Новогодние елки всегда были для меня мероприятием препаскуднейшим – даже в детстве.

Ну не нравились мне шалавистые снегурочки и пожилые нетрезвые медвежата, ну не внушал мне священного восторга Дедушка Мороз – глаза сами собой упирались в то его место, где резинка от бороды не была еще прикрыта шапочкой, и орать «ёлочка, зажгись» всегда казалось мне делом бессмысленным и неприятным, потому что: а) лампочки электрические; и б) я никогда не умела работать в команде.

Все мои дети унаследовали мою нелюбовь к дешевым костюмированным действам. Старшей дочери не повезло – в ее «от двух до девяти » я была слишком зависима от условностей - я была молода, глупа и еще хотела казаться хорошей.

Я играла в хорошую мать, я пыталась искупить елками, кружками, секциями свою вину перед ребенком - за отсутствующего отца, за свой болезненный трудоголизм, за нищету, за комнату в коммуналке и за свою педагогическую непоследовательность.

Я таскала бедное дитя на елки –дитя сопротивлялось, но я была неумолима. Мы были везде - в кремлях, дворцах и домах культуры. Мы давились прокисшим псевдокультурным компотом из Бабы-Яги, Снежной Королевы, воинствующих инопланетян и мини-петросяновского юмора. Последние вяленые конфеты из новогодних сундучков/пакетиков/баночек/коробок мы доедали к июню. Мы фотографировались с ростовыми куклами и сонными от димедрола крокодильчиками, мы впихивали фотографии в прорези нашего неполно-семейного фотоальбома, мы старались.

За те одиннадцать лет, что разделяют даты рождения моих дочерей, жизнь изменилась. Вяленые конфеты никому не нужны, фотоальбом существует в цифровом формате, папаша у нас есть, и даже ведет себя вполне достойно, а я давно плевать хочу на приличия.

Мы выбираем те хлеба, которые нам вкусны, и те зрелища, которые нам интересны.

Младшей было года четыре, когда стало ясно, что елки ей противны.

Она тоже не верит – как не верила я, как не верила старшая сестра, как не верил К.С. Станиславский. Не верит ленивым артистам и бездарным режиссерам, не хочет участвовать в коллективном камлании вокруг пластмассового дерева, понимает, что дрессированный медведь плохо выглядит и, скорее всего, его бьют, и еще дочь моя любит мясо, а не вафли фабрики «Рот Фронт».
Мясо в новогодние подарки не кладут.

А теперь, когда ей десять, она и вовсе мечтает о дискотеке, которая снова, как в старину, называется «клуб».

Но нам подарили билет. И ясно, что в следующем году, когда стукнет уже одиннадцать, на елку ее точно не заманишь. И еще билет в Крокус, а Крокус – это почти всегда неплохо, и концертный зал там новый, хочется посмотреть на чудо азербайджанской архитектуры изнутри, и представление называется – ах, мамочки! – «АБВГДейка»! И ведет его та самая Татьяна Кирилловна, боже ж ты мой! А не понравится – так уйдем, никаких проблем, доча.

А вот и понравилось – понравилось все. И концертный зал, и свободный доступ к гардеробу, и аквагрим на маленьких личиках («нет-нет, я не хочу, это для маленьких, я только посмотрю, как художники рисуют – ой, как же я им завидую»), и поющие трезвыми и красивыми голосами клоуны в фойе, и вообще. И само представление – с балериной, с настоящим певцом, с Татьяной Кирилловной и с белыми голубями. И приятный обонянию дух добротного соцреализма - без вымученности сюжета, без плоских шуток и без сюсюканья.
И весело, и нескучно, и немножко волшебно.

И почему-то кажется, что голубей не бьют.

Спасибо, в общем.