Не знал я тогда, что поцелуй по французски - это не ругательство, а изыск некий между девушкой и юношей. И готов был отвалить в сторону, только бы Францию всю эту на вкус не пробовать. Слишком много было в этой жизни французского... духи, мясо по французски, даже лесные прыгающие лягушки ассоциировались исключительно с Францией. Ей нравилось, она ощущала себя где-то между Катрин Денев и Патрисией Каас. Носила всякие шляпки и пыталась разговаривать на родном для неё полу французском... том самом, на котором нас научил говорить Наполеон, когда напал.

Я даже вылизывал её по-французски. Как-то с форсом, с шиком, с упоминанием каких-то персонажей из каких-то давних произведений. Зашкаливало. Казалось, что любовь вечна, Париж рядом, и если суждено нам неистово заниматься любовью, то не иначе как в Булонском лесу, на глазах туристов, чувствуя себя аборигеном и что нам французам на всех наплевать, нам можно. Парижем была Москва, Булонским лесом был Арбат... Там и случилось уличное приключение. Я усиленно целовал её, она усиленно всматривалась в далеко не французских прохожих. Мы занимались любовью, при этом шаря глазами по окрестностям. Не смущали не французские таджики, мы считали их многочисленными арабскими беженцами, ни машина милиции, которая промчалась мимо нас, как-то не особо обращая внимание, для себя решили, что они жандармы. И дедушка с собачкой, лысенький.... которого было решено величать не иначе как дедушка Луи, а по молодости, дедушка Луи де Фюнес.

Случилось кончить тогда в неё. И французские пошлости сменились опасениями о французских детях. Нам хотелось с голосом Джо Дассена, с шармом Азновура, и обоянием Бельмондо, и с красивыми чертами Делона. Мы ждали француза, а не француженку, поэтому уже напевали "падам-падам-падам", только вот родителям было трудно напеть какую-нибудь детскую песню об арбато-не до парижо - ребенке... Обломались, запели грустное "Бабье лето", затянулись Галуа...