эдну, как и всегда, но она вдруг упомянула имя Марка, и этого было достаточно. Откуда она могла знать о том единственном уроке, который дал мне однажды Марк?! И что еще знает эта «настоятельница монастыря»?
-Да, перед тем, как стать композитором и поступить в консерваторию, Донован был великолепным пианистом. Ему прочили судьбу музыканта в государственном оркестре, и он знал толк в исполнении. Но даже он говорил, что Вы превосходите его по силе темперамента, когда садитесь за игру в соответствующем настроении. Еще бы немного практики – и Вам бы не было равных,- и мисс Монморанси взяла меня за руку. Мы отправились все вчетвером домой, но Этьен с Эндрю убежали далеко вперед, состязаясь наперегонки. Мы с Эдной шли в молчании, хотя, казалось, все вокруг располагало к беседе. Погода стояла прекрасная: лесные птицы заливались трелями, ветерок освежал меня после долгого путешествия, перешептывалась листва. Я нарвала полную пригоршню малины и, попутно поедая ягоды, временами следила за мисс Монморанси. Она первой заговорила:
-Элеонора, Вы очень изменились с тех пор, как я в последний раз Вас видела!- ее голос прозвучал как-то неестественно, лживо.
-Но мы ведь виделись в последний раз, когда я поступила в музыкальную школу, не так ли? С тех пор мы не сталкивались,- осторожно заметила я,- Кстати, об уроках у мистера Донована – это Клер Вам рассказала?
-Нет,- резко ответила мисс Монморанси. Ее голос прозвучал пронзительнее обычного, она старалась сохранять самообладание, но спокойствие давалось ей с трудом. Я никогда прежде не видела ее так сильно рассерженной. Ее глаза метали громы и молнии, и я невольно поежилась, но все же не оставила попыток выяснить истину:
-Так откуда же Вам известно?
-А сами Вы как думаете?- процедила сквозь зубы грубо Эдна. Я похолодела, вырвав свою кисть из ладони мисс Монморанси. Мы остановились посреди дорожки друг напротив друга, глаза в глаза. Эдна была выше меня ростом, и я чувствовала себя еще более неуверенно.
-Что Вы так побледнели, Элеонора? Вам не нравится, как я Вас называю?- и Эдна издала короткий, издевательский смешок, заклокотавший в ее горле подобно кудахтанью индюка. Я остолбенела. Да, Эдна называла меня раньше не иначе как Леа или Леоной. Но сейчас, когда я вернулась, с первого момента встречи она произносила мое полное имя.
-Нет, не нравится,- с вызовом отчеканила я, старательно выговаривая каждое слово.
-Что же, ведь это – Ваше полное имя! И я имею полное право называть Вас таким образом,- заключила мисс Монморанси.
-Не уклоняйтесь от темы,- упрямо напомнила я,- Откуда Вам известно…- тут я осеклась. Жгучее чувство, что мы с Эдной не одни на дорожке, пронзило мой ум. По спине пробежал холодок, я быстро обернулась – нет, в роще было тихо и безлюдно. Мне просто показалось.
-Если хотите знать, Элеонора, то я презираю таких как Вы!- вдруг молвила Эдна,- Вместо того, чтобы спокойно жить дома, выйти замуж, обзавестись детьми и нянчить их, Вы избрали тернистый путь врача. Вы – эгоистичная тварь, Элеонора. Вас никогда не беспокоило, что подумают или почувствуют окружающие – как спокойно Вы развернулись и уехали во Францию, оставив всех, кому Вы были дороги, где-то в прошлом! Как горевали Ваши дядя с тетей, кузина, Этьен с Эндрю! Даже Ваша ручная кошка Дэйзи сбежала куда-то в лес! Вы – предательница, подкупившая всех нас своими добродушными сердечными манерами, заставившая полюбить, и затем безжалостно бросившая! Вы недостойны теплого приема в родном гнезде, потому что для Вас этот дом давно перестал быть родным! Хотите знать мое мнение, Элеонора? Что же, я скажу Вам, что я о Вас думаю! Марк Донован погиб из-за Вас!- последние слова она буквально выплюнула мне в лицо, а затем гордо зашагала в сторону домов, видневшихся в зеленой дымке листвы, утопавших в клумбах и садах. Я проводила мисс Монморанси взглядом, не замечая, как слезы беззвучно катились из глаз, затуманивая все вокруг. В ушах звенело: «Марк Донован погиб из-за Вас!». Я пошатнулась, и тут внезапно увидела смятый цветок жасмина, лежавший на пыльной тропинке. Эдна не заметила его и растоптала каблуком, но я склонилась над белым душистым соцветием и подняла его с земли. Сердце защемило от невыносимой боли, а где-то вдалеке раздалось спокойное насвистывание той самой сонаты, которую я так любила. Да, Марка все еще помнили! Он был жив в памяти людей, его музыка продолжала существовать на устах у его почитателей. И я помнила его – а это было главным. Должно быть, когда я почувствовала на себе посторонний взгляд, тот самый случайный прохожий, что сейчас насвистывал вдалеке, вышел на тропинку, и, увидев нас с мисс Монморанси, решил не вмешиваться. Вот и все объяснение! Но почему же этот предполагаемый наблюдатель показался мне таким знакомым?..

P.S.Это одна из моих старых работ. Состоит из 10-и глав, которые еще нужно перепечатать (собственно, чем я сейчас и занимаюсь).

[показать]

А это - http://happy-rest.ru/?id=37478

Ссылка на мою розочку. Ее можно украсить валентинками, оставляя мне пожелания ко Дню Всех Влюбленных. Также можно завести и себе такую розочку.... пустяк, но ведь приятно, верно?))  В общем, все, кто надумает меня поздравлять - милости прошу ^__^

Настроение сейчас - Хорошее