***
Я открыла дверь, и на меня тут же пахнуло смесью странных ароматов и пылью. Комнату освещал солнечный свет, пробивающийся через неровный пыльный слой на стекле. Я подумала, что сюда действительно давно не заходили и основательно не прибирались, что, в общем-то к лучшему.
Комната была завалена старыми чемоданами и коробками, в углу стоял шкаф, рядом швейная машинка и сундук. Но мое внимание привлек большой деревянный стол у окна . Я подошла к нему, осторожно ступая по поскрипывающим половицам. На столе возвышались стопки книг, перевязанных бумаг и стояли несколько шкатулок. И еще здесь была фарфоровая кукла, около тридцати сантиметров ростом. Она была в когда-то нежно-розовом платье с кремовыми оборками и с зонтиком. Лицо поразительно красивое, как новое, краска совсем не облупилась. Удивительно, как такая хрупкая вещь умудрилась сохраниться здесь в таком состоянии. Зато книги были древними, названия на обложках почти стерлись, а между желтых страниц тоже легла пыль и нашлись засушенные цветы.
Я бережно брала в руки поочередно все, что лежало на столе. Осмотрев большую часть книг, я взяла шкатулки и осторожно сдула пыль. Одна была большая и деревянная, с вырезанными птицами, а другая гораздо меньше, фарфоровая и очень тяжелая. Первая открылась со скрипом и явила мне пожелтевшие фотографии. Можно было подумать, что это первые в мире фотографии, такими ветхими и светлыми они были. Там были изображены девушки в красивых платьях с чудными прическами. Семь фотографий и половинка восьмой, где был единственный, среди увиденных мной людей молодой человек. Лиц почти не было видно, только слабые очертания. Я сложила их и взяла вторую шкатулку
В ней лежали часы. Всего одни, но как изумительно красиво сделанные. Тонкий браслет из металла золотого цвета с изящными лепестками. Они, конечно, давно остановились, но маленькие стрелки показывали без четверти шесть. Я перевернула их. На обратной стороне была гравировка, удивительно четкая. Мари де Клошер. Интересно, кому они принадлежали? Возможно, это что-то вроде тех дорогих сердцу вещей, которые хотят передавать по наследству, но потомки бессовестно засовывают их на антресоли или вот как сейчас, в пыльную комнату старого дома.
Я, повинуясь какому-то странному порыву надела их на свое запястье, щелкнув застежкой. Солнечный свет отразился в них и я почувствовала странное ощущение, словно чужое, но какое-то томящее. Я их узнала.