Настроение сейчас - весёлое

Михаил Веллер - хороший писатель.
Понятно: ему от мнения всякой мелкоты совершенно и справедливо фиолетово, однако факт силы не утрачивает.
Писатель он ХОРОШИЙ.
Хотя бы наличием своего узнаваемого СТИЛЯ. Мало их - со стилями - больше тех, кто берёт объёмами и "острой актуальностью", словами ворочая с элегантностью трубоукладчика.
Однако ж в его "Легендах Невского проспекта", некогда пленивших и решительно обаявших, встретился один досадный казус...ляп ли - касаемо, помнится, истории появления у Моше Даяна чёрной повязки на месте, соответственно, потери глаза.
Веллера версия гласила: на службе у англичан, под Дюнкерком - немцы постарались.
Недавно показанная по ТВ хронология обретения Израилем независимости возражает: в отряде еврейских повстанцев, в ночном бою - пособили англичане: влепили пулю в даяновский бинокль, когда Моше позиции английских оккупантов рассматривал. Крохотная такая нестыковочка, смешная, а вот поди ж ты.
Досадно.
И хотя исторические байки на правдоподобие претендовать не пытались никогда - осадочек остался.
Не в упрёк сказано будет.
Более того: недавний сон предложил мне по форме готовую байку аккурат в манере Веллера - с прологом, эпилогом и содержанием правдоподобным, но маловероятным.
Главное - СМЕШНО.
Вот только не по адресу письмецо. Можно сказать, лишнее доказательство Бога (с Его канцелярией) образовалось: чтобы эдак оконфузиться с рассылкой ночных историй, нужно быть натурой ОДУШЕВЛЁННОЙ - инстинктами такое не объяснишь!
... Перехожу к истории.
В некоем провинциальном советском городишке аккурат после войны наметилось небольшое культурное событие, а именно - ревизия в местном музее всяческих искусств.
Внезапная, разумеется.
И, разумеется, местное музейное начальство знало о внезапной это ревизии за неделю до сего события, потому как важнейшим из искусств в эпоху общесоюзной чистки рядов от "врагов народа" было умение упредить СЮРПРИЗЫ.
Любые.
Ибо ХОЗЯИН - тут Веллер прав - таковых опасался и не любил.
Война, эвакуация, "чёрные кошки" мастей и пород всяких - при внезапности и без подготовки всплыть могло разное, а утонуть - все.
В порядке, скажем, местечкового заговора "с целью".
Посему товарищи в столице сочли за благо намекнуть коллегам на месте, чтобы неожиданностей не было. И требовалось для того вовсе ерунда: чтобы наличие предметов культурного назначения в музее города Н. соответствовало инвентарному списку.
ВСЁ.
Сугубо бухгалтерская работа, "приход-расход", номер-экспонат.
И тут выяснилось страшное: в списке значилась картина "Восставший народ Китая идёт в атаку"...ну, или вроде того.
Исключительной политической ценности полотно, потому отсутствие оного вполне укладывалось в рамки идеологической диверсии.
Руководство музейное колором лиц уподобилось гипсовым девушкам-комсомолкам в зале пролетарской скульптуры, втихаря проклиная узкоглазую нечисть, за которую теперь можно вполне обойтись без узелка с вещами, ибо покойникам зубная щётка ни к чему. На счастье, был под руками тёртый и стреляный воробушек - из старой чиновничьей гвардии, прошедший и царскую школу, и сталинские чистки - кадр незаменимый в силу мудрости старого бюрократа.
Надоумил он, а точнее - вправил мозги молодым, да глупым, напомнив, что ревизии эти обыкновенно проводят люди, от искусства далёкие, как руки - от Венеры Милосской. И для них главное, чтобы водка была холодной, а закуска - горячей.
И чтоб поменьше цифири всякой.
Если кратко, то предлагалось взамен утраченного эпического полотна неизвестного малевателя намазюкать нечто, по сюжету (смутно представляемому директором музея, весьма смутно - злополучная мазня никогда не выставлялась и честно пылилась в запаснике) аналогичное хотя бы отдалённо.
Чтоб СОШЛОСЬ.
Сказано - выполнено: из местного клуба мобилизовали тамошнего оформителя киноафиш, выпивоху и дебошира Егорыча, поставили перед фактом, поначалу и по привычке Егорычем воспринятым в штыки (а точнее - в пузырь).
Всё ж таки КАРТИНА, а у него - план, кино, да и трубы горят, сказать по...
Директор был краток и поставил задачу ясно и доступно, намекнув, что климат на Колыме замечательно устраняет похмельный синдром и компенсирует недостаток энтузиазма. Мигом протрезвевший Егорыч взял под козырёк...и попросил - в помощь и в целях творческого озарения - предоставить ему в качестве натурщика сторожа местной овощебазы из умеренно обрусевших казахов.
Для создания, значит, множественно-собирательного образа революционного китайского народа. Проблема множественности единственного решилась сама собой: подопытный друг степей, к профессии натурщика способностей не имевший, сидеть неподвижно не умел, не хотел, крутился на стуле, дремал и периодически со стула падал, давая Егорычу (или Ефимычу?) ракурсы и позы самые разнообразные, что в батальной живописи как раз и потребны, а что в "революционной массе" китайского народа внимательный глаз нашёл бы явные признаки кумовства и семейственности (в силу некоей схожести революционно настроенных физиономий), так то дирекцию волновало мало.
Куда сильнее волновался Егорыч (или всё-таки Ерофеич?): вдруг возникло затруднение, где не ожидали.
ЗНАМЯ!
Оно, конечно, да: красное - всем понятное. Но аккурат в ту самую пору в том самом Китае революционные массы активно разбирались промеж собой на предмет подлинной революционности, Гоминьдан лупил Мао, последний давал сдачи с процентами, отчего в сомнениях пребывали даже товарищи в Москве, а что до крайнего Егорыча (а, может, и Кузьмича) - тут и вовсе намечалась труба и абзац полный.
Кабы не хитрован из "бывших": ты, говорит Егорычу (или Иванычу), малюй не по газете, а по вдохновению, что поярче да позаковыристее, проверяющие всё одно (оглянувшись и шёпотом) - дураки столичные, небольшого ума, вникать не будут, а неведение своё скроют, чтоб не позориться.
Ну, Егорыч (или как его там на самом-то деле), уже неделю как трезвый, по этой причине злой и весьма вдохновлённый, и намазюкал, красок не жалея, не флаг получился - открытка новогодняя!
А там пойми, кто да что...
В общем, к приезду комиссии шедевр, благоухая свежей краской, был готов.
И спрятан от греха в дальний угол запасника.
Но вот тут судьба, от провинциальной тоски одуревшая, выкинула фортель один на миллион: втемяшилось проверяющим ЛИЧНО обозреть музейные кладовые, что могло иметь, к слову, мотивацию шкурную: после войны - с её неразберихой и чехардой эвакуаций-репараций - в провинциальных музеях можно было отыскать неучтённые сокровища из столичных и даже европейских музеев, шальными ветрами занесённых туда, где их подлинную ценность просто могли не знать.
Столичные гости, про то ведая, надеялись на бриллиант, а в дальнем углу наткнулись...
Не бриллиант, верно.
Но так уж совпало, что в Москву намеревался совершить официальный визит великий южный сосед - как раз в тот самый год. И главный проверяющий - чтоб хоть как-то компенсировать напрасные надежды - вознамерился эдак к месту подарить официальным китайским лицам сей скромный презент от творческой, понимаешь, прослойки великого северного соседа.
С далеко идущими карьерными планами.
... Идея понравилась всем. Исключение составила дирекция музея, возражала она, впрочем, хотя и долго, но вяло.
Почти неслышно.
Что до собственно автора картины, то его мнение, разумеется, никого не интересовало, что, впрочем, не спасло его от последствий...
Существует много версий превращения горячей и вечной братской дружбы Китая с СССР в лютую ненависть, однако же в списке этом не хватает на диво краткого визита делегации китайский товарищей, коим прямо на аэродроме вручили ту самую картину, после чего китайские товарищи, всмотревшись в полотно, восточной невозмутимости и непроницаемости лиц малость изменив, развернулись и унеслись обратно, оставив картину и глубокое недоумение, что вскорости развеяли скучные, но весьма КОМПЕТЕНТНЫЕ ребята.
Какие музы вдохновляли Егорыча, в каких мирах черпал он образы, творя боевое знамя китайских бойцов, только в итоге сумел он, дитя великих русских просторов, с поразительной точностью воссоздать стяг восставшего Тибета!!!
И вышло, прямо сказать, неловко: прилетели, стало быть, товарищи, коим этот Тибет сидел там, на чём сидеть положено, и даже глубже, а им прямо у трапа - на блюдечке подарочек.
С положенной дипломатической любезностью, отчего просто пакость обрела аромат и глубину глобального свинства.
Что дальше было в городе Н.?
Да ничего.
Говорили - втихаря по углам - что Егорыч пить бросил и с живописью завязал тоже - категорически, устроившись к своему так ничего и не уразумевшему натурщику в сменщики, что директор музея поначалу исчез куда-то, после появившись на прежней должности, отчего потенциальные подсиживатели решительно запутались и сочли за благо держаться от места этого подальше, тем более, что сам директор о своём загадочном исчезновении разговаривать отказывался наотрез, стекленея взором и бледнея щеками. Уже совсем неправдоподобная версия предполагала, что дело, очевидное и понятное, попало волею всё той же вошедшей в раж судьбы в руки следователя, не утратившего чувства юмора. Потому, отсмеявшись, следак сообразил заодно уж, что для карьеры дело бесперспективно и даже вредно, ибо глупостей в нём больше заговоров и диверсий, а участники истории никак не потянут на роль шпионов-диверсантов.
И всем буде лучше, если история эта просто будет ЗАБЫТА.
Всеми и навсегда.
О чём действующие лица были поставлены в известность и полностью с этим согласились, бесконечно обрадованные такой возможностью. Следы же самой злополучной картины затерялись: то ли следователь забрал её себе на память, то ли сгинула она в бездонных архивах Лубянки...
Кто знает?..
Вот, собственно, вся история, увиденная во сне. Всего и нужно: стилем отполировать, да деталями наполнить...
Дарю!
Всё одно - НЕ ПО АДРЕСУ...