6 часть

Кошка выгнула спину и фыркнула.
– Но тебя, прелестный комок шерсти я обижать не хочу, – преодолевая боль, я подошла к раковине и стала мыть пиалу, – поэтому не имеет смысла здесь задерживаться. И злоупотреблять гостеприимством Степнова не стоит. Что скажешь, кысь?
Естественно она ничего не ответила, лишь продолжила смотреть на меня своими янтарно-желтыми глазами.
– Молчание – знак согласия, – усмехнулась я и затопала в прихожую за курткой.
Поколебавшись, я собралась с духом и постучала костяшками пальцев по щербатой двери и вошла. Далее проследовала тишина.
Я стояла возле входа, опираясь на костыли. Немая сцена. Копейкина застыла с ручкой в руке, а ребята молча взирали на меня.
– Здравствуйте, – охрипшим от волнения голосом поздоровалась я.
– У-у-у… – завыл весь класс.
– Тише, ребята! – Елизавета Матвеевна с беспокойством посмотрела на меня. – Лена, что с тобой?
– Все в порядке, – я заскользила в проходе, пробираясь через вереницу рюкзаков к своему месту. – Простите, что опоздала на урок. А насчет ноги не беспокойтесь, это просто царапина, учебе не помешает.
Я плюхнулась на покрытое лаком сиденье и вытащила учебники. Хорошо, что успела заскочить домой.
– Ну ладно, смотри, – неуверенно пробормотала Копейкина. – Итак, тема сегодняшнего урока Афанасий Фет…
Но Леру и Наташу не интересовал знаменитый русский поэт, скромно улыбавшийся с портрета, прицепленного кнопками к доске. Они разом повернулись ко мне.
– Лен, ты офигела? – на Лере не было лица. – Припереться в школу в таком состоянии!
– Ты с ума сошла? – поддержала ее Наташа. – Ты же еле ползаешь!
– Девчонки, я в порядке, нога не болит совсем и…
– Ты и репетировать собираешься? – резко оборвала меня Лера.
– Ну да и…
– Дела…
Дальше мы разговаривать не смогли – Копейкина призвала к порядку и тишине. Лера пожала плечами и повернулась к доске. Хех, она быстро переключается на другие темы, ей трудно долго обсуждать одно и тоже. Но Наташа была совсем из другого теста. Если уж ее что-то заинтересовало, считай это надолго.
– А как твой дедушка? – обеспокоено спросила она. – Помнится, когда мы были у тебя в последний раз, ему стало плохо.
– Все нормально, жить будет.
– А… – Ната замялась, словно сомневалась, спрашивать или нет. – Твой братик, ну чьи фотки ты мне показывала первого сентября. Он, правда… того?..
– Прости, я не хочу об этом говорить.
Я уткнулась носом в тетрадь, пытаясь сосредоточиться на конспектировании монолога Копейкиной, но уже чувствовала, как вскипают жгучие слезы. Я сердито вытерла их и окунулась в мир стихотворений и поэм Фета.
Я стояла в спортзале под баскетбольной корзиной и сжимала от злости кулаки. Боже, как хотелось обхватить руками мяч, погладит его шероховатую структуру… забросить, в конце концов, в корзину. Но сейчас я не могла даже разогнуться. Стояла в какой-то нелепой позе, опираясь на костыли, и пустым взглядом смотрела на снующих вокруг учеников, облаченных в спортивную форму.
– Лена!
Я нехотя обернулась. Виктор Михалыч уже бежал ко мне.
– Лена! – повторил он, отдуваясь. – Ты спятила? Почему ты здесь? Тебе сейчас нужно лежать, набираться сил до следующего похода к врачу! Что ты вообще здесь делаешь?
– Виктор Михалыч, со мной все нормально, – делая ударение на каждом слове, заверила его я. – Не надо носиться со мной, как с больной. Вы мне никто.
Смысл собственных слов дошел до меня не сразу. А когда, наконец, я поняла суть сказанного мною, было слишком поздно. Лицо Степнова в этот момент выражало если не глубокую обиду, то невыносимую скорбь по поводу моей неблагодарности. Я спрятала рот в ладонях.
– В-виктор М-михалыч, – заикаясь, промямлила я, – я не хотела, извините.
– Тогда не надо было так говорить.
– Я честно не хотела…
– Иди домой. Пусть кто-нибудь из «Ранеток» тебя проводит. Я не могу, у меня сейчас урок.
– Хорошо.
Я не знаю, что именно в его тоне заставило меня смиренно покориться, но чувствовала, что побеждена. А еще ощущала вину, за столь опрометчивые слова. И судя по глазам Степнова, его это сильно задело. То, что я ни во что ни ставлю его, на самом деле просто неоценимую помощь.
Я сделала шаг и оступилась. Я не чувствовала правую ногу. Совсем. Я рухнула вместе с костылями на пол. Голова загудела. Это был крах, и я знала это.
Я лежала на кушетке и внимательно рассматривала свои ногти. Я никогда особо не ухаживала за ними, поэтому сейчас они больше походили на жалкие обрубки. Я грызла их в минуту напряжения, сильного стресса и просто волнения. А, учитывая то, сколько я за последнее время переживала, ноготочки пострадали сильно.
Я поднесла ладонь ко рту, доводя огрызки до совершенства. Сейчас они мне очень пригодятся. Недолго думая, я пошевелила пальцами на руке и впилась ногтями в оголенную ногу.
Ничего.
Ничего?
Ничего!
Я не почувствовала боли. Вообще ничего не почувствовала. Нога словно одеревенела. Я, пытаясь сохранять спокойствие, тоненьким, срывающимся на шепот голосом позвала Виктора Михалыча.
Он часто отпускал комплименты нашей новой медсестре, но сейчас ему было явно не до любезностей. Его лицо побелело как полотно, руки тряслись. Да почему же так? Что она ему сказала такого, что он так забеспокоился? Спину закололи иголки постепенно подкатывающего страха.
Степнов подошел ко мне, сел рядом и взял мою ладонь в свою. Совсем как тогда, когда я лежала вся избитая после очередного боя у себя дома. Я многозначительно посмотрела на него, гадая случаен ли этот жест, или он до сих пор помнит тот день. В любом случае, это уже неважно.
– Лена… – я уловила страх в голосе Виктора Михалыча. – Ты только не пугайся, просто ты должна знать. Твой дед, ему стало хуже.
– Насколько хуже? – поинтересовалась я, уже готовясь к худшему.
– Он в коме.