"- Так ты не хочешь быть каменотесом?
- Я вообще-то собирался стать деревенским дурачком, если отец позволит.
- У него талант от бога, - подтвердил Джошуа.
- Я разговаривал с дурачком Варфоломеем, - сказал я. - Он пообещал научить меня разбрасывать собственный навоз и биться с разбегу головой о стены".
(Кристофер Мур. "Агнец. Евангелие от Шмяка, друга детства Иисуса Христа")

Кривляюсь. Лицедействую. Что такое работа препода, как не актёрство. Точно так же воздвигаются иллюзии, надеваются маски. Все составляющие налицо: пьеса-лекция, партер, галёрка, софиты под потолком, гардероб. Авансцена с актёром. Час двадцать - за это время можно посмотреть кино. Или спектакль. Этакий небольшой моноспектакль. Наш театр - особенный. Всякое действо становится живым только благодаря экспромту. Публику надо заинтересовать, запомниться ей, услышаться ею. Надо быть убедительным. Иначе - слушать не станут, верить не будут, всё насмарку. Лучше б совсем не выходил. А то и вовсе проследовал парадным маршем в Бобруйск. Продолжать работать можно, но радости уже нипочём не будет.

А публика между тем бывает самая разная. Случается крайне, крайне тяжёлая. Совершенно не воспринимающая смыслы, интонации, фабулу событий. Попытки диалога обречены. Да и монолог похож на речь посреди морга. Слова вязнут, как звук в ватном матрасе: ни смысла в них, ни интереса. Такое представление изматывает в первые десять минут, и до финала дотягивается только тупым тяглом. Но, конечно, в чистом виде такие мёртвые сезоны случаются крайне редко. Чуть чаще щедрые боги шлют истинные подарки. Это - понимающий зал. Зал, который с ходу ловит тонкие места, легко входит в ближний контакт. Который благодарен тебе, а ты ему. Тогда удовольствие получают все: и зрители, и актёр. На этом краю спектра бывает и вовсе особенная аудитория, пресыщенная, почти богемная. Ах, золотая молодёжь лицеев, гвардия медалистов, ревниво выпестованная учительским коллективом. Это тот диалектический случай, когда слишком хорошо - уже паршиво. Ибо бомонд реагирует на происходящее на сцене со снисходительностью и небрежением. Вызвать здоровые человеческие неснобистские реакции - трудно. Они знают всё, а главное - цену всему. Но и для них есть свои средства художественного воздействия.

Спланировать ход спектакля заранее невозможно, всё даётся только интуитивно. Скольжением. В пол-касания. И в каждой аудитории приходится по-новому и по-своему смешивать жанры. Где-то упор на эпос, со звоном мечей и реками крови. Где-то отзывчиво принимают драму судеб, столкновение характеров. Где-то допускают к сердцу исключительно комедию, или трагикомедию, перестилаемую откровенным фарсом. Где-то рукоплещут буффонадным репризам. Где-то, чтобы расшевелить, надобен сюжет поострее и обороты порискованнее, почти на грани фола. Без ошибок не обходится. Без провалов, без фальшивой реплики, без недоумённого молчания в ответ. Ошибки имеют долгую жизнь. Они тяжело ложатся на плечи, имеют скверный запах, кропотливо и нескоро исправляются. И проходят для зрителя куда быстрее, чем для актёра. Счёт им ведётся на нервы. Иногда уходишь за кулисы, а на подмостках - сгустки твоих нервов. Безмятежен, безнадежен.
alles

Ну и, конечно, тщеславие препода - думать, будто делаешь мир лучше.
Так и живем.

[показать]