 [показать]Страх… Животный страх – это все что у меня осталось. Я боялся высунуться из своей комнаты, где провел несколько последний столетий, боялся даже двинуться с места, что бы случайно не расшевелить толстый ковер пылинок, покрывающий пол. Боялся вздохнуть, потревожить ту тишину, что уже так давно стала моим вечным другом. Она жила здесь всегда, таилась в каждом уголке лабиринта старых комнат и коридоров, потайных ходов и открытых галерей, она путалась в тонкой паутине сознания и даже в тонких ниточках того веселого паучка, практически единственного здешнего жителя. Но сегодня она умерла. По всему дому так и слышался топот маленьких ножек, веселые детские выкрики и радостные возгласы, что пугали меня еще сильнее.  Я тихо дрожал в своем убежище, молился, что сюда никто не заглянет, не впустит луч света, от которого я так отвык, но моим молитвам не суждено было сбыться.
 [показать]Страх… Животный страх – это все что у меня осталось. Я боялся высунуться из своей комнаты, где провел несколько последний столетий, боялся даже двинуться с места, что бы случайно не расшевелить толстый ковер пылинок, покрывающий пол. Боялся вздохнуть, потревожить ту тишину, что уже так давно стала моим вечным другом. Она жила здесь всегда, таилась в каждом уголке лабиринта старых комнат и коридоров, потайных ходов и открытых галерей, она путалась в тонкой паутине сознания и даже в тонких ниточках того веселого паучка, практически единственного здешнего жителя. Но сегодня она умерла. По всему дому так и слышался топот маленьких ножек, веселые детские выкрики и радостные возгласы, что пугали меня еще сильнее.  Я тихо дрожал в своем убежище, молился, что сюда никто не заглянет, не впустит луч света, от которого я так отвык, но моим молитвам не суждено было сбыться.
Тяжелая дверь отварилась с жалобным скрипом, а в комнату, погруженную во мрак, влетела прекрасная кукла. Нет… куклы не бывают настолько живыми, они мертвы. А это чудо просто сверкает: то улыбается, то озадаченно чешет маленькой ручкой макушку. Нет, это не кукла, а всего лишь ребенок. Густые каштановые волосы, ниспадающие крупными волнами до талии, огромные глаза, обрамленные густыми черными ресницами, фарфоровая кожа, совсем не присущая жителям южных окраин нашей страны, где находится мой особняк. Она северячка, не здешняя, никогда не знала о том, что здесь жил старый барон, который посвятил свою жизнь одиночеству.
- Здрасте! – весело скажет этот ребенок, разгоняя руками пыль, которая так назойливо лезет в нос, глаза и рот, заставляя чихать.
Услышав это, я лишь приподниму голову, пытаясь понять, к кому может обращаться эта маленькая девочка. Но нет в моих глазах жизни, блеска, который исцеляет «раненых», дарует свободу или же просто приглашает войти, я же не хочу, что бы радость была в особняке.
Приподнявшись с тонкого, практически истлевшего покрывала, я пройдусь по комнате, мельком отмечая, как глаза моей куклы расширяются от любопытства. Девочка не боится меня, она лишь заинтересована новой игрушкой, пытается коснуться моей бесплотной кожи, но тонкие пальчики не чувствуют теплоты живого тела.
- Страшно? – одними губами прошепчу я, наклоняясь над хрупкой фигуркой, та отрицательно помотает головой и убежит куда-то вглубь дома, будет приглашающее махать руками, но я не пойду за ней, не хочу лишаться одиночества. Я же так долго его желал, прогонял отсюда всех бывших жильцов, запирался один в старой комнате, где нет даже окон. Пытался размышлять, но тут же приходили другие. Они снова рушили мой хрупкий покой, и все начиналось сначала: громкие крики, возня, ругань…
Ненавижу шум, ненавижу радость и страдания, значит, придется снова начать свое страшное дело, снова пугать этих незадачливых людишек, которые посмели зайти на мою территорию.
Я стал приходить к ним ночами, расставлять свои ловушки, но ничего не помогало, девочка находила меня даже после таких выходок, она тепло улыбалась, когда ее родители лишь раздосадовано ругали технику, неожиданно вышедшую из строя, шкафы, которые открываются и закрываются по ночам. Меня они даже не видели.
Только та девочка, она всегда приходила в одно время, тепло смотрела на меня, что даже сердце призрака растаяло. Постепенно на моем лице начала появляться улыбка, что несказанно радовало мою новую подругу, потом прекратились мои набеги на имущество жильцов. Но лишь через неделю я набрался храбрости и заговорил с ней:
- Тебе страшно?
- Нет… - весело ответило это чудо, устраиваясь прямо на пыльном полу моей небольшой кладовки.
- Почему? – снова спрошу я, совершенно не понимая данного факта. Раньше меня боялись все, но не видели, а она видит и не боится.
- Разве можно бояться доброго усатого дядю, который ведет себя, как ребенок?
 
			