Еще одна картина в «портретном» разделе – портрет Бруно Кассирера кисти Макса Слефогта.
Издательство и галерея "Кассирер" были одними из самых известных в Германии в начале ХХ века, а братья Кассиреры - известными деятелями немецкой художественной культуры. В этой немецко-еврейской семье были выдающиеся личности: меценат и торговец произведениями искусства Пауль Кассирер, издатель Бруно Кассирер, философ Эрнст Кассирер, медик Рихард Кассирер, музыкант Фриц Кассирер и фабрикант, сенатор Шарлоттенбурга Макс Кассирер.
Кузены Пауль и Бруно Кассиреры учредили издательство «Bruno & Paul Cassirer, Kunst- und Verlagsanstalt» и художественный салон - картинную галерею-магазин, который вскоре стал одним из лучших в городе. Первая выставка состоялась в ноябре 1898 г. Братья познакомились с Либерманом и Слефогтом, которые представили их влиятельным людям Берлина. , а затем по предложению президента Сецессиона Либермана были назначены его секретарями, что позволило Кассирерам занять высокое место не только внутри объединения, но и на художественном рынке в целом. Но Бруно и Пауль были очень разными по характеру, в соответствии с которым каждый выдвигал свою собственную эстетическую программу.
У Пауля была жилка предпринимателя, он был быстрый и решительный, ему больше нравилось торговать произведениями искусства. Недолгое время Пауль Кассирер работал редактором в авангардном журнале «Simplicissimus», на страницах которого часто разворачивалась страстная полемика. ", участвовал в литературных вечерах, на которых выступали Генрих и Томас Манны..
Бруно Кассирер, обладая замкнутым и меланхолическим характером, был его полной противоположностью. И это повлияло в дальнейшем на выбор рода их деятельности. В 1901г. Бруно и Пауль разделились, и в дальнейшем художественным салоном занимался только Пауль. Последняя выставка в салоне Пауля Кассирера состоялась в 1933 г.
Бруно не раз становился моделью для своих друзей-художников. Портрет, представленный на выставке, написан Слефогтом в 1911. году.
(Для сравнения портрет кисти Либермана, выполненный на десять лет позже, в 1921 году.)
Следующий раздел – «Город и окрестности».
Здесь хочется рассказать о картинах, не слишком известных широкой публике.
Готхард Кель. "Вид Эльбы у моста Августа зимой".
Готхардт Кель (1850 – 1915) – представитель раннего немецкого импрессионизма, получивший известность еще при жизни.
С 1895 художник жил в Дрездене, где его творчество, проникнутое импрессионистическими идеями, стало путеводным для многих художников. Из окон студии-ателье, расположенной на крыше Дрезденской Академии художеств, была видна Эльба и мост Августа. Находясь там, он часто рисовал реку в различной технике и сам пребывая в различном настроении, в различное время дня и при смене сезонов, при различном освещении вплоть до разрушения моста в 1908 году, подобно тому, как Клод Моне изображал Бульвар Капуцинов.
На картинах Лессера Ури часто предстает Берлин. На выставке можно увидеть картину "Площадь Ноллендорф ночью", поражающую сочетанием световых эффектов на фоне дождливой ночи.
Художники издавна страстно стремились в Париж, Мекку «служителей Аполлона», а оказавшись там, так же горячо и увлеченно рисовали парижские улицы и здания.
Вот что пишет о своих первых днях в Париже художница Мария Славона, ставшая участницей берлинского Сецессиона в 1901 году:
«В 1890 я прибыла в Париж. Здесь мне открылся новый мир. Первые посещения Лувра меня почти оглушили . Но я был разочарована, там мне ничего не нравилось…»
В Париже, где были созданы ее лучшие работы, она постоянно общалась с парижским художественным миром, особенно подружилась с Камилем Писсаро, выставлялась, но под мужским псевдонимом.
Мария Славона. "Дома на Монмартре"
Немецкие "импрессионисты" все еще сильно зависели от традиционных сюжетов. Такая популярная тема во Франции, как театр, не находила широко отклика в их произведениях. Картина Эугена Шпиро, немецко-американского живописца и графика, получившего известность, как пейзажист и портретист.„Театральная ложа в Париже“ 1907 года - одна из немногих на эту тему.
Эуген Шпиро. "Театральная ложа"
[показать]
Роберта Германа Штерля , урожденного дрезденца, относят к числу наиболее известных представителей немецкого импрессионизма. После учёбы в дрезденской академии художеств, Штерль остался связан с родным городом до конца своей жизни. Почти три десятилетия, являясь профессором академии художеств, он оказывал серьёзное влияние на искусство Саксонии. Роберт Штерль пользовался успехом как портретист. Огромный интерес в его творчестве представляют работы, на запечатлен известный дрезденский дирижер Эрнст фон Шук.
Роберт Штерль. "Эрнст фон Шук дирижирует оперой Рихарда Штрауса "Кавалер роз".
Следующий раздел – женские и детские образы.
Ловис Коринт «Материнская любовь». 1911 [показать]
На излучающей свет картине изображены Шарлотта, жена художника и Томас, его сын. Полотно было создано во время летнего пребывания семьи в южном Тироле.
Интимное изображение безмятежно- счастливой семьи, чья обнаженность также естественна, как и любящее отношение матери к ребенку (Коринт в это же время написал картину, где Шарлотта рядом с их дочерью Вильгельминой).
Название картине дал сам художник, полный творческих сил и не предполагавший, что вскоре его постигнет апоплексический удар.
Очаровательный детский образ на картине Ловиса Коринта «Лотта Ролл» [показать]
Излюбленную тему французских художников – сцены в кафе мы тоже встречаем на так часто. На выставке мы увидели картину Лессера Ури „В кафе. Женщина в красном “ 1911 года, на которой голубоглазая молодая дама с короткой стрижкой в свободной и смелой позе.
Как пишут критики, многие картины, созданные берлинскими художниками в предвоенное время или уже во время первой мировой войны, полны безмятежности и спокойствия, вытесняющих повседневные трудности. Их тематика - пивные с садом, отдых на озерах.
Например, картина Либермана 1916 года «Ресторан в саду в Хавель-Никольском», переносящая нас в беззаботную атмосферу Берлинского пригорода.
[показать]Ещё в 1909 году Либерман приобрёл земельный участок на берегу озера Ванзее, где был построен загородный дом. Свою виллу Либерман называл «дворцом на озере» и часто рисовал.
Там же, у Ванзее, расположено Никольское - усадьба, построенная для русского царя Николая I и его немецкой невесты Шарлоты.
Безмятежна палитра зелени различных оттенков на картине Бернхарда Феха "Беседка" [показать]
и на картине Макса Ута "Пивной ресторан в саду".
Наполненное светом полотно: картина Слефогта „Парусные лодки на Альстере “, на котором водное пространство сливается с небом.
В последнем помещении выставки, на мой взгляд, прослеживается очень интересная экспозиционная последовательность.
Сначала перед нами полотна, на которых замки,виллы, загородные дома, видимые из сада, с берега озера или реки в различное время дня.
Франц Скарбина. "Вечер в деревне"
Лето 1899 года Макс Либерман провёл в Зандвоорте и Шевенингене. Художник искал новые сюжеты, которые могли бы стать основой для его новых работа в стиле импрессионизма. По образцу «Дома в Руэле» Эдуара Мане он пишет картину «Деревенский дом в Хильверсюме»1901 , благодаря переплетению света и тени, излучающую спокойствие и гармонию.
Здесь же картина Вальтера Лейстикова «Из Грюневальда» [показать]
Глядя на это полотно, я еще раз с недоумением вспомнила слова кайзера Вильгельма II об одном из "грюневальдских" пейзажах Лейстикова: "Он мне замарал весь Грюневальд!"
Вильгельм Трюбнер "Замок Хемсбах"
Макс Слефогт . Сад в Ное-Кладов
Здесь же я еще раз оценила многогранность таланта Лессера Ури и широту его тем и образов.
Мы только что любовались контрастом света и тьмы берлинской ночи И вот перед нами картина «Утреннее солнце», написанная красками совсем другой палитры: солнечные блики, зелень разных оттенков, чуть тронутая желтизной листва и проглядывающий через нее бело-розовый сельский дом.
А если мы заглянем внутрь дома, то увидим эти чудесные букеты кисти того же Ури.
Покинув комнаты дома, мы опять оказываемся во владениях природы.
Вильгельм Трюбнер "Источник Зигфрида".
Макс Слефогт "Пейзажи Пфальца".
[показать]
Так случилось, что я сегодня вернулась из командировки как раз из тех самых, любимых Слефогтом, мест, где мне, несмотря на плохую погоду, удалось сделать несколько снимков. Предлагаю Вам взглянуть, как пейзажи Пфальца выглядят сейчас. [показать]
И еще несколько снимков - фотозарисовок нашей экскурсии.
"Мои внимательные слушатели"
"Минута обсуждения"
А это я: "Перед экскурсией нужно сосредоточиться!" [показать]
В завершение хочу познакомить Вас со статьей Корнея Ивановича Чуковского, посвященную Берлинскому Сецессиону и написанную им в 1903 году, когда он еще был не маститым писателем, а начинающим журналистом, которому едва минул 21 год.
"Шаблонная новизна"
Воспользовавшись своим пребыванием в Берлине, я отправился на выставку сецессионистов. Их стильные голубые афиши погнали меня в это странное здание, в стенах которого произошла революция молодого духа, где было дано последнее решительное сражение и выиграна последняя победа.
Я шел к победителям. Я любил их еще тогда, когда они были всеми загнаны, всеми унижены, когда, кроме смеха и оскорбления, они не получали никакого иного отклика на свои искания, предчувствия и порывы.
Я любил их, когда они грудью пробивали себе дорогу, когда жирная сытая академия сдавила их тисками своих самодовольных традиций - и вот они освобождены, они - победители, - что за разгул вольного творчества, что за оргия свободного духа ждет меня в стенах этого странного здания!
Вот марка уплачена, и я не без трепета вбегаю туда, внутрь, "к ним". О, да! Они победители! Это видно по всему. Долговязый профессор, сопровождаемый целым хвостом белокурых и добронравных Амальхен объясняет им всю загадочную прелесть Родэна и, тщательно избегая голых статуй, много распространяется о красотах такого недавнего башибузука, как Вальтер Лейстиков. Это ли не победа!
Амальхен делают серьезные лица; о хихикании, которое считалось еще два года назад признаком хорошего тона, - нет теперь и речи, - можно ли помышлять о более решительном поражении!
А главное - шутцманы. Они стоят у входа с таким сосредоточенным лицом, на котором так ясно написано сознание важности исполняемого долга, что всякие последние сомнения должны развеяться: победа действительно одержана, одержана блестяще. Берлинские профессора и городовые - это, так сказать, официальные свидетели всякой победы, всякого торжества.
Обрадовался я страшно. Но, пройдясь по всем комнатам, я вдруг захотел, чтобы никакой победы не было, чтобы белокурые Амальхен хихикали по-прежнему, чтобы долговязые профессора продолжали пренебрежительно помахивать кисточками своих колпаков - только бы вновь повеяло свободным размахом свободного творчества, свободного, смелого, незатемненного отношения к жизни, к природе, к человеку - отношения, без которого мертво и безжизненно всякое искусство, какими бы традициями ни было бы оно воспитано.
А этого как раз и не было. При самом беглом осмотре становилось ясно - и это нужно подчеркнуть, - что новая школа, школа сецессионистов, школа врагов всякого шаблона, - сама впала в шаблон, сама подчинилась традициям, сама признала тысячу условностей. Такая победа, согласитесь, хуже всякого поражения. Такая победа предоставляет полный простор ремесленности, рыцарям перепроизводства, целой армии подражателей, имитаторов, и претенциозных бездарностей. Все они старательно подражают тем, кто имел силу отвергнуть подражательность, жмутся к каждому имени, к каждой славе, питаются крохами с чужого стола - и вот создается самая ужасная вещь в искусстве - направление. Гиганты Сецессиона - Беклин, Лейстиков, Родэн. Они создали направление, не думая о нем. Они заботились о правде, о верности себе, и совершенно неожиданно вышло - направление. Теперешние заботятся о верности направлению, и у них выходит ложь, фальшь, надуманность.
Есть некоторый общий рецепт, по которому изготовляются все нынешние картины, есть предписания, очень тонко обусловливающие всякую мелочь, всякий самостоятельный шаг художника, всякое его движение. Платья должны быть желтые, лица должны быть загадочные, цветы должны быть такие, каких нигде в природе не встретишь, и которые нужно искать в ботанических книгах. Тучи должны быть обведены черными линиями, земля должна быть по крайности фиолетовая, и так дальше до бесконечности.
Поймите, я против фиолетовой земли ничего не имею. Может быть такая минута в жизни художника, когда земля ему кажется фиолетовой. Но меня возмущает словечко: должна. Мне кажется подозрительным направление, в котором вдруг все художники стали писать фиолетовую землю. Мне кажется смертью или даже самоубийством та чисто немецкая преданность "стилю'", которую обнаруживают участники сецессиона. Мне кажется ужасным, что наши искренние, "нутряные" русские художники подвергнутся участи немцев. Я был на петербургской выставке "Мир искусства". Какая свежесть, какая непосредственность! Здесь есть несколько наших художников, и они положительно производят впечатление каких-то светлых оазисов среди целого моря надуманности, извращенности и приличной посредственности. Есть "Бабы" Малявина, есть Рериховские "Идолы", есть Серовский "Задний двор". Все это настоящая поэзия, истинное вдохновение.
Но кто знает, что ждет нас через 2-3 года?
Берлин, 6 (19) июня.