[292x400]

Автор: Temeiri
Предупреждения: Немного всякой гадости
Размещение: С разрешения.
От автора: "И мальчики кровавые в глазах..." +_+

После шоковой терапии мои конечности немного подрагивали, поэтому я с наслаждением упал на неширокую кушетку, расслабляя ноющие конечности. Психиатр в белом халате, что уже само по себе являлось показателем, сидел в кресле напротив, задумчиво покусывая ручку и читая мое личное дело. Я забрался на кушетку с ногами и уселся в позу обиженного ребенка - обхватив руками коленки и положив на них голову.
- Итак, Макс, что ты можешь мне рассказать? Как у тебя дела? - Глухо щелкнул диктофон, записывающий нашу беседу. Я не смотрел, но был уверен, что он оторвал взгляд от папки и наклонив голову влево смотрит на меня, мельком оценивая мое состояние.
- Нормально. - Я старался говорить ровным голосом, чтобы не показать доктору ни дрожащий голос, ни красные от напряжения глаза.
- Тебя по-прежнему мучают видения?
- Да.
Обезличено. Здесь все обезличено. Коричневые диваны, старый куст в углу, никаких фотографий или книг, цветов, которыми психиатры так любят украшать свои кабинеты пропитанные безысходностью. Но было тут кое-что выделяющееся из общей массы. Над головой доктора висела картина - "Искушение" называл я ее про себя. Толпа людей, на переднем плане какая-то нищенка просит денег, рядом стоят заключенные девушки - в кандалах, и с огромными ядрами, прикованными в живое мясо, в глазах - отчаяние и страх. А недалеко от них, в самом центре, перед расступившейся толпой, которая мимоходом задавливает какого-то ребенка, стоит девушка, почти ничем не отличающаяся от других - тоже в кандалах, тоже с ядром.. Вот только в глазах ее королевская надменность и глубокая страсть. И стражник, покоряясь ее незримой силе, расстегивает кандалы, которые падают вниз, с громким стуком ударяясь о каменную мостовую, и прикасается губами к широкой красной полосе, словно прося прощение. А в ее глазах - лишь равнодушие, ей нет дела ни до него, ни до всей толпы, ни до ручейков крови стекающих у нее по рукам....
Я всегда хотел прикоснуться к ней, но взгляд натыкался на доктора, и я понимал, что если расскажу ему историю этой картины - дополнительные процедуры мне обеспечены.
Доктор отложил папки на столик рядом с креслом и, сцепив руки в замок, касаясь им подбородка, подался вперед.
- Ты видишь их сейчас?
- Вижу - я не стал поднимать головы, чтобы проверить. Я видел их, даже не поднимая головы, точно также как и видел доктора - предельно четко.
- Покажи мне их.
Я почувствовал, как мне на плечо упала рука. Холодная. Услышал шорохи и смех слева и ругательства со стороны доктора. Скрип под потолком.
Я знал - подними я сейчас голову - они все обратят ко мне свои лица. Они заговорят все сразу, перебивая друг друга, будут просить, угрожать. Плакать.
Что творится в мозгу у шизофреника? Почему мы видим их? А может быть мы наоборот - самые нормальные, а остальные ненормальны тем, что ослепли?.. И неважно, считают ли меня психом, неважно, что для обычных людей они - лишь иллюзия, неосязаемая и неслышная. Неважно.
Потому что для меня они реальность.
Я поднял руку и ткнул в существо рядом со мной. Рука на моем плече сжалась, в напрасном ожидании непонятно чего.
- Там никого нет Макс - тяжелый вздох, прозвучавший в унисон. Мой личный призрак положил на меня вторую руку и крепко обнял меня сзади, холодя грудь.
- Я знаю.
Он поморщился. Для него я был утомительным пациентом - я не воспринимал окружающую меня реальность как плод моего воображения, и не воспринимал как истину. Она просто была моей реальностью. И я понимал, что не могу провести в нее доктора, соглашаясь с его мнением, что ничего этого не существует. Я раздражал его.
- Ладно, давай попробуем поискать корень твоих проблем. Расскажи мне о своем детстве.
Я ухмыльнулся. Очки и бородка явно выдавали в нем фрейдиста, да и методы ведения беседы...
- У меня была обычная семья. Мать, отец, брат и я.
- Старший брат?
- Старший - согласился я. Руки на груди дрогнули и поползли ниже - призрак прижимался ко мне всем телом и я вздрогнул. Холодно. - Потом, когда мне было шесть, родители развелись. Я остался с матерью, брат - с отцом. Мы редко виделись.
- Ты любил отца?
- Нет, он постоянно срывал на мне злость. Он не хотел второго ребенка.
- А брата?
- Любил.
Руки спускались все ниже и ниже и меня затрясло. Неожиданно они остановились и резко ударили мне в грудь, проникая внутрь моего тела. Ледяным морозом резануло по легким, не давая вздохнуть, и я закашлялся, выплескивая из себя последние остатки такого необходимого кислорода. Доктор подскочил ко мне, явно в замешательстве, не зная, что предпринять - то ли делать искусственное дыхание, то ли звать санитаров. Но прежде чем он принял решение, все закончилось, и я обессилено откинулся на кушетке. Руки вышли из моей груди и утешающе коснулись лба.
- Ты можешь продолжать? Или лучше пойдешь в палату? - доктор равнодушно скользнул по мне взглядом, и потрогал лоб. Ледяной, я знаю.
- Все нормально.
- Тогда продолжим. Но ты лежи, закрой глаза, и расслабься. Расскажи мне о своем брате
- Он был красивый. Умный. - Я сглотнул - Жестокий
- В чем проявлялась его жестокость?
- Вы же знаете доктор. Зачем меня спрашивать?
- Я хочу услышать твое к этому отношение. Расскажи мне
Руки снова переместились с моего лба на грудь, и я почувствовал, что не могу шевелиться. Даже открыть глаза. Только шевелить ртом - говорить, выдавливая из себя воздух вперемешку со звуками. На меня навалилась ледяная тяжесть, удобно устроившись на мне, пропустила руки мне под больничную пижаму, лаская грудь. Длинные волосы колючей проволокой коснулись моего лица, и я сквозь веки заглянул в глаза моему страху. Он зло ухмыльнулся и наклонившись еще ниже, наваливаясь сверху обнимая, провел острым, шершавым как наждачка языком по моей шее. В моей реальности там появился красный след, где тонкими струйками из мельчайших царапин вытекала кровь.
- Он меня изнасиловал. А потом отдал на потеху своим друзьям - извращенцам.
- И что было потом?
- Я не хочу об этом говорить.
Нормальный, по-человечески мягкий язык прошелся по ране, зализывая ее. Язык двинулся вбок, по ключице, потом снова вверх, по кадыку, медленно добираясь до губ, и с каждым мгновением становясь все острее и острее...
- Хорошо. Как ты думаешь, почему он это сделал?
- Я не знаю.
Когти болезненно впились мне в грудь, а его губы - в мои, обдирая нежную кожу, кусая острыми как сталь клыками, раздирая.. Лаская горькой болью...
- Почему ты не рассказал родителям?
- Я не знаю.
Острым когтем ведет кровавую полоску на теле, опуская ниже, равнодушно-жестоко терзая мои губы. В моем мире из глубокой полосы течет кровь, пачкая кушетку, а те, что стоят вокруг - смотрят. Молча ловя каждое его движение, то ли стремясь запомнить, то ли - вспомнить...
- Почему ты убил его?
- Я...
Когти вцепились мне в бедра, раздирая мою кожу на ленточки, впиваясь глубже и глубже, словно адская мешалка, стремясь превратить их в месиво. Зубы вцепились мне в язык, прокусывая его, и тут же заглаживая рану наждачной нежностью.
- Потому что, я слишком сильно любил его, чтобы запомнить... Таким.
Клыки у моих губ исчезли, оставляя лишь мягкую жесткость. Руки - ледяные руки поднялись с моих бедер до груди, крепко сжимая ее, прижимаясь ко мне своей, так что я почувствовал как бьется его холодное сердце. Несколько мгновений неподвижности, и - он ушел.
Отступил на время, даря небольшую надежду, чтобы снова прийти, разрушая ее.
Щелкнул диктофон, возвещая об окончании записи. Потом еще и еще раз, гневно требуя заменить пленку.
- Доктор, пленка закончилась.
Щелк. Щелк. Щелк. Равномерно, как часы. А кроме этого звука – тишина.
- Доктор...
Я открыл глаза.
Мои руки были прикреплены ремнями к кровати для особо буйных. Я - в своей палате. Тихо. Темно.
И только в моем сознании щелкает диктофон требуя заменить пленку...