8 часть


Однако мой крик разбудил не одну меня. Из соседней комнаты уже вприпрыжку бежал Степнов, на ходу всовывая ноги в тапочки с мордой кролика.
– Лена, Господи, что случилось? – на нем лица не было, по крайней мере, так мне показалось в темноте. Он опустил колено на мою кровать, а я молча приникла к его груди и разрыдалась.
– Лен-на… – протянул Виктор Михалыч, неуклюже гладя меня по голове. – Ну ты чего?
– За что?.. – бормотала я лишь один вопрос. – За что мне все это?.. Нога, Сережка, дед… я последняя сволочь и не заслуживаю всего того, что вы для меня делаете… простите, я просто вся на нервах, вот и говорю, что попало… но не сейчас.
И да, я… просто обязана сделать это, – в темноте я ткнула пальцем в газетный снимок Шубиной.
Он все понял.
– Но Лена…
– Должна, – серьезно и веско повторила я.
Мне было немного стыдно за столь сумбурную речь, но я надеялась, что он меня поймет. И сейчас мне было абсолютно плевать, что я почти обнимаюсь со своим физруком. Да ну, кого я обманываю? Он давно перестал быть мне просто учителем. Чудесный и надежный друг, вот кто он мне…
Я не знаю, можно ли это назвать примирением, но было такое ощущение, словно мы только что обхватили мизинцы друг друга и произнесли примирительную речь. Мне стало намного лучше. И пусть это спокойствие и некоторое умиротворение оттого, что Степнов согласился проспать остаток ночи в моей комнате, на полу, на мятом матрасе к утру пройдет, я была не согласна на большее. Мы заснули одновременно, держась за руки. Это был перелом в наших, до недавних пор очень напряженных отношениях. Ну что ж, перемены иногда бывают и к лучшему.
Я знала, что исполнение первого пункта моего плана будет чудовищным, но не подозревала, что это произойдет так скоро. Но Виктор Михалыч во всем поддержал меня, и уже на следующий день я опять встретилась с Олегом Васильевичем.
Вопреки врачебной тактике, он долго и упорно говорил мне, что паралич ноги из-за раздробления коленной чашечки практически неизлечимая болезнь. Но я знала, он лишь пытался отговорить меня оттого, что я собиралась сделать для своего выздоровления. Не прокатит, уважаемый доктор. Я от своего не отступлюсь.
– Поймите, Лена, у вас один шанс на миллион, что вы исправите этот дефект! – пылко восклицал он.
– Но один то шанс есть, – сквозь зубы упрямо цедила я. – Я должна использовать его по максимуму.
Поняв, что убедить меня не удалось, Олег Васильевич лишь вздохнул и пустился в длинный монолог с объяснениями всего того, что я должна была сделать. Я внимательно его слушала, не пропуская ни одной детали.
Иногда, доктор говорил такие, на мой взгляд, не выполнимые вещи и я в растерянности закусывала губу, переживая, что не справлюсь. Но когда мой взгляд находил тот злополучный снимок в газете, решимости во мне прибавлялось.
Я знала, что смогу.
Не знала я, что придется тыщу раз пожалеть о своем решении. И если бы не пророческие слова Степнова «В тебе есть главное – стремление к победе», звучавшие у меня в голове ежесекундно, я бы давно все бросила. Да и по природе не привыкла сдаваться и всегда доводила начатое до конца.
Это было ужасно. Моя правая нога совсем омертвела и не желала двигаться. Олег Васильевич что-то только не делал, чтобы оживить ее. Я до сих пор помню тот памятный день, когда он кольнул меня иголкой и сработал рефлекс. Была бы моя воля, я бы пустилась тогда в пляс. Это было незабываемо.
Дальше стало легче, хотя трудности все же были. Доктор решил начать делать со мной упражнения. Сначала я ползала по кровати, вопя от мучительной боли. Потом делала несложную гимнастику, на том же пресловутом диване. Поднимала ногу, водила ею из стороны в сторону. Через неделю уже смогла сгибать в колене. А потом и вовсе – научилась заново стоять.
Каждые два дня Виктор Михалыч отвозил меня в специальный тренажерный зал, а вечером я, в буквальном смысле падая с ног от усталости, выполняла разнообразные физические упражнения под его руководством. Знал, что мне тяжело, но продолжал мучить. Но я понимала, что это все во благо и была благодарна ему. Зато перед сном довольствовалась утешительным призом – его снисходительным поцелуем в лобик. Не знаю с какого перепугу я позволила физруку такие вольности, но этот маленький ритуал делал мои сновидения более приятными и сладкими. И отлично заменял традиционный поцелуй дедули.
Один день, который, по словам врача и Степнова, давался мне как выходной, я использовала по максимуму. Часто была в больнице, либо для того чтобы навестить еще не очнувшегося из комы деда, либо чтобы сделать рентген. Не знаю, как, но этот чудесный специалист Олег Васильевич почти исправил дефект моей многострадальной коленки и я ему обязана всем. Благодаря нему я в буквальном смысле встаю на ноги.
Лера и Наташа исправно носили мне домашку, а Ната еще и апельсины в той пресловутой авоське. Женька усердно занималась со мной, чтоб я не отстала по программе, а Аня просто морально поддерживала. Почему никто из них не удивился, что я с некоторых пор обитаю в квартире нашего общего физрука, никаких вопросов я от них не слышала. Спасибо им, не знаю, что делала бы без своих дорогих девчат!
Этот день я тоже запомню надолго. Он стал роковым и переломным в моей жизни. Во-первых, дорогой и уважаемый дядя Олег (формальности во время нашего почти трехмесячного взаимного сотрудничества словно испарились) сообщил мне, что я теперь полностью работоспособна. Я была, мягко говоря, в шоке. Еще некоторое время назад еле ползала, а теперь человек с отлично функционирующим телом. А когда он сказал, что я могу возобновить занятия спортом, я думала что умру от счастья. Однако быстро вернулась с небес на землю. Первый пункт моего плана выполнен. Пора приступать ко второму.
Я крепко сжимала влажную ладонь Виктора Михалыча, пока мы тряслись в городском такси. И была переполнена холодной решимостью. Глаза мои горели ярким, слегка фанатичным блеском – я отчетливо это видела в зеркале заднего вида, а губы были плотно сжаты. Автомобиль подкатил к пункту назначения, и я боязливо содрогнулась.
– Что, Кулемина, струхнула? – внезапно послышался голос Степнова. – Говорю еще раз, откажись от этой затеи! Это все бесполезно!
Я не удостоила его даже взглядом. Бросить все, после нескольких месяцев упорного труда? Ни за что.
– Лена! – окликнул он меня уже у дверей высокого здания. – Эту идиотку жизнь и так наказала! Оставь ее! Подумай своей белобрысой головой!
Я остановилась, в нерешительности сжимая белую ручку входной двери. Потом тряхнула головой и вошла. Бесполезно. Если у вас тогда не получилось меня отговорить и сейчас не получится. Извините, Виктор Михалыч.