***

В дверь номера нетерпеливо стучали. Да что там — нагло колотили.

Стук ворвался в сон, скомкал сладкие видения. Испоганил настроение, еще толком не дав проснуться!

— Какого лешего? — проворчал Пересвет, не открывая глаз.

— К черту их… Не впускай… — пробормотал Ёж, уютно устроившийся у мужа подмышкой.

Царевич был согласен. Притиснул к себе принца еще сильнее, ногой под одеялом с его горячими коленками переплелся. Почмокал губами, вздохнул, приготовившись вновь нырнуть в роскошество крепкого утреннего сна.

Кириамэ жарко прижался, обнял рукою, положил голову на грудь царевичу. Грудь любимого была мягче пуховой подушки… Ночное кимоно во сне распахнулось, волосы разметались — сонное тело супруга грело Пересвета лучше любой грелки и теплее одеял…

— Сколько можно спать! — доносился из коридора рассерженный бас. Явно какой-то солдафон ломился. — Уж полдень! Чего не открывают-то!

— Утомились! Дракона ведь изгнали! — лебезил трактирщик, тактично приглушая голос. — Молодые! Крепко спят, пушкой не разбудишь!

— У меня приказ королевский! — ревел басовитый посланник Мейнхарда.

— Так вы ж с письмом? Вот и отдайте мне письмецо, я лично в руки постояльцам дорогим передам!

— А груз — тоже тебе оставить? Размечтался, прохвост!! — отмел предложение посланник. И заколотил с новой силой: — Отпирайте!! Его величество заставляете ждать в моем лице!!

— Не угомонится ведь, — вздохнул Пересвет. Одной рукою под кимоно принца по спине широко погладил, точно льнущего котенка. Пальцами второй принялся с удовольствием расчесывать тонко пахнущие цветочным бальзамом шелковые пряди.

— Нет, не уйдет, — вздохнул и принц. Потерся носом о гладкую кожу, вдохнул родной запах, напоминающий сухую траву, сосновую хвою и горьковатую полынь в жаркий летний день…

 — Придется открыть, — с досадой сказал царевич. Но не двинулся с места — выбираться из постели не было сил совершенно. Так давно хотелось сладко понежиться, просто насладиться теплом, молчанием…

— Лежи, — Кириамэ властно прижал ладонь к груди. Но сам тоже головы даже не поднял. Позвал негромко:

— Марфа! Открой чертову дверь. Никого не впускай, пошли всех к дьяволу.

— Как прикажете! — с готовностью соткались из воздуха девчушки.

Предусмотрительно кровать от входа загородили ширмами в кадайском вкусе. Похихикали над вышитыми по шелку пышными пионами, ехидно подмигнув фыркнувшему принцу, намекая на символизм сих цветков. И только тогда пошли отпирать дверь. [прим: по традиции фен-шуй пионы считаются оберегами страстной любви, своего рода афродизиаками, разжигающими вожделение.]

— Где их высочества иностранные королевичи?! — взревел нетерпеливый посланник Мейнхарда, узрев на пороге номера двух девиц.

— Отдыхают! — рявкнули Марфа с Марьей тоном выше и с более властной интонацией.

— В таком случае, — поумерил пыл посланник, — будьте любезны передать лично в руки!

Солдафон, увешанный регалиями, сверкающий парадными доспехами, щелкнул каблуками и с церемонным кивком подал двойняшкам свиток, запечатанный алым сургучом на ленточке.

— Одну минуточку, — приняв послание, присели в книксен девчушки. Коротко подрались за право отнести свиток — и Марфа, с видом победительницы, важно удалилась за ширмы.

— Заносите! — коротко приказал посланник.

Трактирщик охнул благоговейно, посторонился. Марья с любопытством глаза распахнула.

В номер протопали добрые молодцы, груженные сундучками с самородным золотом. Дюжина тех и других соответственно — входили-выходили по очереди, не  толпясь. Каждый сундучок был размером, примерно, с обычную корзину для грибов. Тяжелые.

Сундучки без лишней суеты расставили рядком вдоль ширмы. Крышки оставили открытыми — для вящего впечатления.

Исполнив высочайший приказ, посланник удалился.

Трактирщик — вот тот впечатлился! Подойти хотел, потрогать собственными руками эдакие сокровища, да девчушек постеснялся. Те сурово бровки сдвинули, кулачки в боки уперли.

Завистливо ухмыляясь, хозяин имел наглость заглянуть за ширму:

— Мои искренние поздравления! — негромко забормотал, потирая руки в нервном потрясении. — Чрезвычайно счастлив видеть ваше примирение, господа королевичи! Очень рад, что этой ночью вторая спальня не понадобилась. Желаю счастья, долгих лет! Благословят небеса ваш союз, принесший благодать в нашу столицу!

Кириамэ его проигнорировал совершенно. Как лежал ленивой кошкой на супруге, так и не шелохнулся. Пересвет немножко смутился. Сел повыше, вызвав недовольное ворчание потревоженного мужа. Кивнул в ответ поклонам трактирщика, занялся свитком, изобразив крайне озабоченный вид.

Хозяин поспешно откланялся, забормотав извинения.

Марфа только за ним дверь закрыла — послышался из коридора вопль:

— Жена! Скорей неси нашим дорогим героям, победителям дракона, бутылку игристого! Лучшего, что есть в погребе!! Кабы я знал, что чудовище не трогает мужеложцев — давно бы твоего ненаглядного обормота племянника в подземелье спустил!! Да что там — ради королевской щедрости сам бы согрешил, не побрезговал!..

— Что пишет Мейнхард? — поинтересовался принц. С неохотой поднялся, поправил кимоно на плечах. Взял любезно поданный Марфой гребешок, принялся неторопливо волосы расчесывать.

— Да вот… — нахмурился Пересвет. Коротко пересказал содержание послания, опустив тысячу витиеватых благодарностей за спасение королевства.

За победу над драконом Мейнхард заплатил, как было обещано — тут всё честно. Но ущерб, нанёсенный казне в ходе героического подвига, скрупулезно подсчитал до полушки. Оценил все обвалившиеся шахты и пробитые драконом тоннели, разгромленные в означенное время — от момента, как Кириамэ сошел вниз, до феерического подъема наверх. И вычел получившуюся сумму из тех денег, что занял у Берендея Ивановича на развитие золотопромышленной отрасли. Надо отдать должное, вычел с извинениями и уверениями, что оценил убытки по самой низкой возможной стоимости. Сверх того, великодушно простил потерянную в подземельях лютню.

— А мы ее разве потеряли? — спросил Пересвет, совершенно забывший о многострадальном инструменте.

— Мы ее конфисковали! — хихикнули Марфа с Марьей. Признались: мол, ни к чему чужой державе оставлять стратегическое оружие подобной усыпительной мощности! Потому самоуправно отправили лютню в логово к огненным змеям, на ответственное хранение.

Пересвет проворчал: мол, если силы девать некуда — пускай вон золото домой лучше переправят!

Марья с Марфой плечами пожали, друг на дружку переглянулись — и сундучки из-под ширмы исчезли.

— Готово!

Девчушки отряхнули ладоши — как будто чем-то испачкаться успели, право слово!

В дверь снова постучали.

— Не постоялый двор, а проходной, — ругнулся принц.

— Это вино прислали! — предположили двойняшки в предвкушении.

Но на пороге был не трактирщик, а мальчик лет двенадцати, в вычурном наряде придворного пажа. Мальчик оказался юрким: нахально отпихнул от дверей Марью, нырнул под локтем Марфы — прямиком к ширмам, мигом сориентировавшись в незнакомом номере.

— Приказано передать лично в руки победителей дракона! — заверещал мелкий посланец, размахивая новым свитком.

Кириамэ замер с гребешком в руках, пораженный беспардонным вторжением карапуза. Карапуз окинул нихонца оценивающим мужским взглядом (выглядевшим на детском личике забавно), одобрительно цокнул языком. Деловито передал с легким поклоном Пересвету депешу:

— От ее высочества принцессы Хильды Тюрильской! — провозгласил, проорав во всю мочь. — Приглашение на королевский бал, который призван состояться сим вечером в седьмом часу вечера после закатывания небесного светила!

— Мы не пойдем, — отрезал принц. Продолжил заниматься волосами, потеряв к пажу всякий интерес.

— Вынуждены отказать, — пожал плечами Пересвет, глянув на супруга. — Так ее высочеству и передай.

— Нет уж, — хихикнул карапуз. — Вы сами передавайте, коли хотите! А я не дурак ей на глаза показываться! После того, как растрезвоню по всему дворцу, что иностранный королевич, на которого она глаз положила, предпочел ее жирное высочество своему тощему приятелю!

И ручонку протянул с намеком, голову к плечику наклонил, глазки хитро прищурил. Мелкий вымогатель.

Девчушки рассвирепели невозможно, аж щеки покраснели. Схватили мальчонку за шиворот, вытолкали из комнаты взашей и подзатыльниками:

— Иди трезвонь, кому хочешь! Тут уже капитан гвардии до тебя приходил! С отрядом лакеев! Так что ни черта за свою новость не получишь, засланец блохастый, ни ломаной копейки!!

Не было предела возмущению двойняшек! Заперли дверь, спинами прислонились — заругались дуэтом, перебивая друг друга, поддакивая.

Пересвет насторожился. Придвинулся к мужу, по спине сочувствующе погладил, осторожно. Но оказалось, у того плечи вздрагивали не от всхлипов, а от сдерживаемого смеха. Царевич дух перевел с облегчением, когда Ёж на подушки откинулся, захохотав — да с собою под одеяло утянул Пересвета.

— Твоя репутация погублена навечно, — отсмеявшись, сказал Ёширо. — Опозорил я тебя на все три королевства.

— Ну и к лешему, — пожал плечами царевич. — Если надо будет дальше политику разводить — пускай с посольством едут братья! У меня их много, не всё им по домам сидеть, животы отращивать. А я возвращаться сюда не собираюсь, хватит.

Улегся, опершись на локоть, подпер щеку ладонью. Свободной рукой воротник кимоно на муже поправил.

Тот тоже развернулся к нему лицом, улегся точно так же.

Девчушки из-за ширмы сунулись было — но язычки прикусили вовремя, на цыпочках отошли. Чтобы игре в гляделки не мешать.

Да тут тарелочка завибрировала! Золотое яблочко по голубой каёмочке запрыгало — царский терем вызывал на связь! Марфа рукой по воздуху в досаде рубанула, Марья разочарованно щеки надула.

— Эй, вы! Где пропали?! — орала в тарелочку Войслава.

Пересвет дал одну вишенку мужу, вторую себе в ухо сунул — да чуть на одно ухо не оглох от воплей сестрицы.

— О! Чем это вы там занимаетесь? — сунулась в кружочек донышка Ясмин, отпихнув плечом подружку. Хитренько заулыбалась, распознав диспозицию собеседников. — Под одним одеялышком греетесь, да? Как у вас там погодка в Тюриле? Холодно?

— Нашла время о погоде расспрашивать! — Тарелочка без боя перешла в руки Василисы Никитичны. Узрев сына с зятем в непричесанном виде, чуть не в обнимку, царица опешила с отвычки, но быстро взяла себя в руки. Заговорила о деле.

Во-первых, только что выпавшие из воздуха посреди тронного зала сундуки с золотом отдавили дворцовой кошке хвост. (Марья с Марфой конфузливо засмущались.)

Во-вторых, из Штиреймарка пришел неожиданный заказ на желуди и прочие корма для скотины по завышенным ценам. Министр деревенского хозяйства весьма озадачился. А Берендей Иванович восхищен нежданно проснувшейся деловой хваткой младшего сына.

— Мы не были в Штирейхмарке, — отказался от похвал Пересвет.

Кириамэ бросил на него взгляд, но промолчал. Если его супруг предпочитает солгать матери, лишь бы не напоминать о случившемся, он должен быть благодарен.

Василиса Никитична почесала лоб под чепчиком в недоумении — и махнула рукой на странное поведение своей коллеги Розамунды. Бог с ней, с чудачкой.

Царица перешла к насущным проблемам. Предоплаты от Розамунды и золота Мейнхарда достаточно, чтобы откупиться от претензий кадайского императора. Однако теперь возникла другая проблема! Нашлись наконец-то неопровержимые улики, что беспорядки по всему Тридевятому царству учиняют именно кадайские шпионы-засланцы. Это они поля и леса поджигали, гады, мельницы взрывали и колодцы с реками травили. Шпионов-то мало-помалу выловили. А население в бунт поднялось против иноземцев! И теперь обратная волна пошла — местные горячие головушки громят иностранные слободы, не разбирая кадайцев, эллинов, чудь, франкийцев, норманцев — и прочая народности. Кадайские купцы такого произвола терпеть не пожелали — вместе с семьями с насиженных дворов съехали, восвояси на родину воротились. В связи с чем, оскорбившись фактически полным разрывом торговых отношений, Хунь-Юань сократил отсрочку, данную из уважения к нихонским посредникам.

И это бы тоже ничего — но Берендей Иванович заупрямился! Получив золото в опустевшую казну, воспрянул духом — и с новыми силами рвется торговаться с кадайским правителем.

— Но вы-то там как? — Царица отвела душу, нажаловавшись на отца сыну — и вроде полегче стало.

— К ночи домой вернемся, наверное, — сказал Пересвет, переглянувшись с молча согласившимся принцем. — По городу немножко погуляем, достопримечательности посмотрим…

— На бал не пойдем, — с улыбкой напомнил Кириамэ мужу.

— Они там на балах танцуют!! — отобрала тарелочку у родительницы Войслава. — Совести у них нету!! Нет бы сестренку за границу вывезли, в свет! Людей поглядеть, себя показать! Эгоисты!!

Пересвет остановил яблочко, окончив сеанс связи.

— Так ты не против? Погуляем по городу? Поглядим на достопримечательности? -Царевич выбарахтался из одеял-простыней, оглянулся на Ёширо.

Марья приготовилась было играть роль услужливой горничной, но пришлось без толку постоять с одеждой в руках. Пересвет обратно на кровать забрался — заинтересованный тем, что супруг уселся в позу лотоса и, по всей видимости, компанию ему составить не собирался.

— Ты… завтракать разве не спустишься? — уточнил царевич.

Подобрался поближе, заглянул в лицо супругу снизу вверх — ресницы подрагивали, но веки были плотно закрыты. Вправду медитировать вдруг собрался? Пересвет надул губы в непонимании, оглянулся на Марфу — та только руками развела.

— Я не хочу, — отозвался Кириамэ, не меняя позы.

Пересвет вздохнул. Сел ровно напротив, тоже ноги под себя подобрал. Не лотос, ну пусть будет лягушка на кувшинке.

— Почему? — поинтересовался.

— У меня пост, — сказал Ёж ровно. Глаза не открывал, следил за спокойствием дыхания. — Для очищения духа. Иди, завтракай! Потом пойдем смотреть твои достопримечательности.

Пересвет недовольно скривил губы. Выдумал еще, голодом себя морить в наказание за позор!.. Но что ж поделать, если такая традиция у нихонцев — пусть лучше так, чем хандрить в черной тоске.

— Тогда я тоже не буду есть, — решил Пересвет.

— Не нужно, — возразил Ёж. — Ты не обязан.

— Обязан! — вздохнул царевич. — Я слишком доверился Хродланду, потерял бдительность. Не уследил за собственным мужем! Стыд мне и позор.

— Нет, — спокойно парировал Кириамэ. — Я вызвался быть твоим телохранителем. Вся ответственность лежит на мне. И это мое наказание за самонадеянность. Я опозорен и осквернен — такова моя карма.

— Что? — не понял слова Пересвет. — Нет, на двоих дели свою эту карму. Оба будем поститься и медитировать. Давай, учи меня, как правильно! Зажмуриться — это понятно…

Кириамэ открыл глаза. Улыбнулся, увидев, какую позу принял старательно пытающийся правильно скрестить ноги супруг. Но поправлять не стал — просто снова закрыл глаза.

Молчать Пересвету не нравилось. Сидят, как два кадайских болванчика, на разных концах кровати — и молчать? Смешно же!

Царевич вытянул за высунувшийся остренький кончик перышко из пуховой подушки. Перышко оказалось беленькое, пушистое. И довольно длинное. Протянув руку, кончиком перышка Пересвет, даваясь смешками, пощекотал нос супругу.

Тот не то что не чихнул — не поморщился. Какая скука…

— Прекрати, — ровно попросил Кириамэ, когда кончик перышка плавно перешел от носа к виску, погладил скулы, щеки, подбородок…

— Давай, пока мы тут, купим тебе новое платье? — предложил царевич. — Ну, с кринолином, корсетом и оборчатой юбкой. Хочу красивое!

Брови принца нахмурились. Но только и всего — ни слова не проронил.

— И чепчик к нему… — продолжал дурачиться Пересвет, переведя пёрышко с лица на шею, на ключицы, грудь, виднеющуюся в глубоком вороте небрежно запахнутого ночного кимоно.

— Покупай, что хочешь, — отозвался Ёж.

— На Святки нарядишься! — веселился Пересвет. — А мне в пару — камзол местного покроя.

— Если пожелаете, мы обойдем портняжные мастерские и лавки! — с воодушевлением вызвались Марья с Марфой, аж глаза загорелись.

— Желаю, — важно кивнул Пересвет. — Хочу синее! Нет… белое! Точно, белое. Пышное! С голубыми лентами и серебристым кружевом на рукавах. Войславка от зависти на маскараде свой кокошник порвёт на жемчуга.

— Будет исполнено! — пропели девчушки, расторопно растворившись в воздухе.

Несколько секунд Кириамэ имел возможность медитировать в покое и тишине.

Вскоре тишину нарушило сосредоточенное сопение.

Открыв глаза, принц невольно отшатнулся. Любопытный нос супруга оказался в полувершке от его собственного!

— Ты чего? — спросил Кириамэ.

— Да вот… — произнес с сомнением Пересвет. — У тебя волосы как будто посветлели? Посерели вроде бы…

— Правда? — пролепетал принц. К удивлению царевича принял шутку чрезвычайно серьезно. Дрогнувшими пальцами за пряди схватился, попытался разглядеть — да шелковый блеск мешал, отсвечивал некстати! — Где зеркало? Дай мне, онегай-щимас! Хояку-кудасай! [прим: Пожалуйста! Побыстрее, прошу!]

— Да ладно тебе! — расхохотался Пересвет. — Поверил?

И вперед вдруг нагнулся — губами к губам принца прижался.

Ёширо обмер от неожиданности. На поцелуй не ответил, от изумления губы словно онемели. Почти и прикосновения не почувствовал…

— Ты… Зачем? — выдохнул Ёж, когда царевич чуть отстранился.

— Теперь скверна разделена на двоих, — тихо рассмеялся Пересвет. Страшно хотелось прижаться губами к зарозовевшим скулам, к затрепетавшим ресницам. Если сейчас еще слезы заблестят — просто не удержится! — Я забрал половину. Всё по-честному!

— Нельзя так! — возмутился Ёж. Губы сами собой растягивались в улыбке, но целоваться же неудобно, смеясь. — Верни немедленно!

Он накинулся на царевича, повалил на постель. Сам уселся верхом, ладонями плечи прижал, чтобы не рыпался. А тот и не пытался! Не дернулся отвернуться от ответного поцелуя. Подставил губы покорно. Глаза не зажмуривал — смотрел внимательно. Рот приоткрыл, ожидая. Дыхание срывалось горячее, неровное…

Кириамэ не верил. Сон? Явь? Бред?

Он очень медленно наклонялся к губам царевича, давая тому возможность свести всё к шутке. Но тот, пусть и улыбался, отшучиваться не стал.

Принц почти лег на него, прижавшись всем телом, опершись на локти, вплетя пальцы в светлые кудри. Неужели? Собственные глаза его обманывают? В чем подвох? Разве это возможно?

Пересвет сам потянулся вперед. Прикоснулся губами к губам. Нежно, осторожно… Сладко…

Кириамэ отказала выдержка — накинулся, смял медовые уста. Ворвался языком в жаркую тесноту, принялся хозяйничать, ласкать, играть, жадно пить вздохи…

В ушах Пересвета вдруг прозвучал голос принцессы Хильды. Отчетливо. Царевич вздрогнул всем телом. Ведь он не слушал тогда, что она трещит! А сейчас — вспомнил отчетливо, каждое ее слово… Любовь между юношами прекрасна и возвышена? Но богопротивна и неестественна. Плотская любовь болезненна и мучительна. Один вынужден причинять страдания другому. Второй принужден терпеть боль, сходную с пытками… Палач и жертва? Такова расплата за греховную связь, таково наказание. Пересвет не хотел верить ее словам… Зачем он это слышал!! Зачем вспомнил?! Сейчас?!..

Кириамэ резко разорвал поцелуй.

Царевич смотрел на него испуганными глазами.

— Что? — нахмурился принц. Помрачнел, сел прямо.

Значит, он вновь ошибся, принял желаемое за действительное? Чудо не свершилось — было просто шутливое любопытство? Его муж никогда не примет его чувств, если до сих пор его настолько пугают самые невинные ласки.

— Скажи… — пробормотал Пересвет. — Правда, что любовь состоит из боли и страдания?

— Нет, — против сил улыбнулся Ёширо. — Неправда.

Он не сказал, что еще любовь состоит из лжи.

— Разве… — неловко спросил царевич. — Разве возможно нарочно причинять страдания тому, кем дорожишь больше всего в жизни?

Пересвет растеряно погладил ладонями колени супруга, провел до талии, обхватил за пояс, не позволяя уйти, не ответив. Царевичу было страшно представить, что, если всё зайдет слишком далеко, он сам должен будет причинить боль своему принцу. Как это? Зачем? Разве Ёжик хочет этого? Разве иначе нельзя? Пересвет ни за что на свете, ни за какие удовольствия не станет его мучить! Он видел, как ему было больно там, в спальне Зигурда! Неужели это и есть плотская любовь? Одни страдания и боль? Пересвет не будет палачом своему мужу, у него не хватит жестокости настолько его полюбить, чтобы обезуметь и потерять жалость…

— Кто тебе такое сказал? — рассмеялся Кириамэ, смехом прикрывая отчаянье.

— Хильда…

— Нани? — улыбка застыла на губах принца. В глазах загорелся огонь злости и ревности. — Какого дьявола она говорила с тобой о любви? О плотской любви, верно? Да? Что между вами было, пока меня не было рядом? Что она с тобой сделала?! [прим: что?]

Пересвет отдернул от него руки, с опаской прикрылся локтями. Пролепетал:

— Да ничего не было… Почти…

— Почти? — задохнулся Ёширо. — Почти?! Значит, что-то было?!

— Не было!! Поверь! Я просто сбежал от нее! Ничего такого не успело случиться!

— Сбежал? «Ничего такого»?! Похотливая тюрильская шлюха! Чиксщё!.. — бушевал супруг, с отвращением шипя проклятия, покрывая принцессу страшным японским матом. — Как она посмела осквернить тебя?! Надругалась над цветком твоей невинности! Цветком, который я трепетно лелеял, мечтая узреть, как этот цветок распустится в полной красе чистоты и непорочности!! Косщё бэндзё!! [прим: сучка, «общественная уборная» = девушка, которая никому не отказывает в сексе]

Принц в сердцах схватил перепуганного супруга за грудки, тряхнул с яростью пару раз, бросил. Слез с него, в волнении прошелся по комнате: заламывая руки, схватившись за голову, пальцы запустив в растрепанные волосы. В этот момент он был по-настоящему страшен! Ведьма, изрыгающая колдовские проклятья на обидчицу.

— Когда назначен бал? — резко развернулся к кровати Ёж. В глазах мерцало безумие ревнивца, готового на преступление.

— Ты же не хотел туда идти… — пролепетал Пересвет.

— Теперь хочу! — широко улыбнулся принц. — Там же будет ее высочество!

— Нет! — вскрикнул царевич, суетливо вскочил с постели.

— Не беспокойся, что ты! — миролюбиво поднял ладони муж. — Я не убиваю женщин. Просто с ней переговорю, с глазу на глаз. Поблагодарю, что присмотрела за тобой в моё отсутствие.

— Нет, я сказал! — рявкнул Пересвет. — Никакого бала!! Мы уезжаем домой!! Немедленно!!! Марья, Марфа!! Сейчас же собирайте вещи и прикажите седлать лошадей!!!

— Так платье не брать? — робко пискнула Марфа, появившись посреди комнаты с покупками в руках.

— Подари трактирщице, ей понравится, — прошипел ласково Ёширо.

Пересвет приказал девчушкам перенесли их в Заполошный лес, к огненным змеям. Нельзя же было в таком настроении мужа в терем вести! Вот пообщается со змеенышами, погуляет на свежем воздухе, по золотому листопадному лесу — глядишь, и охладит голову?..

Разумеется, Кириамэ устроил безобразную сцену ревности больше для того, чтобы дать выход не столько гневу, но отчаянью. Внешне успокоившись, он вскоре попросил прощение у Пересвета, заверив, что не сомневается в его невиновности и невинности.

Помирились.

Но за теплой улыбкой, вновь безмятежно засиявшей в глазах принца, по-прежнему скрывалась боль безвозвратной потери.

Проклятая тюрильская дура! Жаль, ее не принесли дракону в жертву с самого начала, вместо овец. Ужос сам удрал бы из подземелья, увидав такое подношение…

Впрочем, всё это шутки. Кириамэ знал, что его надеждам никогда не суждено оправдаться. Никогда! Такое страшное слово, от которого веет вечностью и могильным холодом… Слишком тревожно поглядывал на него царевич. Слишком испугался за него тогда, после пыток в спальне Зигурда. А теперь, после отвратительных проповедей Хильды, Пересвет будет шарахаться от него, вздрагивать от каждого пристального взгляда…

Кириамэ улыбнулся. Он жалок в глазах супруга? Достоин лишь сочувствия, заботы и жалости. Как душевнобольной? Который способен из-за безумства самого себя изувечить или убить… Верно… Вот и всё. Большего он не заслуживает.

Жаль, сердцу не прикажешь. Сердце упрямо мечтало о большем и нестерпимо болело, сжимаясь от каждого случайного прикосновения…

Словно бы чувствуя его состояние, змееныши ласкались теснее обычного. Буквально душили его золотыми горячими кольцами, всё лицо облизали… Или им нравился соленый вкус тайком льющихся слёз? И это осенняя прохлада заставляла ластиться, искать человеческое тепло?..

Когда солнце ушло, и кроны деревьев из золотых превратились просто в жухло-желтые, змеиха освободила принца, загнала детишек в нору. Похоже, скоро змеи окончательно залягут в зимнюю спячку. Снег заметет сугробом вход в логово. На снегу будут отчетливо заметны любые следы. Наведываться сюда, как в волшебную кладовку, станет проблематично — и очень опасно для змеев. Раз так, то Марье с Марфой предстоят долгие месяцы одиночества и белоснежной скуки…

Повинуясь наитию, Кириамэ объявил девчушкам, что берет их с собой в столицу.

Раздавшийся визг двойной радости заставил дремлющее воронье с хриплым карканьем стаей сорваться с верхушек берез и высоко взлететь в закатное холодное небо.

***

Возле царского терема была необычная суматоха: все носились бестолково, кто-то кричал «Коней седлать!», кто-то требовал оружия. Кто-то вопрошал: «А куда ехать-то надо? Кого убивать-то?» В сумерках все натыкались друг на друга и кричали только громче.

— Что случилось? — завидев причитающую матушку на балконе, крикнул Пересвет.

— Войславку украли! — со слезами откликнулась царица.

— Похитили? Не сама сбежала? — уточнил царевич. Но Василиса Никитична помотала головой, снова в платочек уткнулась.

— С ней Ясмин была, на реку ходили закатом любоваться, — сказал Светополк. Пересвет обернулся — брат появился за спиной, неожиданно возникнув из сумерек, сверкая доспехами, в полном вооружении. — И еще девка горничная. Та назад прибежала, кричит «украли». Мы уже весь берег обыскали — ни Ясмин, ни сестры. Подковами чужими натоптано, а куда следы ведут — не разобрать. Я возьму стражу, разделимся на отряды, проверим по разным дорогам, спросим людей, не видали ли чего. Далеко не должны уйти!

— Я с тобой! — сказал Пересвет.

— Вот еще! — отмахнулся Светополк. — Сиди дома, мать утешай. Без сопляков разберемся. Дружина!! По коням!! Выезжаем!!

— Как бы не так, — огрызнулся младший царевич. Поглядел вслед упылившим в темноту отрядам стражи, вскочил в седло.

— Сначала осмотрим берег, — предложил принц.

— Ты не обязан ехать! — возразил Пересвет.

— Не хами мне, дорогой мой, — осадил Ёж. — Если найдется след, я вызову змеев — быстро нагоним похитителей.

— Ночью с высоты мы только мимо пролетим. Вор издалека заметит всполохи и спрячется. Может быть, Марта с Марфой что-то обнаружат? — сказал царевич.

— Да мы уж слетали, глянули, — озабоченно откликнулись девчушки из своей коробчонки. — Накопытили там хорошо! И свои, и чужие. Может мы и ошибаемся, но один подозрительный след ведет к северному лесу.

— Светополк в другую сторону всех увел! — с досадой понял Пересвет. Подстегнул коня, рванул было сам на север. Но тут же удержал, круто развернулся на месте, крикнул царице: — Они давно пропали?

— Меньше часа! — с надеждой в дрожащем голосе сказала Василиса Никитична.

— Догоним! — Пересвет кивнул, унёсся вперед.

— Не волнуйтесь, матушка! — сказал Кириамэ, прежде чем сорваться следом. — Ясмин с Войславой, они не дадут друг дружку в обиду!

— Ох, да вы сами-то осторожней, ночью-то, — всхлипнула царица.

Перекрестила их, проводив тревожным взглядом.

Вздрогнула, чуть сердце из груди не выскочило — сзади, зевая, вышел на балкон из опочивальни царь:

— Чего шумите? Спать мне мешаете! Ась?

— Тебе бы только бока отлеживать! — разревелась царица, кулачком в плечо благоверного стукнула в сердцах. — Дочь родную украли из-под носа — а ты спишь!!

— Украли? — зевнул, не вполне проснувшись, Берендей Иванович. — А точно ли? Чай, сама опять сбежала!

Конец третьей сказки

Продолжение следует!

....правда, не раньше НГ 2014....