[232x299]
Владимир Высоцкий. 1975 год



Баллада о времени



Замок временем срыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зеленых побегов,
Но... развяжет язык молчаливый гранит -
И холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах.

Время подвиги эти не стерло:
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло -
И оно свои тайны отдаст.

Упадут сто замков и спадут сто оков,
И сойдут сто потов целой груды веков, -
И польются легенды из сотен стихов
Про турниры, осады, про вольных стрелков.

Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком, -
Потому что любовь - это вечно любовь,
Даже в будущем вашем далеком.

Звонко лопалась сталь под напором меча,
Тетива от натуги дымилась,
Смерть на копьях сидела, утробно урча,
В грязь валились враги, о пощаде крича,
Победившим сдаваясь на милость.

Но не все, оставаясь живыми,
В доброте сохраняли сердца,
Защитив свое доброе имя
От заведомой лжи подлеца.

Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копье поудобней легла,
Хорошо, если знаешь - откуда стрела,
Хуже - если по-подлому, из-за угла.

Как у вас там с мерзавцем? Бьют? Поделом!
Ведьмы вас не пугают шабашем?
Но... не правда ли, зло называется злом
Даже там - в добром будущем вашем?

И вовеки веков, и во все времена
Трус, предатель - всегда презираем,
Враг есть враг, и война все равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна -
И всегда на нее уповаем.

Время эти понятья не стерло,
Нужно только поднять верхний пласт -
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут на нас.

Ныне, присно, во веки веков, старина, -
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина.

Чистоту, простоту мы у древних берем,
Саги, сказки - из прошлого тащим, -
Потому, что добро остается добром -
В прошлом, будущем и настоящем!

1975

x x x


В забавах ратных целый век,
В трудах, как говорится,
Жил-был хороший человек,
По положенью - рыцарь.

Известен мало, не богат, -
Судьба к нему жестока,
Но рыцарь был, как говорят,
Без страха и упрека.

И счастье понимал он так:
Турнир, триумф, повержен враг,
Прижат рукою властной.
Он столько раз судьбу смущал,
Победы даме посвящал
Единственной, прекрасной!

Но были войны впереди,
И от судьбы - не скрыться!
И, спрятав розу на груди,
В поход умчался рыцарь.

И по единственной одной
Он тосковал, уехав,
Скучало сердце под броней
Его стальных доспехов.

Когда в крови под солнцем злым
Копался он мечом своим
В душе у иноверца, -
Так счастье понимать он стал:
Что не его, а он достал
Врага копьем до сердца.

1975

Баллада о ненависти



Торопись - тощий гриф над страною кружит!
Лес - обитель твою - по весне навести!
Слышишь - гулко земля под ногами дрожит?
Видишь - плотный туман над полями лежит? -
Это росы вскипают от ненависти!

Ненависть - в почках набухших томится,
Ненависть - в нас затаенно бурлит,
Ненависть - потом сквозь кожу сочится,
Головы наши палит!

Погляди - что за рыжие пятна в реке, -
Зло решило порядок в стране навести.
Рукоятки мечей холодеют в руке,
И отчаянье бьется, как птица, в виске,
И заходится сердце от ненависти!

Ненависть - юным уродует лица,
Ненависть - просится из берегов,
Ненависть - жаждет и хочет напиться
Черною кровью врагов!

Да, нас ненависть в плен захватила сейчас,
Но не злоба нас будет из плена вести.
Не слепая, не черная ненависть в нас, -
Свежий ветер нам высушит слезы у глаз
Справедливой и подлинной ненависти!

Ненависть - пей, переполнена чаша!
Ненависть - требует выхода, ждет.
Но благородная ненависть наша
Рядом с любовью живет!

1975

Баллада о вольных стрелках



Если рыщут за твоею
Непокорной головой,
Чтоб петлей худую шею
Сделать более худой, -
Нет надежнее приюта:
Скройся в лес - не пропадешь, -
Если продан ты кому-то
С потрохами ни за грош.

Бедняки и бедолаги,
Презирая жизнь слуги,
И бездомные бродяги,
У кого одни долги, -
Все, кто загнан, неприкаян,
В этот вольный лес бегут, -
Потому что здесь хозяин -
Славный парень Робин Гуд!

Здесь с полслова понимают,
Не боятся острых слов,
Здесь с почетом принимают
Оторви-сорви-голов.
И скрываются до срока
Даже рыцари в лесах:
Кто без страха и упрека -
Тот всегда не при деньгах!

Знают все оленьи тропы,
Словно линии руки,
В прошлом - слуги и холопы,
Ныне - вольные стрелки.
Здесь того, кто все теряет,
Защитят и сберегут:
По лесной стране гуляет
Славный парень Робин Гуд!

И живут да поживают
Всем запретам вопреки
И ничуть не унывают
Эти вольные стрелки, -
Спят, укрывшись звездным небом,
Мох род ребра положив, -
Им, какой бы холод ни был -
Жив, и славно, если жив!

Но вздыхают от разлуки -
Где-то дом и клок земли -
Да поглаживают луки,
Чтоб в бою не подвели,
И стрелков не сыщешь лучших!..
Что же завтра, где их ждут -
Скажет первый в мире лучник
Славный парень Робин Гуд!

1975

Баллада о Любви



Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась Любовь -
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было - сорок сороков...

И чудаки - еще такие есть -
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья, -
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же - неровного - дыханья.

Я поля влюбленным постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу!

И много будет странствий и скитаний:
Страна Любви - великая страна!
И с рыцарей своих - для испытаний -
Все строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить -
Они уже согласны заплатить:
Любой ценой - и жизнью бы рискнули, -
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.

Я поля влюбленным постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу!

Но многих захлебнувшихся любовью
Не докричишься - сколько не зови, -
Им счет ведут молва и пустословье,
Но этот счет замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви...

И душам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться - со вздохом на устах -
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья.

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал, -
Потому что если не любил -
Значит, и не жил, и не дышал!

1975

Баллада о двух погибших лебедях



Трубят рога: скорей, скорей! -
И копошится свита.
Душа у ловчих без затей,
Из жил воловьих свита.

Ну и забава у людей -
Убить двух белых лебедей!
И стрелы ввысь помчались...
У лучников наметан глаз, -
А эти лебеди как раз
Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем - там,
Где синих звезд без счета,
Куда под силу лебедям
Высокого полета.

Ты воспари - крыла раскинь -
В густую трепетную синь.
Скользи по божьим склонам, -
В такую высь, куда и впредь
Возможно будет долететь
Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг -
И счастлив миг единый, -
Но может, был тот яркий миг
Их песней лебединой...

Двум белым ангелам сродни,
К земле направились они -
Опасная повадка!
Из-за кустов, как из-за стен,
Следят охотники за тем,
Чтоб счастье было кратко.

Вот утирают пот со лба
Виновники паденья:
Сбылась последняя мольба -
"Остановись, мгновенье!"

Так пелся вечный этот стих
В пик лебединой песне их -
Счастливцев одночасья:
Они упали вниз вдвоем,
Так и оставшись на седьмом,
На высшем небе счастья.

1975

Баллада о борьбе



Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров,
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от детских своих катастроф.

Детям вечно досаден
Их возраст и быт -
И дрались мы до ссадин,
До смертных обид.
Но одежды латали
Нам матери в срок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от строк.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз.
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь -
Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Принимавшие вой, -
Тайну слова "приказ",
Назначенье границ,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов.

И злодея слезам
Не давали остыть,
И прекраснейших дам
Обещали любить;
И, друзей успокоив
И ближних любя,
Мы на роли героев
Вводили себя.

Только в грезы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав - столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мертвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладев
Еще теплым мечом,
И доспехи надев, -
Что почем, что почем!
Испытай, кто ты - трус
Иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус
Настоящей борьбы.

И когда рядом рухнет израненный друг
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили - его, не тебя, -

Ты поймешь, что узнал,
Отличил, отыскал
По оскалу забрал -
Это смерти оскал! -
Ложь и зло, - погляди,
Как их лица грубы,
И всегда позади -
Воронье и гробы!

Если путь прорубая отцовским мечом
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почем, -
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если руки сложа
Наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил
С подлецом, палачом -
Значит, в жизни ты был
Ни при чем, ни при чем!

1975

x x x


Знать бы все - до конца бы и сразу б
Про измену, тюрьму и рочок,
Но... друзей моих пробуют на зуб,
Но... цепляют меня на крючок.

1975

x x x


Ублажаю ли душу романсом
Или грустно пою про тюрьму, -
Кто-то рядом звучит диссонансом,
Только кто - не пойму.

1975

x x x


...Узнаю и в пальто, и в плаще их,
Различаю у них голоса, -
Ведь направлены ноздри ищеек
На забытые мной адреса.

1975

x x x


И не пишется, и не поется,
Струны рву каждый раз, как начну.
Ну а если струна оборвется -
Заменяешь другую струну.

И пока привыкнешь к новой,
Иссекаешь пальцы в кровь:
Не звучит аккорд басовый -
Недостаточно верхов.

Но остались чары -
Брежу наяву,
Разобью гитару,
Струны оборву,

Не жалею глотки
И иду на крест -
Выпью бочку водки
За один присест.

1975

x x x


Не однажды встречал на пути подлецов,
Но один мне особо запал, -
Он коварно швырнул горсть махорки в лицо,
Нож в живот - и пропал.

Я здоровый, я выжил, не верил хирург,
Ну, а я веру в нем возродил, -
Не отыщешь таких и в Америке рук -
Я его не забыл.

Я поставил мечту свою на тормоза,
Встречи ждал и до мести дожил.
Не швырнул ему, правда, махорку в глаза,
Но потом закурил.

Никогда с удовольствием я не встречал
Откровенных таких подлецов.
Но теперь я доволен: ах, как он лежал
Не дыша, среди дров!

1975

x x x


Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты
Даже в самой невинной игре,
Не давай заглянуть в свои карты
И до срока не сбрось козырей.

Отключи посторонние звуки
И следи, чтоб не прятал глаза,
Чтоб держал он на скатерти руки
И не смог передернуть туза.

Никогда не тянись за деньгами,
Если ж ты, проигравши, поник, -
Как у Пушкина в "Пиковой даме"
Ты останешься с дамою пик.

Если ж ты у судьбы не в любимцах -
Сбрось очки и закончи на том,
Крикни: "Карты на стол, проходимцы!"
И уйди с отрешенным лицом.

1975

x x x


Мне бы те годочки миновать,
А отшибли почки - наплевать!
Знаю, что досрочки не видать,
Только бы не стали добавлять.

1975

x x x


Не могу ни выпить, ни забыться.
Стих пришел - и замысел высок.
Не мешайте, дайте углубиться!
Дайте отрешиться на часок.

1975

x x x


Вы были у Беллы?
Мы были у Беллы -
Убили у Беллы
День белый, день целый,
И пели мы Белле,
Молчали мы Белле,
Уйти не хотели
Как утром с постели.

И если вы слишком душой огрубели -
Идите смягчиться не к водке, а к Белле.
И ели вам что-то под горло подкатит -
У Беллы и боли и нежности хватит.

1975

x x x


Препинаний и букв чародей,
Лиходей непечатного слова
Трал украл для волшебного лова
Рифм и наоборотных идей.

Мы, неуклюжие, мы, горемычные,
Идем и падаем по всей России...
Придут другие, еще лиричнее,
Но это будут - не мы - другие.

Автогонщик, бурлак и ковбой,
Презирающий гладь плоскогорий,
В мир реальнейших фантасмагорий
Первым в связке ведешь за собой!

Стонешь ты эти горькие, личные,
В мире лучшие строки! Какие?
Придут другие, еще лиричнее,
Но это будут - не мы - другие.

Пришли дотошные "немыдругие",
Они - хорошие, стихи - плохие.

1975

Письмо к другу,

или Зарисовка о Париже



И. Бортнику

Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу -
И то, что слышу, и то, что вижу, -
Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку:
Когда состарюсь - издам книжонку.

Про то, что, Ваня, мы с тобой в Париже
Нужны - как в бане пассатижи.

Все эмигранты тут второго поколенья -
От них сплошные недоразуменья:
Они все путают - и имя, и названья, -
И ты бы, Ваня, у них выл - "Ванья".

А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже
Нужны - как в русской бане лыжи!

Я сам завел с француженкою шашни,
Мои друзья теперь - и Пьер, и Жан.
Уже плевал я с Эйфелевой башни
На головы беспечных парижан!

Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке:
В общественном парижском туалете
Есть надписи на русском языке!

1975, 1978

Седьмая струна



Ах, порвалась на гитаре струна,
Только седьмая струна!
Там, где тонко, там и рвется жизнь,
Хоть сама ты на лады ложись.

Я исчезну - и звукам не быть.
Больно, коль станут аккордами бить
Руки, пальцы чужие по мне -
По седьмой, самой хрупкой струне.

1975

x x x


Муру на блюде доедаю подчистую.
Глядите, люди, как я смело протестую!
Хоть я икаю, но твердею как Спаситель,
И попадаю за идею в вытрезвитель.

Вот заиграла музыка для всех,
И стар и млад, приученный к порядку -
Всеобщую танцует физзарядку,
Но я - рублю сплеча, как дровосек:
Играют танго - я иду вприсядку.

Объявлен рыбный день - о чем грустим?
Хек с маслом в глотку - и молчим как рыбы.
Повеселей: хек семге - побратим.
Наступит птичий день - мы полетим,
А упадем - так спирту на ушибы.

1975

x x x


Я был завсегдатаем всех пивных,
Меня не приглашали на банкеты:
Я там горчицу вмазывал в паркеты,
Гасил окурки в рыбных заливных
И слезы лил в пожарские котлеты.

Я не был тверд, но не был мягкотел,
Семья прожить хотела без урода,
В ней все - кто от сохи, кто из народа.
И покатился {я} и полетел
По жизни - от привода до привода.

А в общем - что? Иду - нормальный ход,
Ногам легко, свободен путь и руки.
Типичный люмпен - если по науке,
А по уму - обычный обормот,
Нигде никем не взятый на поруки.

Недавно опочили старики -
Большевики с двенадцатого года.
Уж так подтасовалася колода:
Они - во гроб, я - в черны пиджаки,
Как выходец из нашего народа.

У нас отцы - кто дуб, кто вяз, кто кедр,
Охотно мы вставляем их в анкетки,
И много нас, и хватки мы, и метки,
Мы бдим, едим, восшедшие из недр,
Предельно сокращая пятилетки.

Я мажу джем на черную икру,
Маячат мне и близости и дали, -
На жиже, не на гуще мне гадали.
Я из народа вышел поутру,
И не вернусь, хоть мне и предлагали.

Конечно, я немного прозевал,
Но где ты, где, учитель мой зануда?
Не отличу катуда от ануда!
Зря вызывал меня ты на завал -
Глядишь теперь откуда-то оттуда.

1975

x x x


Я юркнул с головой под покрывало,
И стал смотреть невероятный сон:
Во сне статуя Мухиной сбежала,
Причем - чур-чур! - колхозница сначала,
Уперся он, она, крича, серчала,
Серпом ему - и покорился он.

Хвать-похвать, глядь-поглядь -
Больше некому стоять,
Больше некому приезжать,
Восхищаться и ослеплять.

Слетелись голубочки - гули-гули!
Какие к черту гули, хоть кричи!
Надули голубочков, обманули,
Скользили да плясали люли, люли,
И на тебе - в убежище нырнули,
Солисты, гастролеры, первачи.

Теперь уж им на голову чего-то
Не уронить, ничем не увенчать,
Ищи-свищи теперь и Дон-Кихота
В каких-то Минессота{х} и Дакота{х}.
Вот сновиденье в духе Вальтер Скотта.
Качать меня, лишать меня, молчать!

1975

x x x


Что брюхо-то поджалось-то, -
Нутро почти видно?
Ты нарисуй, пожалуйста,
Что прочим не дано.

Пусть вертит нам судья вола
Логично, делово:
Де, пьянь - она от Дьявола,
А трезвь - от Самого.

Начнет похмельный тиф трясти -
Претерпим муки те!
Равны же во Антихристе,
Мы, братья во Христе...

1975

Песня о погибшем летчике



Дважды Герою
Советского Союза
Николаю Скоморохову
и его погибшему другу

Всю войну под завязку
я все к дому тянулся,
И хотя горячился -
воевал делово, -
Ну а он торопился,
как-то раз не пригнулся -
И в войне взад-вперед обернулся
за два года - всего ничего.

Не слыхать его пульса
С сорок третьей весны, -
Ну а я окунулся
В довоенные сны.

И гляжу я дурея,
И дышу тяжело:
Он был лучше, добрее,
Добрее, добрее, -
Ну а мне - повезло.

Я за пазухой не жил,
не пил с господом чая,
Я ни в тыл не просился,
ни судьбе под подол, -
Но мне женщины молча
намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался -
может, мой бы обратно пришел?!

Для меня - не загадка
Их печальный вопрос, -
Мне ведь тоже несладко,
Что у них не сбылось.

Мне ответ подвернулся:
"Извините, что цел!
Я случайно вернулся,
вернулся, вернулся, -
Ну а ваш - не сумел".

Он кричал напоследок,
в самолете сгорая:
"Ты живи! Ты дотянешь!" -
доносилось сквозь гул.
Мы летали под богом
возле самого рая, -
Он поднялся чуть выше и сел там,
ну а я - до земли дотянул.

Встретил летчика сухо
Райский аэродром.
Он садился на брюхо,
Но не ползал на нем.

Он уснул - не проснулся,
Он запел - не допел.
Так что я вот вернулся,
Глядите - вернулся, -
Ну а он - не успел.

Я кругом и навечно
виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться
я почел бы за честь, -
Но хотя мы живыми
до конца долетели -
Жжет нас память и мучает совесть,
у кого, у кого она есть.

Кто-то скупо и четко
Отсчитал нам часы
Нашей жизни короткой,
Как бетон полосы, -

И на ней - кто разбился,
Кто взлетел навсегда...
Ну а я приземлился,
А я приземлился, -
Вот какая беда...

1975

x x x


Я еще не в угаре,
не втиснулся в роль.
Как узнаешь в ангаре,
кто - раб, кто - король,
Кто сильней, кто слабей, кто плохой, кто хороший,
Кто кого допечет,
допытает, дожмет:
Летуна самолет
или наоборот? -
На земле притворилась машина - святошей.


Завтра я испытаю
судьбу, а пока -
Я машине ласкаю
крутые бока.
На земле мы равны, но равны ли в полете?
Под рукою, не скрою,
ко мне холодок, -
Я иллюзий не строю -
я старый ездок:
Самолет - необъезженный дьявол во плоти.

Знаю, утро мне силы утроит,
Ну а конь мой - хорош и сейчас, -
Вот решает он: стоит - не стоит
Из-под палки работать на нас.

Ты же мне с чертежей,
как с пеленок, знаком,
Ты не знал виражей -
шел и шел прямиком,
Плыл под грифом "Секретно" по волнам науки.
Генеральный конструктор
тебе потакал -
И отбился от рук ты
в КБ, в ОТК, -
Но сегодня попал к испытателю в руки!

Здесь возьмутся покруче, -
придется теперь
Расплатиться, и лучше -
без лишних потерь:
В нашем деле потери не очень приятны.
Ты свое отгулял
до последней черты,
Но и я попетлял
на таких вот, как ты, -
Так что грех нам обоим идти на попятный.

Иногда недоверие точит:
Вдруг не все мне машина отдаст,
Вдруг она засбоит, не захочет
Из-под палки работать на нас!

1975

x x x


...Мы взлетали как утки
с раскисших полей:
Двадцать вылетов в сутки -
куда веселей!
Мы смеялись, с парилкой туман перепутав.
И в простор набивались
мы до тесноты, -
Облака надрывались,
рвались в лоскуты,
Пули шили из них купола парашютов.

Возвращались тайком -
без приборов, впотьмах,
И с радистом-стрелком,
что повис на ремнях.
В фюзеляже пробоины, в плоскости - дырки.
И по коже - озноб;
и заклинен штурвал, -
И дрожал он, и дробь
по рукам отбивал -
Как во время опасного номера в цирке.

До сих пор это нервы щекочет, -
Но садились мы, набок кренясь.
Нам казалось - машина не хочет
И не может работать на нас.

Завтра мне и машине
в одну петь дуду
В аварийном режиме
у всех на виду, -
Ты мне нож напоследок не всаживай в шею!
Будет взлет - будет пища:
придется вдвоем
Нам садиться, дружище,
на аэродром -
Потому что я бросить тебя не посмею.

Правда шит я не лыком
и чую чутьем
В однокрылом двуликом
партнере моем
Игрока, что пока все намеренья прячет.
Но плевать я хотел
на обузу примет:
У него есть предел -
у меня его нет, -
Поглядим, кто из нас запоет - кто заплачет!

Если будет полет этот прожит -
Нас обоих не спишут в запас.
Кто сказал, что машина не может
И не хочет работать на нас?!

1975

Баллада о детстве



Час зачатья я помню неточно, -
Значит, память моя - однобока, -
Но зачат я был ночью, порочно
И явился на свет не до срока.

Я рождался не в муках, не в злобе, -
Девять месяцев - это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе, -
Ничего там хорошего нет.

Спасибо вам, святители,
Что плюнули, да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали -

В те времена укромные,
Теперь - почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.

Их брали в ночь зачатия,
А многих - даже ранее, -
А вот живет же братия -
Моя честна компания!

Ходу, думушки резвые, ходу!
Слова, строченьки милые, слова!..
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.

Знать бы мне, кто так долго мурыжил, -
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился, и жил я, и выжил, -
Дом на Первой Мещанской - в конце.

Там за стеной, за стеночкою,
За перегородочкой
Соседушка с соседушкою
Баловались водочкой.

Все жили вровень, скромно так, -
Система коридорная,
На тридцать восемь комнаток -
Всего одна уборная.

Здесь на зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почем она - копеечка.

...Не боялась сирены соседка
И привыкла к ней мать понемногу,
И плевал я - здоровый трехлетка -
На воздушную эту тревогу!

Да не все то, что сверху, - от бога, -
И народ "зажигалки" тушил;
И, как малая фронту подмога -
Мой песок и дырявый кувшин.

И било солнце в три ручья
Сквозь дыры крыш просеяно,
На Евдоким Кирилыча
И Гисю Моисеевну.

Она ему: "Как сыновья?"
"Да без вести пропавшие!
Эх, Гиська, мы одна семья -
Вы тоже пострадавшие!

Вы тоже - пострадавшие,
А значит - обрусевшие:
Мои - без вести павшие,
Твои - безвинно севшие".

...Я ушел от пеленок и сосок,
Поживал - не забыт, не заброшен,
И дразнили меня: "Недоносок", -
Хоть и был я нормально доношен.

Маскировку пытался срывать я:
Пленных гонят - чего ж мы дрожим?!
Возвращались отцы наши, братья
По домам - по своим да чужим...

У тети Зины кофточка
С драконами да змеями,
То у Попова Вовчика
Отец пришел с трофеями.

Трофейная Япония,
Трофейная Германия...
Пришла страна Лимония,
Сплошная Чемодания!

Взял у отца на станции
Погоны, словно цацки, я, -
А из эвакуации
Толпой валили штатские.

Осмотрелись они, оклемались,
Похмелились - потом протрезвели.
И отплакали те, кто дождались,
Недождавшиеся - отревели.

Стал метро рыть отец Витькин с Генкой, -
Мы спросили - зачем? - он в ответ:
"Коридоры кончаются стенкой,
А тоннели - выводят на свет!"

Пророчество папашино
Не слушал Витька с корешом -
Из коридора нашего
В тюремный коридор ушел.

Да он всегда был спорщиком,
Припрут к стене - откажется...
Прошел он коридорчиком -
И кончил "стенкой", кажется.

Но у отцов - свои умы,
А что до нас касательно -
На жизнь засматривались мы
Уже самостоятельно.

Все - от нас до почти годовалых -
"Толковищу" вели до кровянки, -
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки.

Не досталось им даже по пуле, -
В "ремеслухе" - живи не тужи:
Ни дерзнуть, ни рискнуть, - но рискнули
Из напильников делать ножи.

Они воткнутся в легкие,
От никотина черные,
По рукоятки легкие
Трехцветные наборные...

Вели дела обменные
Сопливые острожники -
На стройке немцы пленные
На хлеб меняли ножики.

Сперва играли в "фантики"
В "пристенок" с крохоборами, -
И вот ушли романтики
Из подворотен ворами.

...Спекулянтка была номер перший -
Ни соседей, ни бога не труся,
Жизнь закончила миллионершей -
Пересветова тетя Маруся.

У Маруси за стенкой говели, -
И она там втихую пила...
А упала она - возле двери, -
Некрасиво так, зло умерла.

Нажива - как наркотика, -
Не выдержала этого
Богатенькая тетенька
Маруся Пересветова.

Но было все обыденно:
Заглянет кто - расстроится.
Особенно обидело
Богатство - метростроевца.

Он дом сломал, а нам сказал:
"У вас носы не вытерты,
А я, за что я воевал?!" -
И разные эпитеты.

...Было время - и были подвалы,
Было дело - и цены снижали,
И текли куда надо каналы,
И в конце куда надо впадали.

Дети бывших старшин да майоров
До ледовых широт поднялись,
Потому что из тех коридоров,
Им казалось, сподручнее - вниз.

1975

x x x


Тоска немая гложет иногда,
И люди развлекают - все чужие.
Да, люди, создавая города,
Все забывают про дела иные,

Про самых нужных и про близких всем,
Про самых, с кем приятно обращаться,
Про темы, что важнейшие из тем,
И про людей, с которыми общаться.

Мой друг, мой старый друг, мой собеседник!
Прошу тебя, скажи мне что-нибудь.
Давай презрим товарищей соседних
И посторонних, что попали в суть.

1975

x x x


Я прожил целый день в миру
Потустороннем
И бодро крикнул поутру:
"Кого схороним?"

Ответ мне был угрюм и тих:
"Все - блажь, бравада,
Кого схороним?! - Нет таких?..
Ну и не надо".

Не стану дважды я просить,
Манить провалом.
Там, кстати, выпить-закусить -
Всегда навалом.

Я и сейчас затосковал,
Хоть час - оттуда.
Вот уж где истинный провал,
Ну просто - чудо.

Я сам шальной и кочевой,
А побожился:
Вернусь, мол, ждите, ничего,
Что я зажился.

Так снова предлагаю вам
Пока не поздно:
Хотите ли ко всем чертям,
Где кровь венозна,

И льет из вены, как река,
А не водица.
Тем, у кого она жидка,
Так не годится.

И там не нужно ни гроша, -
Хоть век поститься!
Живет там праведна душа,
Не тяготится.

Там вход живучим воспрещен
Как посторонним,
Не выдержу, спрошу еще:
"Кого схороним?"

Зову туда, где благодать
И нет предела.
Никто не хочет умирать -
Такое дело.

Скажи-кось, милый человек,
Я, может, спутал:
Какой сегодня нынче век,
Какая смута?

Я сам вообще-то костромской,
А мать - из Крыма.
Так если бунт у вас какой,
Тогда я - мимо.

А если - нет, тогда еще
Всего два слова.
У нас там траур запрещен,
Нет, честно слово!

А там - порядок - первый класс,
Глядеть приятно.
И наказание сейчас -
Прогнать обратно.

И отношение ко мне -
Ну как к пройдохе.
Все стали умники вдвойне
К концу эпохи.

Ну, я согласен - поглядим
Спектакль - и тронем.
Ведь никого же не съедим,
А так... схороним.

Ну почему же все того...
Как в рот набрали?
Там встретились - кто и кого
Тогда забрали.

И Сам - с звездою на груди -
Там тих и скромен, -
Таких как он там - пруд пруди!
Кого схороним?

Кто задается - в лак его,
Чтоб - хрен отпарить!
Там этот, с трубкой... Как его?
Забыл - вот память!

У нас границ полно навесть:
Беги - не тронем,
Тут, может быть, евреи есть?
Кого схороним?

В двадцатом веке я, эва!
Да ну-с вас к шутам!
Мне нужно в номер двадцать два -
Вот черт попутал!

1975

x x x


Вот в плащах, подобных плащпалаткам, -
Кто решил такое надевать?! -
Чтоб не стать останками остаткам, -
Люди начинают колдовать.

Девушка - под поезд: все бывает,
Тут уж истери - не истери...
И реаниматор причитает:
"Милая, хорошая, умри!

Что ты будешь делать, век больная,
Если б даже я чего и смог?
И нужна ли ты кому такая -
Без всего и без обеих ног?"

Выглядел он жутко и космато,
Он старался за нее дышать.
Потому что врач-реаниматор -
Это значит должен оживлять.

Мне не спится и не может спаться, -
Не затем, что в мире столько бед,
Просто очень трудно оклематься,
Трудно, так сказать, реаниматься,
Чтоб писать поэмы, а не бред.

Я - из хирургических отсеков,
Из полузабытых катакомб,
Там, где оживляют человеков,
Если вы слыхали о таком.

Нет подобных боен и в корриде -
Фору дам, да даже сотню фор,
Только постарайтесь в странном виде
Не ходить на красный светофор.

1975


x x x


Склоны жизни прямые до жути -
Прямо пологие:
Он один - а жена в институте
Травматологии.

Если б склоны пологие - туго:
К крутизне мы - привычные,
А у нас ситуации с другом
Аналогичные.

А у друга ведь день рожденья -
Надо же праздновать!
Как избавиться от настроения
Безобразного?

И не вижу я средства иного -
Плыть по течению...
И напиться нам до прямого
Ума помрачения!

1975

x x x


Мы с мастером по велоспорту Галею
С восьмого класса - не разлей вода.
Страна величиною с Португалию
Велосипеду с Галей - ерунда.

Она к тому же все же - мне жена,
Но кукиш тычет в рожу мне: На, -
Мол, ты блюди квартиру,
Мол, я ездой по миру
Избалована и изнежена.

Значит, завтра - в Париж, говоришь...
А на сколько? А на десять дней!
Вот везухи: Галине - Париж,
А сестре ее Наде - Сидней.

Артисту за игру уже в фойе - хвала.
Ах, лучше раньше, нежели поздней.
Вот Галя за медалями поехала,
А Надю проманежили в Сидней.

Кабы была бы Надя не сестра -
Тогда б вставать не надо мне с утра:
Я б разлюлил малины
В отсутствие Галины,
Коньяк бы пил на уровне ситра.

Сам, впрочем, занимаюсь авторалли я,
Гоняю "ИЖ" - и бел, и сер, и беж.
И мне порой маячила Австралия,
Но семьями не ездят за рубеж.

Так отгуляй же, Галя, за двоих -
Ну их совсем - врунов или лгуних!
Вовсю педаля, Галя,
Не прозевай Пегаля, -
Потом расскажешь, как там что у них!

Та какой он, Париж, говоришь?
Как не видела? Десять же дней!
Да рекорды ты там покоришь, -
Ты вокруг погляди пожадней!

1975

Купола



Михаилу Шемякину

Как засмотрится мне нынче, как задышится?!
Воздух крут перед грозой, крут да вязок.
Что споется мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют - да все из сказок.

Птица Сирин мне радостно скалится -
Веселит, зазывает из гнезд,
А напротив - тоскует-печалится,
Травит душу чудной Алконост.

Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черед -
Это птица Гамаюн
Надежду подает!

В синем небе, колокольнями проколотом, -
Медный колокол, медный колокол -
То ль возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом -
Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною -
Перед солоно - да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.

Словно семь богатых лун
На пути моем встает -
То птица Гамаюн
Надежду подает!

Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стертую перекатами, -
Если до крови лоскут истончал, -
Залатаю золотыми я заплатами -
Чтобы чаще Господь замечал!

1975

Разбойничья



Как во смутной волости
Лютой, злой губернии
Выпадали молодцу
Все шипы да тернии.

Он обиды зачерпнул, зачерпнул
Полные пригоршни,
Ну а горе, что хлебнул, -
Не бывает горше.

Пей отраву, хоть залейся!
Благо, денег не берут.
Сколь веревочка ни вейся -
Все равно совьешься в кнут!

Гонит неудачников
По миру с котомкою,
Жизнь текет меж пальчиков
Паутинкой тонкою,

А которых повело, повлекло
По лихой дороге -
Тех ветрами сволокло
Прямиком в остроги.

Тут на милость не надейся -
Стиснуть зубы да терпеть!
Сколь веревочка ни вейся -
Все равно совьешься в плеть!

Ах, лихая сторона,
Сколь в тебе ни рыскаю -
Лобным местом ты красна
Да веревкой склизкою!

А повешенным сам дьявол-сатана
Голы пятки лижет.
Смех, досада, мать честна! -
Ни пожить, ни выжить!

Ты не вой, не плачь, а смейся -
Слез-то нынче не простят.
Сколь веревочка ни вейся -
Все равно укоротят!

Ночью думы муторней.
Плотники не мешкают -
Не успеть к заутрене:
Больно рано вешают.

Ты об этом не жалей, не жалей, -
Что тебе отсрочка?!
На веревочке твоей
Нет ни узелочка!

Лучше ляг да обогрейся -
Я, мол, казни не просплю...
Сколь веревочка ни вейся -
А совьешься ты в петлю!

1975

x x x


Что ни слух - так оплеуха!
Что ни мысли - грязные.
Жисть-жистяночка, житуха!
Житие прекрасное!

1975
В Владимир Высоцкий. 1976 год ладимир Высоцкий. 1976 год


Гербарий



Лихие пролетарии,
Закушав водку килечкой,
Спешат в свои подполия
Налаживать борьбу, -
А я лежу в гербарии,
К доске пришпилен шпилечкой,
И пальцами до боли я
По дереву скребу.

Корячусь я на гвоздике,
Но не меняю позы.
Кругом - жуки-навозники
И мелкие стрекозы, -
По детству мне знакомые -
Ловил я их, копал,
Давил, - но в насекомые
Я сам теперь попал.

Под всеми экспонатами -
Эмалевые планочки, -
Все строго по-научному -
Указан класс и вид...
Я с этими ребятами
Лежал в стеклянной баночке,
Дрались мы, - это к лучшему:
Узнал, кто ядовит.

Я представляю мысленно
Себя в большой постели, -
Но подо мной написано:
"Невиданный доселе"...
Я гомо был читающий,
Я сапиенсом был,
Мой класс - млекопитающий,
А вид... уже забыл.

В лицо ль мне дуло, в спину ли,
В бушлате или в робе я -
Стремился, кровью крашенный,
Как звали, к шалашу, -
Но на тебе - задвинули
В наглядные пособия, -
Я злой и ошарашенный
На стеночке вишу.

Оформлен как на выданье,
Стыжусь, как ученица, -
Жужжат шмели солидные,
Что надо подчиниться,
А бабочки хихикают
На странный экспонат,
Сороконожки хмыкают
И куколки язвят.

Ко мне с опаской движутся
Мои собратья прежние -
Двуногие, разумные, -
Два пишут - три в уме.
Они пропишут ижицу -
Глаза у них не нежные, -
Один брезгливо ткнул в меня
И вывел резюме:

"Итак, с ним не налажены
Контакты, и не ждем их, -
Вот потому он, гражданы,
Лежит у насекомых.
Мышленье в ем не развито,
И вечно с ним ЧП, -
А здесь он может разве что
Вертеться на пупе".

Берут они не круто ли?! -
Меня нашли не во поле!
Ошибка это глупая -
Увидится изъян, -
Накажут тех, кто спутали,
Прикажут, чтоб откнопили, -
И попаду в подгруппу я
Хотя бы обезьян.

Нет, не ошибка - акция
Свершилась надо мною, -
Чтоб начал пресмыкаться я
Вниз пузом, вверх спиною, -
Вот и лежу, расхристанный,
Разыгранный вничью,
Намеренно причисленный
К ползучему жучью.

Червяк со мной не кланится,
А оводы со слепнями
Питают отвращение
К навозной голытьбе, -
Чванливые созданьица
Довольствуются сплетнями, -
А мне нужны общения
С подобными себе!

Пригрел сверчка-дистрофика -
Блоха сболтнула, гнида, -
И глядь - два тертых клопика
Из третьего подвида, -
Сверчок полузадушенный
Вполсилы свиристел,
Но за покой нарушенный
На два гвоздочка сел.

А может, все провертится
И соусом приправится...
В конце концов, ведь досточка -
Не плаха, говорят, -
Все слюбится да стерпится,
Мне даже стала нравиться
Молоденькая осочка
И кокон-шелкопряд.

Да, мне приятно с осами -
От них не пахнет псиной,
Средь них бывают особи
И с талией осиной.
И кстати, вдруг из кокона
Родится что-нибудь
Такое, что из локонов
И что имеет грудь...

Паук на мозг мой зарится,
Клопы кишат - нет роздыха,
Невестой хороводится
Красивая оса...
Пусть что-нибудь заварится,
А там - хоть на три гвоздика, -
А с трех гвоздей, как водится,
Дорога - в небеса.

В мозгу моем нахмуренном
Страх льется по морщинам:
Мне станет шершень шурином -
А что мне станет сыном?..
А не желаю, право же,
Чтоб трутень был мне тесть!
Пора уже, пора уже
Напрячься и воскресть!

Когда в живых нас тыкали
Булавочками колкими -
Махали пчелы крыльями,
Пищали муравьи, -
Мы вместе горе мыкали -
Все проткнуты иголками, -
Забудем же, кем были мы,
Товарищи мои!

Заносчивый немного я,
Но - в горле горечь комом:
Поймите, я, двуногое,
Попало к насекомым!
Но кто спасет нас, выручит,
Кто снимет нас с доски?!
За мною - прочь со шпилечек,
Сограждане жуки!

И, как всегда в истории,
Мы разом спины выгнули, -
Хоть осы и гундосили,
Но кто силен, тот прав, -
Мы с нашей территории
Клопов сначала выгнали
И паучишек сбросили
За старый книжный шкаф.

Скандал потом уляжется,
Зато у нас все дома,
И поживают, кажется,
Вполне не насекомо.
А я - я нежусь ванночкой
Без всяких там обид...
Жаль, над моею планочкой
Другой уже прибит.

1976

История болезни



I. Ошибка вышла



Я был и слаб и уязвим,
Дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным
Истерзанным нутром, -
И, словно в пошлом попурри,
Огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри
Здоровым недобром.

И властно дернулась рука:
"Лежать лицом к стене!" -
И вот мне стали мять бока
На липком топчане.

А самый главный - сел за стол,
Вздохнул осатанело
И что-то на меня завел,
Похожее на "дело".

Вот в пальцах цепких и худых
Смешно задергался кадык,
Нажали в пах, потом - под дых,
На печень-бедолагу, -
Когда давили под ребро -
Как екнуло мое нутро!
И кровью харкало перо
В невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу
Разделся донага, -
В углу готовила иглу
Нестарая карга, -

И от корней волос до пят
По телу ужас плелся:
А вдруг уколом усыпят,
Чтоб сонный раскололся?!

Он, потрудясь над животом,
Сдавил мне череп, а потом
Предплечья мне стянул жгутом
И крови ток прервал, -
Я, было, взвизгнул, но замолк, -
Сухие губы на замок, -
А он кряхтел, кривился, мок,
Писал и ликовал.

Он в раж вошел - знакомый раж, -
Но я как заору:
"Чего строчишь? А ну, покажь
Секретную муру!.."

Подручный - бывший психопат -
Связал мои запястья, -
Тускнели, выложившись в ряд,
Орудия пристрастья.

Я терт и бит, и нравом крут,
Могу - вразнос, могу - враскрут, -
Но тут смирят, но тут уймут -
Я никну и скучаю.

Лежу я, голый как сокол,
А главный - шмыг да шмыг за стол -
Все что-то пишет в протокол,
Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,
А то уже устал, -
Ведь скоро пятки будут жечь,
Чтоб я захохотал,

Держусь на нерве, начеку,
Но чувствую отвратно, -
Мне в горло сунули кишку -
Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят -
По мне елозят, егозят,
Все вызвать, выведать хотят,
Все пробуют на ощупь, -
Тут не пройдут и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут,
Ужмут и прополощут.

"Дыши, дыши поглубже ртом!
Да выдохни, - умрешь!"
"У вас тут выдохни - потом
Навряд ли и вздохнешь!"

Во весь свой пересохший рот
Я скалюсь: "Ну, порядки!
У вас, ребятки, не пройдет
Играть со мною в прятки!"

Убрали свет и дали газ,
Доска какая-то зажглась, -
И гноем брызнуло из глаз,
И булькнула трахея.
Он стервенел, входил в экстаз,
Приволокли зачем-то таз...
Я видел это как-то раз -
Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины
И делают укол...
"Колите, сукины сыны,
Но дайте протокол!"

Я даже на колени встал,
Я к тазу лбом прижался;
Я требовал и угрожал,
Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,
Вон вижу я - спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут
С волосяным кнутом.
Где-где, а тут свое возьмут!
А я гадаю, старый шут:
Когда же раскаленный прут -
Сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел,
Пот лился горячо, -
Раздался звон - и ворон сел
На белое плечо.

И ворон крикнул: "Nеvеrмоrе!" -
Проворен он и прыток, -
Напоминает: прямо в морг
Выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост,
Хотя для них я глуп и прост:
"Эй! За пристрастный ваш допрос
Придется отвечать!
Вы, как вас там по именам, -
Вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам
Обязаны давать!"

И я через плечо кошу
На писанину ту:
"Я это вам не подпишу,
Покуда не прочту!"

Мне чья-то желтая спина
Ответила бесстрастно:
"А ваша подпись не нужна -
Нам без нее все ясно".

"Сестренка, милая, не трусь -
Я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал,
Ни на кого не показал, -
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!"

Он молвил, подведя черту:
"Читай, мол, и остынь!"
Я впился в писанину ту,
А там - одна латынь...

В глазах - круги, в мозгу - нули, -
Проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни!

1975-1976

II. Никакой ошибки



На стене висели в рамках бородатые мужчины -
Все в очечках на цепочках, по-народному - в пенсне, -
Все они открыли что-то, все придумали вакцины,
Так что если я не умер - это все по их вине.

Мне сказали: "Вы больны", -
И меня заколотило,
Но сердечное светило
Ухмыльнулось со стены, -

Здесь не камера - палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!

И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, -
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне приятен Склифосовский, основатель института,
Мне знаком товарищ Боткин - он желтуху изобрел.

В положении моем
Лишь чудак права качает:
Доктор, если осерчает,
Так упрячет в "желтый дом".

Все зависит в этом доме оном
От тебя от самого:
Хочешь - можешь стать Буденным,
Хочешь - лошадью его!

У меня мозги за разум не заходят - верьте слову -
Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:
"Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову -
Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал..."

Доктор мой не лыком шит -
Он хитер и осторожен.
"Да, вы правы, но возможен
Ход обратный", - говорит.

Вот палата на пять коек,
Вот профессор входит в дверь -
Тычет пальцем: "Параноик", -
И поди его проверь!

Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку -
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной,
На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, -
Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!

Род мой крепкий - весь в меня, -
Правда, прадед был незрячий;
Шурин мой - белогорячий,
Но ведь шурин - не родня!

"Доктор, мы здесь с глазу на глаз -
Отвечай же мне, будь скор:
Или будет мне диагноз,
Или будет - приговор?"

И врачи, и санитары, и светила все смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очечки на цепочке как бы влагою покрылись,
У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной.

И нависло острие,
И поежилась бумага, -
Доктор действовал во благо,
Жалко - благо не мое, -

Но не лист перо стальное -
Грудь проткнуло, как стилет:
Мой диагноз - паранойя,
Это значит - пара лет!

1976

III. История болезни



Вдруг словно канули во мрак
Портреты и врачи,
Жар от меня струился как
От доменной печи.

Я злую ловкость ощутил -
Пошел как на таран, -
И фельдшер еле защитил
Рентгеновский экран.

И - горлом кровь, и не уймешь -
Залью хоть всю Россию, -
И - крик: "На стол его, под нож!
Наркоз! Анестезию!"

Мне обложили шею льдом -
Спешат, рубаху рвут, -
Я ухмыляюсь красным ртом,
Как на манеже шут.

Я сам себе кричу: "Трави! -
И напрягаю грудь. -
В твоей запекшейся крови
Увязнет кто-нибудь!"

Я б мог, когда б не глаз да глаз,
Всю землю окровавить, -
Жаль, что успели медный таз
Не вовремя подставить!

Уже я свой не слышу крик,
Не узнаю сестру, -
Вот сладкий газ в меня проник,
Как водка поутру.

Цветастый саван скрыл и зал
И лица докторов, -
Но я им все же доказал,
Что умственно здоров!

Слабею, дергаюсь и вновь
Травлю, - но иглы вводят
И льют искусственную кровь -
Та горлом не выходит.

"Хирург, пока не взял наркоз,
Ты голову нагни, -
Я важных слов не произнес -
Послушай, вот они.

Взрезайте с богом, помолясь,
Тем более бойчей,
Что эти строки не про вас,
А про других врачей!..

Я лег на сгибе бытия,
На полдороге к бездне, -
И вся история моя -
История болезни.

Я был здоров - здоров как бык,
Как целых два быка, -
Любому встречному в час пик
Я мог намять бока.

Идешь, бывало, и поешь,
Общаешься с людьми,
И вдруг - на стол его, под нож, -
Допелся, черт возьми!.."

"Не огорчайтесь, милый друг, -
Врач стал чуть-чуть любезней, -
Почти у всех людей вокруг
Истории болезней".

Все человечество давно
Хронически больно -
Со дня творения оно
Болеть обречено.

Сам первый человек хандрил -
Он только это скрыл, -
Да и создатель болен был,
Когда наш мир творил.

Вы огорчаться не должны -
Для вас покой полезней, -
Ведь вся история страны -
История болезни.

У человечества всего -
То колики, то рези, -
И вся история его -
История болезни.

Живет больное все бодрей,
Все злей и бесполезней -
И наслаждается своей
Историей болезни.

1976

x x x


Есть всегда и стол, и кров
В этом лучшем из миров,
Слишком много топоров
В этом лучшем из миров,
Предостаточно шнуров
В этом лучшем из миров...
Не хватает доноров
и докторов.

1976

Песни из кинофильма

"Вооружен и очень опасен"



1. Живучий парень



Живет живучий парень Барри,
Не вылезая из седла,
По горло он богат долгами,
Но если спросишь: "Как дела?" -

Поглаживая пистолет,
Сквозь зубы процедит небрежно:
"Пока еще законов нет,
То только на него надежда!"

Он кручен-верчен, бит о камни,
Но все в порядке с головой,
Ведь он живучий парень - Барри:
Глоток воды - и вновь живой!

Он, если нападут на след,
Коня по гриве треплет нежно:
"Погоня, брат, законов нет -
И только на тебя надежда!"

Ваш дом горит, черно от гари
И тщетны вопли к небесам.
При чем тут Бог - зовите Барри,
Который счеты сводит сам.

Сухим выходит он из бед, -
Хоть не всегда суха одежда.
Пока в законах проку нет -
У всех лишь на него надежда.

Да, на руку он скор с врагами,
А другу - верный талисман.
Таков живучий парень Барри:
Полна душа и пуст карман.

Он вовремя найдет ответ,
Коль свару заведет невежда.
Пока в стране законов нет,
То только на себя надежда.

1976

2. Расскажи, дорогой



Расскажи, дорогой,
Что случилось с тобой,
Расскажи, дорогой, не таясь!
Может, все потерял,
Проиграл, прошвырял?
Может, ангел-хранитель не спас?

Или просто устал,
Или поздно стрелял?
Или спутал, бедняга, где верх, а где низ?
В рай хотел? Это верх.
Ах, чудак-человек,
Что поделать теперь? Улыбнись!

Сколько славных парней, загоняя коней,
Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи!
Неужели, чудак, ты собрался туда?
Что с тобой, дорогой, расскажи.

Может быть, дорогой,
Ты скакал за судьбой,
Умолял: "Подожди, оглянись!"
Оглянулась она -
И стара, и страшна.
Наплевать на нее, улыбнись!

А беду, черт возьми,
Ты запей, задыми
И попробуй, еще раз садись на коня.
Хоть на миг, на чуть-чуть
Ты ее позабудь,
Обними, если хочешь, меня.

Сколько славных парней, загоняя коней,
Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи!
Неужели, чудак, ты собрался туда?
Что с тобой, дорогой, расскажи.

Притомился - приляг,
Вся земля - для бродяг!
Целый век у тебя впереди.
А прервется твой век -
Там, в земле, человек
Потеснится: давай, заходи!

Отдохни, не спеши,
Сбрось всю тяжесть с души, -
За удачею лучше идти налегке!
Все богатство души
Нынче стоит гроши -
Меньше глины и грязи в реке!

Сколько славных парней, загоняя коней,
Рвутся в мир, где ни злобы, ни лжи, - лишь покой.
Если, милый чудак, доберешься туда,
Не забудь обо мне, дорогой.

1976

3. Не грусти!



Не грусти!
Забудь за дверью грусть.
Заплати,
А я развлечь берусь.
Потерпи - уйду ненадолго,
Допою и сразу вернусь.

Попробуйте забыться,
Не думать о дурном!
Оставьте злые лица
Направо за углом.

Оставьте боли и заботы
Своему врагу,
Я в этом охотно
Помогу!

Когда вы слишком чинны,
Мы вянем от тоски -
Усталые мужчины
Плохие... шутники!

Не выпьют лишнего ни йоты, -
Мало куражу,
Пока я им что-то
Не скажу.

Пей вино!
Ах, ты не пьешь вина?!
Все равно...
Я за двоих пьяна.
Так и быть - я завтра забуду,
Что была в тебя влюблена.

Забыли вы морщины
Разгладить на лице...
Они на вас, мужчины,
Как фрак на мертвеце!

Про наши нежные расчеты
Дома - ни гу-гу.
Я вам охотно
Помогу.

Грешны вы иль невинны -
Какие пустяки.
Усталые мужчины
Такие... чудаки!

Не выпьют лишнего ни йоты, -
Мало куражу,
Пока я им что-то
Не скажу.

Ах, жара,
Какая здесь жара!
Все игра,
Вся наша жизнь - игра!
Но в игре бывает удача
И счастливые номера.

Нет золотой долины -
Все проигрыш и прах,
А выигрыш, мужчины,
В отдельных номерах!

Играйте, но не для наживы,
А на весь кураж,
И номер счастливый
Будет ваш!

На нас не пелерины,
Мы - бабочки в пыльце.
Порхаем, а мужчины
Меняются в лице.

Порхайте с нами беззаботно,
Словно на лугу,
А я вам охотно
Помогу.

1976

4. Вооружен и очень опасен



Запоминайте:
Приметы - это суета,
Стреляйте в черного кота,
Но плюнуть трижды никогда
Не забывайте!

И не дрожите!
Молясь, вы можете всегда
Уйти от Страшного суда,
А вот от пули, господа,
Не убежите!

Кто там крадется вдоль стены,
Всегда в тени и со спины?
Его шаги едва слышны, -
Остерегитесь!
Он врал, что истина в вине.
Кто доверял ему вполне -
Уже упал с ножом в спине.
Поберегитесь!

За маской не узнать лица,
В глазах - по девять грамм свинца,
Расчет его точен и ясен.
Он не полезет на рожон,
Он до зубов вооружен
И очень, очень опасен!

Не доверяйте
Ему ни тайн своих, ни снов,
Не говорите лишних слов,
Под пули зря своих голов
Не подставляйте!

Гниль и болото
Произвели его на свет.
Неважно - прав ты или нет -
Он в ход пускает пистолет
С пол-оборота.

Он жаден, зол, хитер, труслив,
Когда он пьет, тогда слезлив,
Циничен он и не брезглив -
Когда и сколько?
Сегодня - я, а завтра - ты,
Нас уберут без суеты.
Зрачки его черны, пусты,
Как дула кольта.

За маской не узнать лица,
В глазах - по девять грамм свинца,
Расчет его точен и ясен.
Он не полезет на рожон,
Он до зубов вооружен
И очень, очень опасен!

1976

5. * * *

Живу я в лучшем из миров -
Не нужно хижины мне:
Земля - постель, а небо - кров,
Мне стены - лес, могила - ров...
Мурашки по спине.

Но мне хорошо, -

Мне славно жить в стране,
Во рву, на самом дне,
В приятной тишине.

Лучи палят - не надо дров,
Любой ко мне заходи.
Вот только жаль, не чинят кров,
А в этом лучшем из миров
Бывают и дожди.

Но мне хорошо, -

Не веришь - заходи,
Садись и не зуди,
Гляди, не разбуди.

И все прекрасно - все по мне,
Хвала богам от меня!
Еще есть дырка на ремне.
Я мог бы ездить на коне,
Да только нет коня.

Но мне хорошо, -

Я, струнами звеня,
Пою подряд три дня.
Послушайте меня.

1976

6. * * *

Черны все кошки, если ночь,
А я - я черен и днем.
Такому горю не помочь -
Что воду в ступе зря толочь -
Воде не стать вином!

Не все ли равно, -

Не станет мул конем
И великаном гном.
Хоть с пальмовым вином.

Мой черный цвет, как не кляни,
Хорош хотя бы в одном, -
Что мало виден я в тени.
Быть белым - боже сохрани! -
Как на глазу бельмом.

И все-таки я

Мечтаю об одном:
Чтоб быть светлее днем.
Хоть с пальмовым вином.

Поет душа в моей груди,
Хоть в горле горечи ком, -
Меня попробуй, разгляди,
В меня попробуй попади,
Мне ночь - надежный дом.

М все-таки я

И с радостью знаком,
Я счастлив даже днем.
Но... с пальмовым вином.

1976

7. * * *

Это вовсе не френч-канкан,
не френч!
Вас решили в волшебный фонтан
увлечь.
Все течет, изменяется, бьет -
не плачь!
Кто в фонтане купается, тот
богач.

Что, приятель, в таком раздрыге
Отупел, с нищетой смирясь?!
Окунайся в черные брызги,
Окунайся в черную грязь!

Копошатся в ней, копошатся...
Наплевать, что мокрей мокриц!
Все надеются оказаться
В золотом, как сказочный принц!

Не для всяких открыт фонтан,
о нет!
А для всяких сегодня канкан -
балет.
Куплен этот фонтан с потрохами
весь,
Ну а брызги летят между вами
здесь.

А ворота у входа в фонтан -
как пасть,
Осторожнее, можно в капкан
попасть!
Если дыры в кармане - какой
расчет?
Ты утонешь в фонтане, другой
всплывет.

1976

Песня о Судьбе



Куда ни втисну душу я, куда себя ни дену,
За мною пес - Судьба моя, беспомощна, больна, -
Я гнал ее каменьями, но жмется пес к колену -
Глядит, глаза навыкате, и с языка - слюна.

Морока мне с нею -
Я оком грустнею,
Я ликом тускнею
И чревом урчу,
Нутром коченею,
А горлом немею, -
И жить не умею,
И петь не хочу!

Должно быть, старею, -
Пойду к палачу...
Пусть вздернет на рею,
А я заплачу.

Я зарекался столько раз, что на Судьбу я плюну,
Но жаль ее, голодную, - ласкается, дрожит, -
Я стал тогда из жалости подкармливать Фортуну -
Она, когда насытится, всегда подолгу спит.

Тогда я гуляю,
Петляю, вихляю,
И ваньку валяю
И небо копчу.
Но пса охраняю,
Сам вою, сам лаю -
О чем пожелаю,
Когда захочу.

Нет, не постарею -
Пойду к палачу, -
Пусть вздернет скорее,
А я приплачу.

Бывают дни, когда я голову в такое пекло всуну,
Что и судьба попятится, испуганна, бледна, -
Я как-то влил стакан вина для храбрости в Фортуну -
С тех пор ни дня без стакана, еще ворчит она:

Закуски - ни корки!
Мол, я бы в Нью-Йорке
Ходила бы в норке,
Носила б парчу!..
Я ноги - в опорки,
Судьбу - на закорки, -
И в гору и с горки
Пьянчугу влачу.

Когда постарею,
Пойду к палачу, -
Пусть вздернет на рею,
А я заплачу.

Однажды пере-перелил Судьбе я ненароком -
Пошла, родимая, вразнос и изменила лик, -
Хамила, безобразила и обернулась Роком, -
И, сзади прыгнув на меня, схватила за кадык.

Мне тяжко под нею,
Гляди - я синею,
Уже сатанею,
Кричу на бегу:
"Не надо за шею!
Не надо за шею!
Не над за шею, -
Я петь не смогу!"

Судьбу, коль сумею,
Снесу к палачу -
Пусть вздернет на рею,
А я заплачу!

1976

x x x


Этот день будет первым всегда и везде -
Пробил час, долгожданный серебряный час:
Мы ушли по весенней высокой воде,
Обещанием помнить и ждать заручась.

По горячим следам мореходов живых и экранных,
Что пробили нам курс через рифы, туманы и льды,
Мы под парусом белым идем с океаном на равных
Лишь в упряжке ветров, не терзая винтами воды.

Впереди - чудеса неземные!
А земле, чтобы ждать веселей,
Будем вечно мы слать позывные -
Эту вечную дань кораблей.

Говорят, будто парусам реквием спет,
Черный бриг за пиратство в музей заточен,
Бросил якорь в историю стройный корвет,
Многотрубные увальни вышли в почет.

Но весь род моряков - сколько есть - до седьмого колена
Будет помнить о тех, кто ходил на накале страстей.
И текла за кормой добела раскаленная пена,
И щадила судьба непутевых своих сыновей.

Впереди - чудеса неземные!
А земле, чтобы ждать веселей,
Будем честно мы слать позывные -
Эту вечную дань кораблей.

Материк безымянный не встретим вдали,
Островам не присвоим названьев своих -
Все открытые земли давно нарекли
Именами великих людей и святых.

Расхватали открытья - мы ложных иллюзий не строим, -
Но стекает вода с якорей, как живая вода.
Повезет - и тогда мы в себе эти земли откроем, -
И на берег сойдем - и останемся там навсегда.

Не смыкайте же век, рулевые, -
Вдруг расщедрится серая мгла -
На "Летучем Голландце" впервые
Запалят ради нас факела!

Впереди - чудеса неземные!
А земле, чтобы ждать веселей,
Будем честно мы слать позывные -
Эту вечную дань кораблей!

1976

Одна научная загадка или

Почему аборигены съели Кука



Не хватайтесь за чужие талии,
Вырвавшись из рук своих подруг!
Вспомните, как к берегам Австралии
Подплывал покойный ныне Кук,

Как, в кружок усевшись под азали,
Поедом - с восхода до зари -
Ели в этой солнечной Австралии
Друга дружку злые дикари.

Но почему аборигены съели Кука?
За что - неясно, молчит наука.
Мне представляется совсем простая штука:
Хотели кушать - и съели Кука!

Есть вариант, что ихний вождь - Большая Бука -
Сказал, что - очень вкусный кок на судне