…..Рассмотрим подробнее акт десантирования в мир. Решение - судьбоносное для подлинности и аутентичности Dasein принимается, когда штирлиц (матахари) практически сформированы, и проявляются уже вторичные шпионологические признаки. Подросток обнаруживает вдруг чужеродность окружающей его вселенной как пространства лицемерия и лжи. Принять всерьез законы изолгавшихся обитателей этого худшего из лучших миров значило бы утратить себя. Dasein осознает (точнее, пред-чувствует и пред-понимает, как говорит Хайдеггер) смертельную опасность прямого отождествления с царством болтовни и двусмысленности. Идентификация с das Man, с "одним из них" со всей очевидностью ведет к измене чему-то самому важному - замыслу Бога обо мне... Но, как уже было сказано, засветиться не менее опасно.
И вот, в этой сверхкритической ситуации принимается единственно возможное решение als ob: имитировать законы заставаемой раскладки бытия, не принимая их всерьез, сохраняя дистанцию свободы. Стать разведчиком и диверсантом в этом пустотелом универсуме, оставаясь "себе на уме", т.е. обретая непроницаемость в себе и для себя, как и положено самосознанию. Так осуществляется заброска в мир, первая инициация к подлинности бытия, фиксируемая затем аналитикой Dasein.
Теперь можно бестрепетно слушать напутственные речи школьных директоров и прочих учителей жизни, зарабатывающих хлеб свой произнесением наставительных слов. Теперь, когда есть фига в кармане. Девиз юного шпиона - конспирация и еще раз конспирация; пока главное - внедриться, сделать вид, сойти за своего... Трудно не разделить радости начинающего разведчика - его тонкую, филигранную игру принимают всерьез, даже не подозревая о двойном дне…

…. И вот - уже знакомая нам картина: Dasein, стремясь сохранить свою подлинность, скрыться от разоблачения и даже, если удастся, от подозрения, кропотливо выстраивает свое самоотчуждение в их мире, тратит дни, месяцы, годы, чтобы освоиться на малопригодной для жизни планете, где все неподлинно, упиваясь невидимостью своей сокрытой сущности, сладчайшим нектаром шпионствования. Между тем, жизнь по придуманной легенде продолжается со всеми вытекающими отсюда последствиями, мало-помалу легенда обрастает плотью, бытие погружается в забвение. Экзистенциал заботы (Sorge) растворяет обреченность заброшенности, и остается лишь удивляться проницательности Хайдеггера, назвавшего "заботой" эту часть траектории Dasein в честь Рихарда Зорге, замечательного разведчика.
Всмотримся еще раз в происходящее. Dasein, переводимое иногда на русский как "здесьбытие", под воздействием времени начинает испытывать величайшие трудности в различении "da" и "dort", т.е. "здесь" и "там". Подлинное (da) укрывается от контрразведки и выстраивается "false self system", по выражению Ричарда Лэйнга, Я наигрывается в некотором другом месте - "там" (dort), и в эту наигранность, в эту ложную самопрезентацию постепенно переносится центр тяжести Я. Мое "da" незаметно мигрирует, и я внезапно оказываюсь "там" - ничего не поделаешь, "ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" (Матф. 6,21). Обретение Dasein в Dortsein, будучи предельным выражением парадокса шпиона, есть коллизия гораздо более глубокая и запутанная, чем разборки господина и раба. Мир переполнен агентами, с которыми никто так и не вышел на связь - но именно это обстоятельство прочнее всего связывает их друг с другом. Или, иначе, прочнее всего люди связаны друг с другом как враг с врагом.
Можно было бы подумать, что проникнувшись заботами инопланетян, лазутчик все же становится одним из них и со спокойной душой перестает осуществлять миссию, реализовывать призванность и т.д., одним словом, прекращает агентурную деятельность. Это верно лишь отчасти - матахари постепенно атрофируется, если не переходит к двойной игре, штирлиц усыхает, переставая получать шифровки из Центра. Но, во всяком случае, о достигнутом душевном спокойствии говорить не приходится. Хайдеггер справедливо предостерегает: "Это успокоение в ненастоящем бытии не соблазняет, однако, к бездеятельности и застойности, а вовлекает в разнузданность "хода событий" (Weltlauf). Обреченность миру, таким образом, не обретает покоя. Искусительное успокоение усиливает обреченность пропадания".