Иногда я слышу ее неторопливые, ровные шаги.
Сейчас, спустя семь лет с тех событий, будучи примерно в том же возрасте, что и она тогда, думаю, как интересно бы было встретиться с ней теперь. Как она? Где теперь? Эти вопросы порой возникают в моей голове, и я хочу поскорее найти на них ответы – чувствую, что тогда еще одна страница моей жизни перевернется. А может быть, мне это нужно просто для того, чтобы быть уверенной, что этот прекрасный человек нашел и получил свое счастье и душевный покой, которых заслужил более многих других людей. Еще я бы хотела поблагодарить её от всего сердца за то, что она дала мне свой свет, когда мой погас. Мне стыдно, я даже не знаю ее имени. Я хотела бы узнать его. Хотя наверное, для таких, как она, нет имён, ибо они и так единственные в своем роде.

Она просто появилась в моей жизни, когда для меня уже многое перестало существовать. Всего пятнадцать лет, а я уже успела испытать на себе, что называется, «превратности судьбы». И так же просто она из нее исчезла, не попрощавшись.

Ранней осенью, когда было еще совсем тепло, я прогуливала школу и только и делала весь день, что рисовала, сидя на лавочке, на набережной перед угрюмой рекой, от которой уже веяло настоящим осенним холодом. Наверное, я и полюбила это место из чисто «школьных» соображений: хотела поскорее простудиться, чтобы потом получить справку и закрыть все прогулы. А может, не только из-за этого, но знаю точно, что ни в каком другом месте я тогда рисовать не могла. Да и не будь я там – не встретилась с ней никогда. Наверное, это и есть то, что люди называют «судьбой».

Ее неторопливые, ровные шаги… Если не знать о них, то никогда не услышишь, не обратишь внимание. В первый раз так и было. Она села рядом со мной и молча смотрела на реку. Вокруг тоже все было свободно, но она почему-то выбрала именно эту лавочку, что меня безумно раздражало. Я уж было хотела оторваться от рисования и посмотреть на того, кто посмел сесть рядом, когда ясно, что я работаю и не нуждаюсь в чьем-либо обществе, как она вдруг заговорила таким чистым приятным голосом.
- Река осенью особенно красива, не правда ли? – она продолжала смотреть прямо перед собой, а я продолжала рисовать. «Философ, блин», - с недовольством подумала.
- Угу, - кивнула я, продолжая уже впустую водить карандашом по бумаге – присутствие человека рядом меня сбило, а разговор окончательно рассеял мое внимание.
- Ты здесь каждый день бываешь? Я работаю вон в том здании, на шестом этаже, - она ткнула пальцем на офисную высотку рядом, - и каждый день вижу тебя в окно. Я думала, ты рисуешь реку, - и, наконец, впервые посмотрела на меня.
У меня пробежала дрожь по спине от осознания того, что кто-то за мной все это время пусть косвенно, но наблюдал. Как это бывает, когда узнаешь, что все твои действия, о которых, казалось, знаешь только ты, видел кто-то еще. Я окончательно потеряла смысл своего рисунка и, оторвав карандаш от бумаги с целью больше не рисовать, тоже посмотрела на нее.
- Да, я каждый день здесь. Неделю как, - ответила я, окинув ее взглядом, - да, я не реку рисую, я вообще пейзажи не рисую, в основном людей только.
- Людей интересней? – спросила она, посмотрев на то, что я рисовала до ее прихода.
- Ммм… не знаю даже.. мне - так интересней, а кому-то и нет. Кому-то интересней рисовать «реку осенью», - я усмехнулась, уставившись в саму эту широко обсуждаемую реку.
Она улыбнулась, при этом уголки губ ее почему-то опустились вниз.
- Можно? – она показала на папку с рисунками, я согласно кивнула, следя за ее рукой.

Она взяла и стала молча разглядывать рисунки. Один за другим, она медленно и аккуратно перекладывала их, а я тем временем рассматривала ее всю с ног до головы – она показалась мне какой-то удивительной в своем спокойствии, со слегка печальной улыбкой и в простом сером деловом костюме. Ничего лишнего – как и полагается человеку, работающему в какой-нибудь компании. Удивительно, но до этого момента, за всю мою жизнь мне не приходилось общаться с людьми подобного рода деятельности. И в голове вдруг пробежала мысль, что, скорее всего, когда-нибудь и мне придется быть такой. Но, конечно, я мечтала быть художницей и даже не мечтала, а считала это само собой разумеющимся. Это позволяло мне считать себя отличной от других.

- Хорошо рисуешь, - сказала она, закрывая папку, возвращая меня из мира грёз и мыслей на землю.
- Спасибо, - немного смутившись, я заулыбалась, - я закончила художественную школу в прошлом году, с детства рисую… люблю просто это.
- Ну так если б не любила, не рисовала бы целыми днями здесь, - она слегка рассмеялась, я тоже.
- Да, верно. Ради этого я прогуливаю школу, - мне стало так легко на душе, что тот факт, что я прогуливаю школу, не казался мне больше таким преступным.
- Ради такого - не грех. Ладно, я пойду, а то обеденный перерыв заканчивается. Рада была знакомству, если увижу тебя здесь завтра – обязательно приду, - она поспешно встала, взмахнула рукой на прощание и ушла.

«Рада знакомству»…. Спустя пару часов после нашей встречи я поняла, что на самом деле мы вовсе и не знакомы – даже не представились друг другу. Просто вот встретились, поговорили и разошлись. Странные чувства наполняли мое сердце. Мне вдруг захотелось нарисовать ее, но я поняла, что совершенно не помню ее лица. В голове остался только этот серый костюм, руки, похожие на руки Божьей Матери с иконы. Я не видела ее глаз, поэтому даже не знаю, какого они цвета. От ее лица в моей памяти осталась только улыбка с опущенными уголками губ. В какой-то момент я вдруг захотела пойти и найти ее, чтобы увидеть все то, что я упустила, но это было невозможно, да и я успокоила себя, что завтра она опять придет.
В этот день я впервые почувствовала разницу между тем, когда ты совершенно один во всем мире и когда кто-то еще в этом мире есть. Именно она стала таким человеком для меня. Хоть мы всего лишь перекинулись парой фраз, но это было сильнее, чем все мои разговоры ни о чем с многочисленными подругами, которые существуют в твоей жизни только до тех пор, пока ты есть рядом с ними. Она просто была такой же как и я. Я чувствовала это.

На следующий день она пришла, как и обещала.
- Я снова увидела тебя в окно и вот пришла, - сказала она, садясь рядом. Я же давно услышала ее шаги и только сделала вид, что не замечаю приближения.
- Здравствуйте, - только и сказала я, отложив свое рисование и посмотрев на нее.
Она была все в том же сером костюме. Но теперь я хотела получше запомнить ее лицо, и в то же время я понимала, что не могу просто так на него смотреть – надо хотя бы что-то говорить, чтобы был повод. Но она заговорила первая.
- Я вчера смотрела твои рисунки – там часто встречается лицо женщины, очень похожей на тебя – это твоя мать?
- Да…, - я была удивлена: еще никто, просмотрев один раз всю папку, не мог определить, что на некоторых рисунках изображено одно и то же лицо, - вы очень внимательная, - не удержалась я и высказала свое удивление вслух.
Она рассмеялась в ответ.
- Да ну, просто я взяла посмотреть из интереса, а не из вежливости, - ответ был как раз в точку, я снова подумала о том, как мы с ней похожи.
Она на секунду задумалась. Снова посмотрела на реку, как вчера. А я посмотрела на ее профиль, пытаясь запомнить так, чтобы потом зарисовать. Я очень много рисовала по памяти, но ее лицо все никак не могла уловить. Я закрывала глаза и уже не помнила ничего. Это меня в какой-то степени раздражало.
- А расскажи мне что-нибудь о себе, - она повернулась и посмотрела мне прямо в глаза, а ее лицо сияло совершенно детской любопытностью и наивностью – в противовес задумчивому волевому профилю секунду назад.
Я не знала, что и сказать. Но мне хотелось непременно рассказать ей что-то из своей жизни, и чтобы в этом не было ни капли лжи. Ведь я любила всем рассказывать о себе и своей семье совсем не то, что было на самом деле. А ей…. Мне еще никогда так не хотелось рассказать равду.
- Ну…., - начала с привычного своего слова, - тринадцать лет я жила в благополучной семье, а два года назад родители развелись, так ничего мне и не объяснив – просто отец уехал, а мы с мамой остались, потом она сказала, что вряд ли когда-нибудь мы вообще увидимся. И правда: отец уехал куда-то в Европу, нашел там хорошую работу и регулярно присылал нам деньги и подарки на праздники. Потом мама погибла - ее сбила машина. Это случилось за неделю до моего пятнадцатого дня рождения… Теперь я живу с бабушкой, а отец продолжает слать деньги и даже не знает, что матери больше нет. Да и не нужно ему это знать – зачем расстраиваться. В школу в новом учебном году еще ни разу не пошла – все сижу здесь, рисую. Хочу стать художницей. Неудивительно, правда, - я посмотрела на нее и заулыбалась.
- Печальная история, мне очень жаль…., - она вздохнула, глядя на меня – наверное, переосмысливала теперь всю меня в соответствии с моим рассказом, - хотя, честно сказать, я так и думала, что с тобой случилось что-то неприятное – что еще заставит школьницу сидеть целый день на улице и рисовать людей. Тебе одиноко, наверное.
- Да, наверное, но и не одиноко мне тоже никогда не было. Такой уж человек, а может, просто возраст такой, не так ли? – я всегда все сворачивала на свой возраст, хотя толком не знала разницу между пятнадцатью годами и двадцатью, к примеру.
- Ну да, и возраст тоже, - она улыбалась мне в ответ, чувствуя, что мне не хочется делать несчастный вид и продолжать сетовать на тяжелую сиротскую жизнь, - я думаю, в будущем ты будешь очень сильным человеком, пережив все это. И непременно станешь художницей – ты прекрасно рисуешь, - это прозвучало как прощание.
И правда, она уже встала и сделала, улыбаясь своей грустной улыбкой, такой же жест рукой, как и вчера. И ушла.

Я подумала, что обеденный перерыв, возможно, не такой уж и короткий, а она просто приходила и уходила именно тогда, когда это было нужно, когда она высказывала и выслушивала все, что нужно и можно было сказать услышать в этот день. После ее ухода со мной, казалось, оставался ее свет и тепло, которые она излучала своей улыбкой и темными карими глазами. Да, они у нее были карие, почти такого же цвета, как и волосы – я всегда любила сравнивать цвет глаз с цветом волос.

И на следующий день, и на последующий – она каждый день приходила ко мне. Постепенно мы стали разговаривать проще, по-дружески, затрагивая разные темы, но в пределах того, что мы чувствовали на данный момент, а одиночество было нашим общим и основным чувством. Наверное, поэтому мы и нашли друг друга. Просто в какой-то момент ни я, ни она, не смогли нести все свои горести в одиночку. Наверное, так и бывает в мире. А возможно, ангелы и правда существуют. И она – один из них.

Теперь, вспоминая то время, я прекрасно понимаю, что все шло своим чередом и пришло к своему логическому завершению. Но тогда, когда она покинула меня, я думала, что мой мир снова разрушился, равно как после развода родителей, а потом после смерти матери. Мне все это время казалось, что раз она появилась, то теперь несомненно будет рядом все время.
- А ты когда-нибудь нарисуешь меня? – спросила она, когда пришла ко мне восьмой раз.
- Конечно, если хотите – можно прям сейчас, - я решила, что за эти пятнадцать-двадцать минут, что она здесь, я успею сделать набросок, а потом уже дорисую сама.
- Нет, сейчас не надо, я плохо выгляжу, - она рассмеялась, я тоже.
- Я вот сколько на тебя смотрю, замечаю, что когда ты улыбаешься или только начинаешь смеяться, у тебя уголки губ опускаются вниз…, - сказала она, глядя на меня, все еще улыбающуюся, - тебе надо следить за этим, а то грустно как-то…, - она смотрела на меня как мать на ребенка, когда ищет в нем сходство с собой, - когда станешь знаменитой художницей, обязательно нарисуй меня. Мне будет очень приятно и интересно. Если, конечно, тебе не сложно, и вдохновение будет.

Так, улыбаясь, она обернулась и пошла, не сделав рукой привычного жеста. Но я не обратила на это внимание. Я была поражена ее взглядом и замечанием про улыбку. Странно, но за собой я никогда этого не замечала, только потом, вернувшись домой, улыбнулась зеркалу – и правда, у меня тоже, как у нее, уголки губ опускаются вниз. Я стала следить за этим, и вскоре научилась улыбаться так, как она бы сама хотела, наверное.

На следующий день я с тревогой в сердце пришла на то же место. Время до обеда я пыталась нарисовать ее, восстанавливая в памяти кусочки лица, которые я тщательно собирала каждую встречу, не в силах запомнить все лицо целиком. Но у меня так и не получилось. Все, что я могла нарисовать – ее губы в нежной улыбке со слегка опущенными уголками. А она так и не пришла. И больше не приходила никогда. Мне казалось, что ее нет вообще поблизости. Ни в том здании, что печально смотрело в реку своими затемненными стеклами, ни в каком-либо жилом доме, ни в этом городе… Но ее свет остался со мной. А значит, и она, как его источник, тоже где-то существует…

Я все-таки стала художницей. И в какой-то мере даже знаменитой.

Иногда, когда я бываю на том месте, слышу ее неторопливые, ровные шаги. Оборачиваюсь. Но вижу совершенно чужих людей, и их шаги тут же сбиваются. И тогда продолжаю рисовать. Так же, как я запоминала ее лицо, оно теперь возникает в моей памяти. Седьмой день, и я почти закончила.

5-7 декабря 2008