Посвящается протоиерею Василию Ермакову.

Склонив седую голову и неся в дрожащих пальцах огарок свечи, вышел пред Царскими Вратами читать утренние молитвы. Звучный голос пронёссянад сводами храма: «Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.» Губы зашептали заученные наизусть молитвы, а взгляд устремился ввысь, туда, где Господь, в окружении Херувимов и Серафимов внимал его словам. Казалось, что в этот момент даже мухи прекращали своё назойливое жужжание, а пауки не плели свою паутину, всё замерло в благоговейном трепете… Началась Литургия. Медленно и тягуче потекло время, боль отпускала сердца, облегчение приходило взамен отчаянию, даже младенцы умолкли, вслушиваясь в распевное знаменное пение клироса, и вглядываясь под свод церковного купола, словно видя ангельский хор, подпевающий земному…
Пропето многолетие, закрыты Царские Врата, никого не осталось в стареньком храме, кроме седовласого батюшки, стоящего у аналоя и задумчиво поглаживающего бороду. «Вот и моё время приходит» - еле слышно говорит он… Жгучая слеза тяжело катится по старческой щеке… Приподняв рясу, тяжело опускается на колени, склоняет голову и начинает молиться за нас, потерявших Веру в Господа, принявших учение сект, баптистов, иеговистов и прочих Богохульников… За нас, тихонько усмехавшихся над стареньким батюшкой, отдававшем последние крохи сиротам и обездоленным… За нас, сквернословящих и блудливых, в буднях и суете своей позабывших Бога…
Тяжело поднимается с колен. Дрожащей рукой отряхивает рясу и медленно выходит из храма… Широко осеняет себя крестным знамением и отдаёт земной поклон…

Осенью не стало его… искреннего и любящего всех и вся…
Помолись за нас у престола Божьего, батюшка!