Заветная тетрадь.
Заветная тетрадь,которая прошла с хозяйкой самые тяжелые годы лагерей и пересылок. Это были стихи написанные и подаренные Вере Георгиевне Лещенко. Видно там были и ее стихи. Но при жизни хозяйка тетради стеснялась ее открыть для нас.Удивляюсь как эта тетрадка прошла через проверки и шмон вертухаев. Любая строчка могла добавить срок ее автору. Но тетрадка выжила,сохранилась и впервые публикуются стихи-посвящения из этой тетрадки.
Ивдельлаг, где отбывала срок Вера Георгиевна находился и находится по сей день на севере России. Морозы,тяжкий труд, все перенесли авторы стихов. Не все вернулись домой.
Сегодня я получил первые странички этой тетради от моего друга - Ольги Петуховой. Московской журналистки.
Ольга была верным ангелом хранителем и литературным секретарем Веры Георгиевны Белоусовой - Лещенко на протяжении многих и многих лет и до последней минуты.
Вера Белоусова с аккордеоном, подаренным Петром Лещенко. Ивдель. 1953 год
*****
Рассказ Веры Лещенко с комментарием
Ольга Петухова /Москва/«Еще в пересыльной тюрьме в Днепропетровске я у своей сокамерницы увидела маленькую записную книжку-самоделку. Это был ее дневник в картинках. А свои зарисовки она делала огрызком черного карандаша, предназначенного для подведения глаз. Я тогда тоже из тетрадных листочков, которые мне выдали для составления программы концерта для персонала, вырезала маленькие странички, прошила их, а из картонки сделала обложку. Записывала в книжку тексты песен»...
Comment: В закрытом виде размер книжки-самоделки 4.5х5 см, плюс-минус 0.5 см, в каждой 12- 16 страничек. Всего таких книжек – 18. Текст одной песни занимал 3-4 странички. Так что в одной книжке помещалось 2-3 песни. В одной – романсы «Гори, гори, моя звезда», «Я ехала домой», «Снился мне сад». Здесь же высказывания на латыни без перевода: «Fide, sed cui, vide», «Tertium non datur», «Mundus vult decipi, ergo decipiatur». Я привожу фразы с поправками, по словарю, там же и перевод нашла: «Доверяй, но смотри, кому», «Третьего не дано», «Mир желает быть обманутым, пусть же его обманывают». В другой книжке – песни советской эстрады. И таких пять книжек. Даты не указаны, но, по словам Веры Георгиевны эти самоделки, где романсы, песни, цитаты, были до Ивделя. Пожалуй, только дату одной книжки можно установить. В ней 16 страничек, обложка из рифленого серого картона. Песни в ней, которые пел Петр Константинович, но его советский репертуар: «Темная ночь», «Широка страна моя родная», «Капитан», «Спой нам ветер». А заканчивается сборник песней «Я тоскую по Родине». На первой страничке, крупно: Canimus surdis. Нашла в словаре, это значит «Мы поем глухим». Где-то на третьей страничке: «Март, 1953.
Неужто, правда?
Значит, увидимся»
В книжке, в отличие от других, все записи сделаны Верой Георгиевной. А эта, конечно же, появилась после сообщения о смерти вождя, услышанном на одной из станций по пути следования в Ивдель.
Потом в аналогичных книжках появились записи лагерного фольклора: стихи, частушки, анекдоты, пожелания сокамерниц, высказывания, некоторые на латыни, а некоторые, скорее всего на испанском. То ли время наступило поспокойнее, то ли к артистам отношение было более лояльное, то ли «шмонали аккуратно». А может футляр аккордеона, подаренный Петром Константиновичем, оказался надежным? Ведь именно в нем хранила Вера Георгиевна свои сокровища. Впрочем, главное, что самиздатовские книжки сохранились.
Вера Георгиевна Лещенко:
«В лагере те, кому я доверяла, знали об этих тетрадках и стали брать их у меня, чтобы сделать свои записи, мне на память. Андрианов Володя, который был в нашем ЛагТеатре, делал рисунки. Уже после лагеря, когда мы с Андриановым расписались и стали жить вместе, то часто доставали эти книжки и перечитывали вслух. Андрианов даже некоторые рисунки, уже работая в Москонцерте, повторил в плакатном варианте. Это «Нюшка», «Казнь Стеньки Разина», «Ночь поэзии». Сохранились фотографии этих плакатов, а рисунки в самих книжках трудно различить. Стерлись со временем.
…Шли годы, я работала у Ренского. После концерта, я возвращалась домой, и на улице ко мне подошел человек в штатском. Спросил, как живу, знаю ли иностранные языки и какие, потом предложил подвезти. Отказалась. Этот «в штатском» еще несколько раз появлялся. Я не сомневалась, что с Лубянки, я их за версту чувствую. Вот тогда я и стала свои книжечки переписывать в обычную ученическую тетрадку, чтобы сохранились. А вдруг, подумала я, все повторится сначала. На школьную тетрадку никто не позарится. Очень хотелось сохранить лагерные памятки».
Как хорошо мне было с моей Машей,
Пить чай, да на любимую глядеть.
Что я еврей, а чай пью с иностранкой Машей,
Не думал я, да зря.
Бежать мне надо было с ней.
Бежать подальше от березок русских,
От самовара и усатых палачей.
Тогда бы девочка моя счастливой стала,
Меня б любила, деток нарожала.
Что слаще этого? Все пшик. Любовь всего превыше.
Мы счастье бы свое упрятали в красивом доме.
Там за океаном, далеко-далече
Нас родинушка милая бы не достала.
Руки оказались коротки.
И пили бы тогда мы чай из блюдца
У самовара я и моя Маша,
И дети песни пели бы о родине далекой,
А мы бы с Машей слезы утирали,
Тоскуя о земле родной,
Что далеко-далеко,
Что не предаст, ведь руки коротки.
Не думал. Не уехал. Не украл я Машу.
И вот теперь в Сибири рубим лес.
Не видимся. Друг другу писем мы не пишем.
Таков закон для тех, кто предан был своей стране.
Мечты о детях и любовь – все в прошлом.
Сил нет. Здоровья нет.
А дышится легко.
Что так? Да так. Здесь воздух чист.
Здесь мразь не водится.
Здесь уж никто предать не сможет.
Здесь лучшее от той страны продажной,
Которой ты служил и верил.
Здесь выжить трудно и любить нет сил,
А ДЫШИТСЯ ЛЕГКО!
1952 год. Марик Г.
Ивдель
[показать]
С артистами культбригады. Ивдель 1954г
Ах краса ты моя Вера!
Стань моей Надеждою,
Ах, Любовь моя ты,Вера,
Хочу быть зятем Софии.
Миша из культбригады,
музыкант
Мы в одном бараке
С Веронькой живем.
Как бы не устали,
Каждый вечер ее ждем.
Приходи же, Веронька,
Мы тебя заждалися,
Третий час уж начеку
Благо нету здесь ЧеКу.
Милы девоньки мои,
Вот дождемся Вероньки.
И усталость враз пройдет,
только песню заведет.
Ты, подруга, помни,
Ждем тебя всегда
В наше время в одиночку
Не прожить бы нам и дня.
Ох, красавицы мои,
Помирать не хочется.
Поскорей бы сдох усатый,
Тогда мечта и сбудется.
Вера к Лещенко вернется,
Мы к своим любимым.
Только вот не сложится,
Только вот не сбудется
То, о чем мечтаем
Лида Пружина,
Архитектор в прошлом,
ныне лесоруб
Записи после концертов:
пос.Вижай, Талица, Шипичный, Северный, Ушма
1952-1954 годы
Как нам Верочка поет,
Слезы из глаз катятся.
А душа и сердце ноют,
Как нам с ними сладиться.
1953 год
Приходи ты в клуб, Веруня,
Намаялися мы одни,
Твои песни душу греют,
Сердце разрывается.
Вижай,
1954
Лес мы рубим, щепок нету,
Сгорают все в костре любви.
Любви к родным, к стране убитой,
Которой верить хочется.
Витек,Ушма,
1953 год
Как жить без веры,
Которой больше нету?
О чем мечтать,
Когда надежда сдохла?
Как человеком оставаться,
Когда так хлеба хочется?
Как душу сохранить,
Когда она с трудом волочится?
Без веры жить нельзя!
Твердил мне в церкви батюшка.
Что же не спас меня,
От нехристя-безбожника?
Где был, когда дитя во мне убили?
Дитя любви моей и Митеньки.
Теперь пустая я
И жить не можется.
Люся, подруга,
Этапом вместе шли.
1952 год
Собака – друг.
И я так думал. И знал я это не по книжкам,
И тосковал по доброму Васятке,
Дворняге голубых кровей.
И снился мне Васятка долго,
И стон мне чудился его во тьме ночной.
Ведь кто-то пристрелил Васятку,
Пытавшегося защитить меня от тех,
Кто в штатском волоком тащил меня в свой воронок.
Васятке легче, не маялся он,
Как Верочкино милое создание Жужжу
За дверью опечатанной.
А Вера так просила верных псов вождя
Не мучать и отдать Жужжу соседям.
Собака – друг? Человек человеку – друг?
Теперь не верю.
У конвоя и собаки им под стать
С повадками зверей и волчьей пастью.
Геннадий, музыкант
Ивдель,
1953
Что вспомнят о нас?
Очумевшие от неволи,
Голодные, рваные,
Мы бредим Россией,
Мы верим в нее
И ради нее готовы терпеть униженья и дальше.
Да вспомнят ли нас?
Что скажут о нас
Человеках ГУЛАГА?
О тех человеках,
Кто кровью писал заздравную русским полям и березкам.
Портнов и Семенов,
Усольцев Степан
Пред тем, как глаза им закрыли,
Молили других:
«Передайте моим, я верным был сыном России!».
Хотели одно перед смертью понять,
Готова ли мать их Россия
Поверить в их верность,
В чистоту их души,
И память о них сохранить?
Друзья уходили,
Но в нас и на грош не осталось их веры,
Истлела, подохла.
А с нею и мы побрели на помост
С душой почерневшей от горя.
1953 год
Ивдель
Леша См.
В кабак бы...
Устав от конвоя,
От страха и слез,
Мечты об одном оставались -
Домой бы вернуться.
Ты думать не хочешь
о суках продажных,
о страшном режиме, царящем в стране.
О крови, о трупах, замерзших в тайге.
Мечтаешь о воле,
Москве, о загуле.
В кабак бы с цыганами, на бегах бы блеснуть
И в старую сказку, как в омут нырнуть!
Ах омут, мой омут,
Как сладко в тебя окунуться,
В тиски твои вжаться, дышать нету мочи,
Дождусь ли объятий твоих, мой омут?
1954 год
Ивдель
М.Пр.
Не враг - свои,
Загнали в ГУЛАГ,
Свалили в бараки,
Забыли навеки.
А девчоночку мою
Лес рубить заставили
В рожи ваши я плюю
Надежды не оставили.
1952 год
Краснотурьинск
Песня душу бередит,
Смычком по сердцу водит,
И любовь забыть велит,
Мочи больше нету.
Гопом, стопом по европам,
До лесоповала,
По медвежьим нашим тропам,
Да с волчьим вот билетом.
Захлестнула нас беда,
Криком горло скручено.
Не наступит наше завтра,
Все во мне застужено.
Пронзительно, до боли
Мне память сердце гложет.
И нету иной доли,
Но солнце всходит все же.
ИвдельЛаг мой, ИвдельЛаг,
Предскажи судьбу мне
Утону ли я во мгле?
Иль взлечу на небо?
1952 год
Ивдель
Женечка
Ах, миленок наш, усатый,
Приезжай к нам в тундру,
Хочется огреть лопатой
Морду твою сучью.
На полянке два кусточка –
По весне скрестились,
Если Кобо не воскреснет,
Вырастут деревья.
На полянке два кусточка –
Колючки растопырили,
Если Кобо жопой сядет,
Выпрыгнет, как миленький!
На полянке два кусточка –
Ягодками манят.
Дотянуться бы до них,
Жрать уж очень хочется.
В нашем Лаге все девчата
Сообща решили:
В баньке мы отмоемся,
И чайком отпоимся.
Что усатый загрустил,
Время твое кончилось,
Широка страна родная,
Да лапы твои коротки!
Заманили партизаны
Берия в лесочек,
Оторвали… звездочки,
И налили водочки.
А когда кульком свалился
Сталинский прислужник.
Прицепили его к плугу
Отправили к хозяину.
Пусть нескладно я пою,
Да пою ведь, милые!
Как дождаться я хочу
Обняться с вами вольные.
1954 год,
Североуральск