Её идеальному золотому лицу подходят всякие выражения, от "молись щучий сын" до "Вива, Фидель", и мяу там в списке где-то справа внизу. Смотри: какие переливы от двух белых прямоугольников на золоте, когда ты поворачиваешь меня, как неподвижны идеальные золотые губы, как ты можешь услышать в любой момент где-то в центре, между красивой губами и бровями тобой и холодным жёлтым металлом, который гладок и приятен на ощупь, и почти вмещается в твою ладонь, с мягким мужским тембром "Здравствуй, моя ненаглядная!". Ты можешь услышать, но она молчит, ты поворачиваешь её, пытаясь поймать более светлых бликов на божественные, но не совсем симметричные и немного щерблённые временем бока, твой палец по ним скользит с таким же наслаждением, как по свежекупленной болоньевой куртке мужчины, с которым ты пришла с нового праздника, где было много народа, обычных и необычных людей, и был он - необычным среди необычных, и обычным среди обычных, но второе тебя не огорчает, потому что вполне устраивала уверенность в первом, такая же уверенность, что и промёрзшая земля, на которой ты стоишь, твёрда, если по ней не бьют сваезабивалки. И его значительные, хорошие в кости и с явным присутствием мяса мускулов, плечи под болоньевой курткой такой вызывают капризный восторг, что ты хотела бы их щипать вместе с курткой, и докопаться, почему, почему они такие, почему тебе так нравится то хлопать по ним с отстранённой завистью, то злостненько уверять себя, что ты хочешь порвать эту куртку, зная что они и куртка едины в этот момент. А это... это лишь пища для воображения. Может быть, и вообще неодушевлена, звонкая тяжёлая букла металла. Ты бросаешь её, как нелюбящая жена непроницательного, держащегося одинаково неуместно мужа - на кровать, но возвращаешься с жаждой скольжения тонких пальцев капризной женской руки по увесистому золотому, умопомрачительно жёлтому, самому светло-тяжёлому в мире... о, золото! В необычном виде - что те мятые прямоугольнички бумаги в кармане всего лишь женские шалости перед - страшно подумать, в воображении встаёт грубость камня-монолита, серые фигуры-статуи, зрящие через развевающиеся игрушечные неправдоподобные волосы на твоей внимательной головке, и ложишься с этой жёлтой игрушкой в кровать, кладёшь её рядом, не боясь во сне трахнуться об её неожиданно твёрдую закруглённость нежным лбом, твоя рука наполовину закрывает её нижнюю часть, ты царапаешь своим ногтём неподвижные губы, и думаешь, а что если эти губы и плотные щёки и скулы были живыми... как бы она говорила, то есть, он, как бы относился к женщинам, то есть к тебе только, все остальные пока что не имеют значения. И как к нему относились, так же жена была влюблена, в эти неподвижные губы, в звонкое тряско-тяжёлое (если постучать по нему кукумкой кулака) изваяние непривычного лица, а что если ...
ай, кажется пришли протирать меня тряпочкой... пока )
[536x600]