От "Музыкальной истории" до тюремной
Промелькнуло сообщение, что начались съемки сериала, в основу которого положена судьба замечательной актрисы Зои Федоровой. Пусть она там будет не Федорова, а допустим, Федотова, чтобы не стали возникать со своими претензиями наследники, не в этом дело. Так или иначе это о ней, о ее любви, ее трагедии, ее жизни. Нынешнему молодому поколению это имя мало что говорит. Кстати, как и имя другой звезды советского кино, жены и музы Константина Симонова Валентины Серовой. Мне же довелось встречаться и с той, и с другой, бывать у них дома, слушать весьма откровенные воспоминания о прошлом. О Валентине Серовой я тогда писала очерк для сборника "Актеры советского кино" и от нее же впервые услышала: "Бедная Зойка! Как же эта сволочь, Берия, жизнь ей изломал. Домогался, покоя не давал, а она безумно была влюблена в своего американца, от которого дочь родила. Вот Берия и упек ее за "связь с иностранной разведкой". Зою Федорову я несколько раз сопровождала в поездках от "Бюро пропаганды советского киноискусства". Было в те времена такое "бюро", которое организовывало встречи зрителей с актерами. Популярность этих встреч сейчас даже трудно себе представить. На "живого" актера публика валила валом, в переполненных залах все проходы были забиты "стоячими" зрителями, готовыми терпеть неудобства, лишь бы увидеть своего кумира. Тем более такого, как Зоя Федорова, которая была тогда широко известна по множеству замечательных фильмов: "Встречный", "Гармонь", "Подруги", " Великий гражданин", "Свадьба" , "Медовый месяц", "Девушка без адреса", "Взрослые дети", "Операция Ы", "Стряпуха"... Ну и конечно зрители обожали ее Клавочку из "Музыкальной истории", где партнерами Зои Федоровой были ни много ни мало Сергей Лемешев и Эраст Гарин. О браках, разводах, романах, детях, бытовых проблемах и вообще о частной жизни актеров в прессе тогда не писали категорически. Хотя в народе разные пересуды и домыслы, разумеется, место имели. Вопросы типа "правда ли, что такая-то жена такого-то" на подобных встречах были неизбежны, как салат оливье на новогоднем столе. Ответа ждали с горящими глазами и предвкушением завтрашнего триумфа, когда с добавлением перчика и прочих пряностей информация будет запущена в трудовой коллектив, жаждущий сенсаций. Ведущему надо было исхитриться: с одной стороны, вроде бы и ответить полагалось на вопросы зрителей, но ответить так, чтобы "творческая встреча" не превратилась в кухонные посиделки или постирушку исподнего. Нужно было задать определенный вектор, настроить публику на разговор о творчестве, а не о мужьях - женах, разводах и любовниках. В ту поездку, выполняя роль "аперетива", я как-то особенно остро чувствовала горячее нетерпение переполненного зала: народ жаждал скорее перейти к главному блюду. Актрису встретили шквалом аплодисментов, переходящих в бурные продолжительные овации (так тогда писали в отчетах о партийных съездах). Было Федоровой в ту пору где-то в районе шестидесяти, моложе своих лет она никак не выглядела и в красавицах уж точно давно не числилась (что не мудрено после почти десятилетней отсидки), но как же ее принимала публика, как ее обожали! Как слушали! Нет, ее не слушали - ей внимали! Боясь слово пропустить, жест, улыбку.
Любую незатейливую шутку встречали взрывом дружного доброжелательного смеха, аплодисментами. При этом она не говорила ничего особо умного или оригинального. Рассказала несколько забавных историй, случившихся на съемках, что-то вспомнила про своих коллег -актеров, что-то прочитала прозу или стихи не помню. Но публику она будто околдовала буквально с первых слов, первой улыбки и поклона. Ее поразительное обаяние действовало безотказно. Зал был пленен ею, рад видеть, ее не хотели отпускать, аплодисментами побуждая снова и снова выходить на поклоны. Только с годами я поняла, что способность вот так очаровывать тоже своего рода талант, а Зоя Федорова от природы была щедро наделена им. Не знаю, можно ли обучить обаянию, как учат петь, танцевать, красиво двигаться, танцевать, или это врожденное. Но этим же качеством обладали многие актеры советского кино, кумиры 30-40 годов: богатырь Борис Андреев, его друг и, к сожалению, собутыльник, Петр Алейников. Этому, я имею ввиду Алейникова, вообще играть ничего не надо было: улыбнись от души своей фирменной - от уха до уха улыбкой - тысячи зрителей твои навек. А он еще и талантлив был, этот самородок. А Бабочкин Чапаев? Ведь все анекдоты про Чапаева вовсе не про реального Василия Ивановича, а про того, которого сыграл Бабочкин. А "парень из нашего города" - Николай Крючков? Можно перечислять и перечислять, постепенно переходя к другим поколениям Николай Рыбников, Алексей Баталов, Евгений Евстигнеев, Олег Табаков, Евгений Леонов, Ролан Быков, Олег Янковский, Николай Караченцов... Споткнулась на нынешних. Не знаю, кого вот так с ходу назвать. Пожалуй, Машков. Представила, смог бы он буквально с первых слов пленить зал на "встрече со зрителями"? Думаю - смог. В том числе и с помощью своего незаурядного обаяния, как это на моих глазах проделывала Зоя Федорова.
С нами была тогдаи красавица Виктория, молодая актриса, дочь Федоровой от Джексона Тейта, того самого американского офицера, о котором говорила Серова. Нокаких-то подробностей выступления Вики память не сохранила.Особых восторгов по отношению к ней публика не изъявляла. Тут у старшей Федоровой конкурентов не было даже в лице собственной дочери, с которой она не только готова была разделить свой успех, но и подарить ей его полностью.. Встреча со зрителями прошла на ура и мы возвращались в Москву. В машине Зоя Алексеевна стала уговаривать Вику и меня заехать вместе с ней в один институт, расположенный где-то в районе Таганки: у нее там была назначена шефская ( т.е. бесплатная) встреча со студентами и преподавателями. Но там, откуда мы возвращались, зрители, как обычно, Федорову долго не отпускали, поэтому мы не просто задержались, а безнадежно опаздали. Вика была настроена весьма скептически: " Кто тебя будет ждать полтора часа! Кому это надо? Там уже давно все разошлись и институт закрыли. Да еще и тебя обругали, что заставила ждать и обманула. Смотри, жалобу не накатали бы твои подшефные". Но Зоя Алексеевна стояла на своем: "Я обещала, я должна". Ну ладно, Вика сдалась, я поддержала компанию, едем. И что вы думаете? Зою Федорову ждали! Зал был полон! Ее никто не укорил за опаздание, все счастливы: она обещала, она здесь! Ее в этом институте хорошо знали и принимали, как родную и горячо любимую. Вечер проходил в "неформальной" обстановке. После ее выступления затеяли почему-то танцы. Картинка получилась забавная. Зоя Алексеевна, дама, как я уже сказала, постпенсионного возраста, ну и фигура у нее соответствующая - где талию делать будем. Носик - ути-ути, ножки - конкретные такие, устойчивые, любой рояль лопнул бы от зависти, и растут оттуда, откуда положено, а не с противоположной стороны. Одним словом, абсолютно нормальная приятная женщина безо всякого звездного налета. Так вот, дама эта по имени Зоя Федорова у кавалеров нарасхват. А мы с Викой иллюстрируем модную песенку: "Стоят девчонки, стоят в сторонке, платочки свои теребят..." И это при том, что Вика - обалденная, длинноногая, стильная суперкрасавица двадцати с небольшим, в мини и сапогах под колено... К тому же она актриса, уже снявшаяся в нескольких фильмах, получивших международные награды. Правда, держится отчужденно - холодновато и неприступно, не то что ее мать, своя в любом обществе и компании. Я хоть и чуть старше Вики, а ростом немного ниже, но тоже в интерьер неплохо вписывалась: вполне себе ничего барышня с талией 56см. По внешним данным, возрастной и весовой категории выиграть должны бы мы с Викой, но там, где Федорова-старшая, правила отдыхали. Мы стоим, а народ кучкуется вокруг Зои Алексеевны, оттуда доносятся взрывы хохота, идут какие-то особые энергетические волны. Ну и все взгляды, естественно, устремлены туда, где она. Вот что значит великая сила таланта и обаяния! А возраст, лишние килограммы, морщины и прочее это все по другому ведомству. Мотайте на ус, нынешние, когда в очередной раз будете морить себя голодом в борьбе за магические параметры. Не в этом де-е-е-ло-о! Не в этом. Поверьте! Обаяние Федоровой дополнялось ее потрясающим жизнелюбием.Невероятно. что она сумела сохранить его, пройдя через тюрьму, насильственную разлуку с маленькой дочкой, потерю близких людей и профессии.И рассказывала об этом так, будто случилось это не с ней, а с каким-то персонажем из какого-то фильма...Разумеется, никаких вопросов на эту тему я ей не задавала . А случился тот разговор вроде бы сам собой, по классической схеме для откровенных признаний - в поезде. точнее - в электричке.
в тот вечер выступление закончилось поздно - в десятом часу. Цветы, привычные слова благодарности... И тут мы узнаем, что на улице дикая метель и водитель категорически отказывается везти нас в Москву, до которой километров 120 по занесенной снегом дороге. Ему ведь потом еще и вернуться надо. Короче, нет, нет и нет. "Хоть стреляйте, -заявил он, - не поеду в такую метель, мороз, да еще и на ночь глядя. Машина сломается все, замерзнем". Можно, конечно, заночевать в местной гостинице. Но что будет с нашими близкими? У меня молодой муж, у Зои Алексеевны дочь с ума сходить будет, а связаться с ними невозможно. Что делать? Тогда есть еще один вариант - электричка. Радости мало, но и выбора нет. И вот мы с Зоей Алексеевной в почти пустой электричке. Езды часа два. Слово за слово, о том, о сем под стук колес. И как-то незаметно вырулили на запретную тему, которая всех волновала, но затрагивать которую никто не решался. Да и Федорова, скорее всего перед поездкой имела напутствие от руководства Бюро не ворошить старое, не разжигать страсти. Были, думаю, среди записок, которые она получала от зрителей, и прямые вопросы по поводу ее ареста и отсидки во Владимирском централе, но она на них не отвечала. По крайней мере, при мне. Хотя одна моя коллега рассказывала, что как-то при ней Зоя Алексеевна начала было читать записку вслух: "А правда, что..." Потом дочитала про себя и ответила: " Правда. Только мне не хочется об этом вспоминать. Тем более здесь, в этом прекрасном зале". И, мило улыбаясь, перешла к следующему вопросу. Возможно, тогда и спрашивали ее именно об ЭТОМ, о чем вспоминать лишний раз уж точно было не в радость. Но в той почти пустой зимней электричке она сама заговорила об аресте, пересылках, Владимирской тюрьме, о дружбе с Лидией Руслановой, о десятилетней разлуке с дочерью... Почему-то тогда ей нужно было выговориться. Может быть по контрасту с успехом, который она только что пережила, не знаю.
Поначалу, когда ее вдруг арестовали, она никак не верила, что это всерьез. Разве такое может быть? Ведь она всенародно любимая актриса... Ее в стране знает любая собака... И что? Вот так запросто, безо всякой вины, без суда, ее можно схватить и засунуть в кутузку? А народ? Ее зрители? Они ведь спросят: "Где Федорова? Где наша любимая актриса?" В качестве обвинения предъявили какой-то бред: связь с иностранной разведкой, заговор против существующего строя, правительства и лично против... Ну да, да, лично против товарища Сталина. "Посмотрите на меня, - тщетно взывала она к здравому смыслу того, кто ее допрашивал. - Какая же из меня заговорщица? Я женщина, я актриса. Я мать, моей дочери нет еще года. Какой заговор? Какой склад оружия? Да я его только в кино и видела, это ваше оружие!" Но тупо и упорно ей продолжали твердить все о том же: заговор, оружие, покушение... Какие-то бумаги подсовывали на подпись... И она, как в бреду, как в дурном сне что-то там подписывала. Поверила в реальность, необратимость и ужас происходящего только когда объявили: 25 лет строгого режима, конфискация имущества, лишение всех гражданских прав... Ну и все, что к этому прилагалось. "Когда до меня, наконец, дошло, что все это действительно происходит со мной и происходит всерьез, я впервые в жизни, - вспоминала она, - лишилась сознания и грохнулась в обморок". Второй раз она вот так же отключилась через несколько лет отсидки , когда случайно увидела свое отражение и поняла, что старуха с седыми патлами, одутловатым серым лицом и мешками под глазами и есть она, бывшая красавица, актриса, в которую безоглядно влюблялись тысячи ее благодарных зрителей. "Я ведь все надеялась, что наверху разберутся, нелепый приговор отменят, виновных накажут и я вернусь к своей доченьке, опять буду сниматься в кино, играть в театре. Мечты рухнули, когда увидела, во что превратилась за эти годы. Если даже произойдет чудо и я окажусь на свободе, что мне делать на экране с таким лицом, кого играть? (Чуда пришлось ждать девять с лишним лет, но оно все-таки случилось. Она оказалась на свободе, была полностью реабилитирована, а затем и нашла в себе силы вернуться на экран. Правда, уже совсем в другом амплуа: номенклатурные дамы, дворничихи, стряпухи, вахтерши... Играла и третьестепенные роли, и эпизоды (жить-то на что-то надо было!), но играла так органично, так убедительно, что зрители признали и полюбили ее и в этом качестве. Вспомните хотя бы сыгранную ею вахтершу из фильма "Москва слезам не верит". Но тогда , очнувшись после обморока, она пожалела, что на свет родилась.
В тех условиях сохранить женскую привлекательность было задачей непосильной, хотя инстинкт все равно срабатывал. Однажды на пересылке кто-то из местных жителей узнал ее, знаменитую Клавочку из "Музыкальной истории", сунул ломтик сала. Она прежде всего этим салом лицо помазала, загрубевшие руки. "Спать легли вповалку, - вспоминала актриса, - в каком-то бараке, прямо на грязном полу, чуть присыпанном соломой. А ночью вдруг чувствую, кто-то по лицу как-то быстро-быстро шарит, водит чем-то. Крыса!!! Я отбросила эту тварь и от ужаса завопила на весь барак дурным голосом. Все повскакивали. Кто ругал, что напугала, кто жалел, кто успокаивал, кто проклинал все на свете. Только "Графинюшка", что спала рядом, так и не проснулась. Утром стало понятно и не проснется. Разрыв сердца случился от моего крика. Было ей за семьдесят и шла она по той же бредятине заговор, связь с иностранной разведкой, переворот... Да еще приплюсовали дворянское происхождение и небедную жизнь до революции. Срок такой же дали, как и мне 25. Это в ее-то годы! Когда приговор зачитали, она поклонилась:"Благодарю вас, -сказала с достоинством. - Значит жить мне вы определили до ста лет... Что же... Спасибо". С тем и отправилась на зону. А в ту ночь разом и отмучилась наша Графинюшка ". Я, слушая эту историю, уже рыдала в три ручья. "Что поделаешь, - утешала меня Зоя Алексеевна, -видно, судьба такая. Ей тогда многие позавидовали: во сне отлетела, не мучалась. А наши муки только начинались. Сколько раз казалось, что выдержать это невозможно, умереть - легче. Но ведь сказано: "Ко всему-то подлец-человек привыкает". Федор Михайлович на себе сказанное проверил. С ним не поспоришь. Ведь и впрямь - привыкаешь. Вот у меня: вчера актриса... Все меня знают... Поклонники. Цветы. Рестораны. Наряды. Съемки. Афиши с моими портретами повсюду. Любовь безумная. Дочь. А сегодня - нары, бурда. Крыса по лицу шарит... За что!? Может такое быть? Оказывается, может. Говорят же, не зарекайся. Главное, дочь у меня осталась в той моей, прежней жизни... Жива ли? Где? Это потом я узнала, что сестра моя, Александра, чтобы спасти Вику, удочерила ее и стала растить вместе со своими детьми. Про меня рассказывала ей, как про тетю- актрису. Тетю Зою... Семью сестры из-за моего ареста сослали в Казахстан... Хлебнули они там тоже сполна, но все-таки живы остались и детей Шура поставила на ноги. А вот муж другой сестры, Маши, солист Большого театра Синицын, так и сгинул в тюрьме.
Из Владимирского централа меня освободили почти в одно время с Руслановой, она чуть раньше на воле оказалась. Ее муж - генерал хлопотал за нее все время, любил ее, ждал. А мне и возвращаться-то было некуда и не к кому. Приютила меня Русланиха, подружка моя закадычная. Она же со своим генералом помогла мне разыскать Вику, потом организовала встречу с ней. У меня еще не были готовы документы и я не могла поехать в Казахстан, где тогда жила сестра с детьми. По телефону договорились, что сестра посадит Вику в поезд, а я ее здесь встречу. Все-таки девочка уже большая, десять лет, без пересадки одна доберется. В день ее приезда я чуть с ума не сошла от волнения. Дрожь нервная колотит, зуб на зуб не попадает, руки ходуном ходят, ничего не могу с собой поделать. "Да ты же такая перепугаешь девчонку насмерть", - всполошилась Русланиха. И давай меня валерьянкой отпаивать. Так и отправились на вокзал. Холодно еще было, я в шубке с Лидиного плеча, вся трясусь и благоухаю валерьянкой. Когда поезд подходил к перрону, я в окне одного вагона увидела бледненькое девчоночье личико с громадными испуганными глазами и сразу узнала Вику. Ноги стали ватными, я так и обмякла. Хорошо, Лида крепко держала меня под руку. Вику я, конечно, изрядно напугала. Сестра ведь говорила ей про тетю Зою, известную всей стране актрису, показывала ей мои прежние фотографии, и она настроилась увидеть молодую да красивую. А тут какая-то странная старая тетка: бледная, рыдает, трясется и пахнет от нее валерьянкой, а не духами, как должно пахнуть от актрисы. Вику все это насторожило, и она почти сразу запросилась домой, к маме. Мы ее пытались развлекать, как могли. Цирк, театр, зоопарк мороженое. Но московские радости мало ее утешали, она твердила одно: "Хочу к маме". Какой-то подвох Вика почувствовала еще в Казахстане, когда сестра вдруг стала предлагать ей поехать погостить к тете Зое. Странно: учебный год не закончился, до лета далеко... Почему только одна она, а не все вместе? Если нет денег на всех, то и она не поедет. Мама подозрительно настаивает на поездке, а при этом у самой глаза на мокром месте, плачет и плачет. Странности продолжились и здесь, на вокзале, когда она увидела меня в таком состоянии, а у детей ведь интуиция очень острая. Вика чувствовала какую-то фальшь, ненормальность, что-то неладное. И хотела только одного - к маме, к маме... Наконец я собралась с духом и объяснила ей, что я, "тетя Зоя", на самом деле и есть ее настоящая мама, а "мама" - это моя сестра и, следовательно, она ей не мама, а тетя Шура. Можно представить, что творилось в душе ребенка, когда на нее это обрушилось. На нервной почве у Вики случилась жуткая истерика, потом началась горячка и мы ее едва спасли. Выздоравливала она медленно, часто плакала, очень скучала по дому и своей второй маме. Ее она очень любила и любит, продолжает называть мамой, просит, чтобы я поняла и не обижалась. Нелегко ей далась наша взрослая правда. Ну и мне, конечно, тоже пришлось пережить и за нее, и за сестру, которая все эти годы была ей настоящей матерью. Поэтому, когда потом, через несколько лет, у меня возникали какие-то варианты устройства личной жизни, а я чувствовала, что Вике это не по душе, я тут же все прекращала. Правда, недавно она сказала мне: "Ну и напрасно, мало ли что в голову придет глупой взбалмошной девчонке, не надо было меня слушать". Не знаю. Теперь уже она взрослая, у нее своя жизнь и личная, и творческая. А мне поздно что-либо менять". Хотя, наблюдая, как ее встречают зрители, с каким обожанием смотрят на нее мужчины на этих встречах, я бы тогда не стала ставить точку в этой судьбе.
Точку поставил некто, которого, судя по всему, она знала и которому доверяла и потому спокойно пустила в квартиру. Уверяют, что отморозка до сих пор так и не нашли. Видимо, не очень усердно искали. Не выяснены и мотивы этого вероломного убийства, о котором я узнала, приехав домой в отпуск из длительной загранкомандировки. Разговоры о бриллиантах, которые Федорова якобы привозила из Америки и здесь перепродавала, мне кажутся мало убедительными, если судить по той буквально нищенской обстановке, в которой она жила на момент нашего знакомства. Помню, меня особенно поразил ветхий кухонный столик, по сиротски прикрытый поблекшей и скукоженной от старости клеенкой, и колченогие табуретки. Такие к тому времени остались только в самых захудалых коммуналках. Впрочем, это уже совсем другая история, а я хотела поделиться той, которую узнала из первых уст.
Перепечатка или любое другое использование текста возможны только с согласия автора -Алейниковой А.Г.
