А вот писать перьевой ручкой — это особенное блаженство. Баночка свежих чернил поблескивает густым темно–синим. С тихим постукиванием отворачиваешь крышку и, опустив в нее перо, медленно, с приятным напряжением поднимаешь клапан. Наконец ручка напивается отличных Parker, и, закручивая ее, обязательно пачкаешь пальцы. Она утолила жажду, и густой яд с запахом гуаши плотно занял свое место. Теперь поднесите перо к белоснежной бумаге, но еще не прикасайтесь, и ощутите в запястье, как хищно и вдохновенно тянется этот яд к поверхности листа. Он хочет осквернить и оплодотворить его белизну. И мы позволяем ему это. Легкое прикосновение — и чернила сходят с кончика пера на бумагу, ложась ровной, совершеной синевой. Так рождается слово. И еще одно. Слова, продолжая друг друга, с растительным спокойствием вытягиваются в строку. Перед вами — дикий виноград древнего языка. Вы пишете вином, и каждое слово, высыхая, выдыхает легкий пар, от которого пьянеет само время.