[700x700]
...Хата усопшей в эту минуту ещё горела.
"... Жалко, что её дети в интернате, а то б - сразу, одной метлой",- бормотала претендовавшая на две сотки образяевского огорода соседская старушка, умильно сидя перед окном с большим "Кубанским" пряником в руке и постепенно приходя к выводу, что следует позвонить в пожарную команду хотя бы через полчаса. Или, на худой конец, через час.
И случилось в описанный момент оказаться подле самого эпицентра событий гвардейскому прапорщику Парахину, сияющему всеми своими внешними факторами от предвкушения близкой встречи с любимой женщиной.
Одет был прапорщик в новую лётную фуражку. На парахинской груди обозначались множественные отличия в боевой и политической подготовке, приобретённые у полкового писаря в обмен на спирт, а лицо его скрывала мужская растительность, образовавшаяся за две недели сидения на гарнизонной гауптвахте.
Прибыл Парахин сугубо круговым путём через проходные дворы. Поскольку Хафиза Абдулгафаровна до самой своей кончины имела заключённого в исправительное учреждение мужа, который через несколько лет собирался воротиться домой и при неблагоприятных слухах со стороны соседей грозил произвести супруге повреждение организма. Повреждений Хафиза Абдулгафаровна по старой привычке не боялась и, работая в посудохозяйственной торговле, устала общаться на короткую руку с грузчиками, отчего дополнительно содержала нескольких стабильных мужчин для души. Среди коих гвардейский прапорщик Парахин занимал первоначальное местоположение, но не имел полномочий аннулировать весь остальной список амурных претендентов, вследствие чего был обязан соблюдать конспирацию.
Образяева носила домой казённый денатурат. Каковой с военной своей регулярностью употреблял прапорщик Парахин. Потому что собственного технического спирта со склада горюче-смазочных материалов ему не хватало. Общий интерес сближал двух на первый взгляд разнополых людей. Чего не могли представить ни хмурый милицейский наряд, ни пожарники, по сигналу прохожих случайно прибывшие на место происшествия именно в тот момент, когда гвардейский прапорщик в обгорелом кителе, с закопченным лицом и слезящимися глазными яблоками, судорожно разбрасывал пепелище и горестно выкрикивал:
- Ни одного пузырька! Боже ж мой, ни единого пузырёчка! Во стерва: дом подпалила - и концы в воду!
- Что ты пожар во все стороны рассыпаешь? - меланхолично удивился пожилой пожарник, грустный оттого, что никакого добра для него здесь не сохранилось.- А ещё военный... Гляди-тко, искры на суседей летят. Тебя бы штрафануть за такое.
- А? - оборотился к нему Парахин с сумасшедше разинутым лицом и вываливающимися зубами из помутневшего металла.- Может, пущай оно и горит всё белым пламенем, раз на свете правды больше нету! Может, падла, денатурат мой теперь какой-нибудь жлоб выжирает, так что - думаешь, жалеть его стану? Нет, братан, подвинься!
И он сунул в нос чуть не выпрыгнувшему из себя пожарнику безумный обугленный кукиш.
Неизвестно, чем всё могло завершиться. Перебравшие портвейна пожарники никак не могли попасть в калитку, всё время промахивались, врезаясь в забор, и сваливались в беспорядочные штабеля; в конце концов они вызвали другую пожарную бригаду, которая уже и дотушила остававшиеся скудные головешки.
Тут подоспел патрульно-постовой наряд: милиционеры обнаружили на пепелище неоприходованный женский труп; не сговариваясь, они бросились на подозревающего себя обманутым Парахина и, пока тот тщился отряхнуться от ужаса и недоумения, квалифицированно надели ему на ноги и на руки три пары табельных наручников. Не снимая которых прапорщик и подорвался бежать.
Парахин остро ощущал несвободу, отчего двигал, наподобие сбесившегося животного, одновременно всеми конечностями. Ещё слава богу, что не догоревшие при пожаре галифе обильно дымились позади, производя завесу; из-за неё милицейский автомобиль путался в узких переулках, уничтожая заборы и повреждая любопытных добровольцев, а затем окончательно остановился вследствие привычной нехватки бензина.
Гвардейский прапорщик продолжал слабо организованное одиночное движение в черте города - благо, что все остальные виды транспорта уступали дорогу, остерегаясь повреждений... Часовой же караульной службы Вадим Храпов, охранявший технико-эксплуатационную часть родного парахинского авиаполка, оказался менее вразумительным и попытался спросонья выяснить причину внезапного обнаружения на своём посту не соответствующей уставу личности. В связи с чем, лишённый четырёх зубов, две недели затем провёл в полковой медсанчасти.
А Парахин, избавясь к утру от милицейского железа на теле, долго ещё не умел возвратиться в себя и мог бы, вероятно, совсем лишиться рассудительных возможностей, если бы не предусмотренный на случай войны и стихийных бедствий неприкосновенный запас горюче-смазочных материалов. Которых хватило как раз на трое суток, после чего гвардейский прапорщик всё равно снова попал на гауптвахту, уже абсолютно ничего не помня плохого о своём прошлом до самого детства.
Таким образом, фактические события внешней жизни миновали его, как морская жидкость в отлив минует возвышающийся над ней утёс.
Лишь Вадим Храпов (который регулярно читал газету "Отличник ВВС", отчего был в курсе всей уголовной жизни) - когда случалось ему издалека завидеть гвардейского прапорщика - старался на время где-нибудь схорониться, приговаривая дырявой челюстью:
- Ничо, ничо, настигнет и тебя демократия... Нехрофилец поганый.