Старшина ППС ввалился в отделение, сбивая с плеч густой снег.

- Вот блядь! - было сказано им от души в адрес дежурного. - Сраные тупые долбоебы!

Следом за ним ввалились два сержанта, пытавшиеся урезонить какую-то некрупную субстанцию. Несмотря на свои скромные размеры и тщедушный вид, субстанция так и норовила вырваться из праведных пут закона и порядка.

- Аверченков! - скомандовал старшина. - Веди этого пидораса в кабинет... Не, отряхни его сначала, чтоб не заговнил.

Сержант Аверченков понял намек и, достав дубинку, несколько раз врезал субстанции в то место, где у нее предположительно находился корпус.

- паравоз... - выдохнула субстанция и осела на пол.

Морщась, старшина прошествовал в своей кабинет. Заговнить его более нынешнего состояния не представлялось возможным - час назад они всем личным составом "новогодних везунков" успешно отметили прибытие нового года из пункта "Бля" в пункт "Гэ".

Старшина Пелерепенко никогда не отличался особыми служебными достижениями. Были времена, когда у него был шанс пробиться к сытной кормушке, однако каждый раз он терпел неудачу по причинам личным, с работой ни в коей мере не связанным. Исключая переодические запои, несовместимые с опасной, трудной и как-будто невидной службой, он частенько позволял себе вольности в адрес вышестоящего начальства. Виной тому был отнюдь не его непокорный характер, закопанный много лет назад вместе с иллюзорным светлым будущим, а элементарное неумение лизать пятые точки нужным людям. Не умел он лебезить, а потому успеха особого не имел.

Отбросив в сторону мысли об оставленной дома теплой еще, в некоторых местах, жене, и неизвестно где шатающейся третий день дочке-бляди, Виктор Парфирич (ну да - а что сделаешь?) поставил под стол недопитую водку, тем самым придав своему рабочему месту определенную солидность и строгость. Затем, все-таки приняв решение в пользу непринужденной атмосферы, достал обратно и пропустил пол-стакана.

Вскоре Аверченков привел малохольную субстанцию, предварительно стянув с нее красную шапку и проверив наличие зрачков. Зрачки присутствовали в наличии - светло-голубые, две штуки - только загнанно метались из стороны в сторону, увиливая от взгляда бравого сержанта. Запаха спиртного от малохольного не исходило - исходил он от остальных.

- Ну что, сучонок, что будем? - неопределенно-задумчиво продекламировал старшина, взмахом жирной ладони приглашая субстанцию сесть. Субстанция села, едва найдя ногами пол. Старшина ухмыльнулся.

- Добрыый гномик ептвая?

Субстанция медленно и осторожно поглядела сначала на сержанта, потом на него и дернула головой.

- Ты что в новогоднюю ночь делал на улице во время ебаного бурана? - уже менее добродушно осведомился Перелепенко.

- Гулял, - промямлил малахольный, спрятав нижнюю часть лица под воротник дешевой куртки.

- Гулял он. - передразнил Виктор Парфирич. - Да ежели б ты так просто гулял, ты б уже окоченел на смерть.

Малохольный почесал давно немытую голову, затем развел руками и искренне выдохнул "Не смог".

Перелепенко захохотал. Дико и необузданно. Тем хохотом, который рождается не в легких, а где-то в желудке, пробиваясь наружу вместе с парами повышенной кислотности. Глядя на него, захохотал и сержант - для приличия. Его уже порядочно затуманенному собачьим холодом и водкой разуму реплика смешной не показалась, равно как и несмешной. Она вообще ему никакой не показалась.

- Ты, он,... От бля.... - выбивал сквозь пьяное ржание из себя старшина ППС.

Субстанция, казалось, испугалась этого хохота.

- новогодний паровоз... - тихо выдавила она, закрывая уши от уже переходящего на визг Виктора Парфирича. - папавоз. Мамавоз. Новогодний.

- бля отведи в камеру! Атведи! - гоготал Перелепенко. - Сдохну щас бля комик-гомик.

Сержант, все еще посмеиваясь, взял малохольного за шкирку и мягко втащил за собой в коридор.

А Виктор Парфирич с трудом встал и, повернувшись к служебному сейфу, узрел себя в не менее служебном зеркале над ним. Обрюзгшие щеки, напоминавшие плохо замешанное тесто, узкие от наплывшего жира глаза, три складки на шее, походившей на советскую детскую гармошку.

Старшина захотел снова засмеяться, но вместо этого уселся обратно и взялся за стакан. Еще минут сорок он пил водку и плакал, вглядываясь в мутную трансляцию новогодних гуляний в доме культуры Псова на черно-белом телевизоре, а затем выронил стакан и захрапел. Слезы продолжали катиться из его закрытых глаз.

Служебный регламент требовал от Аверченкова немедля приступить к выяснению личности задержанного. Отвесив тому несколько подзатыльников и запихнув в пустую камеру (пока еще пустую - к бабке Ванге не ходи), он уселся за компьютер и, тыкая в клавиатуру указательным пальцем, принялся за работу. Работалось хорошо - весело и бездумно.

Ни жены, ни детей у сержанта не было. В свои тридцать два он только и успел что закончить училище и отслужить в армии. Надо ли говорить о том, что военная служба научила его одному простому жизненному правилу - чем теплее дислокация задницы, тем полнее желудок и свободнее голова. Именно поэтому товарищ сержант никогда не брезговал ни скромными подачками (после которых в явно липовых заявлениях об изнасилованиях появлялись весьма убедительные показания и улики в пользу потерпевших), ни преимуществом своим в виде автомата Калашникова на боевом посту. Летал он, как правило, достаточно низко, не желая иметь дела с самыми серьезными людьми Псова, но ему хватало с лихвой.

Процедура установления личности требовала наличия хоть каких-то документов в тщедушном теле малохольного. Разумеется, их в установленном месте не оказалось - боковые карманы куртки были пусты, а остальное трепье на его теле не содержало мест для хранения чего-либо.

Аверченков предпринял смелую попытку задуматься. В отличии от своих коллег, он не имел особых проблем с новогодним дежурством - ему было абсолютно все равно где нажираться. Однако бесцельное присутствие в отделении крайне нежелательного и явно невменяемого неизвестного индивида виделось ему положительно бессмысленным. Да и алкогольный угар уже начал спадать - душа требовала продолжения праздненства.

- Где живешь, задержанный? - поинтересовался он после нескольких тщетных попыток попасть по очередной клавише.

- ...дома

- Это ясно что дома. Дом твой где?

- Груда 55.

- Груда? На запсовье?

- Ага. - покивал малахольный.

- Далеко ж тебя закинуло в новогоднюю ночь, - хрюкнул Аверченков. - Ладно, так и быть - отвезу я тебя домой.

Малохольный не проявил никакой реакции на подобную широту души, однако Аверченков списал это на недостаток в психологическом развитии мозговых жидкостей задержанного.

Кое-как затолкав его в бобик и выругавшись в адрес "спермоблядской погоды", он забрался на водительское сидение и раза с пятого завел двигатель.

Ехали молча. Аверченков попытался связаться с ППС на Груда, но те не ответили. Впрочем, он особо и не рассчитывал - они что - не люди, что ли?

- Малой, я во дворы заезжать не буду, - протянул сержант, вспоминая о следах от ударов на теле задержанного. - Тут метров сто от остановки. Пройдешься?

...

- Пройдешься?

И тут сержант понял, что малахольный заснул. Совсем по - детски, осев на сидение и уронив голову на грудь.

Аверченков сжал кулаки, нехотя выполз из прогретой машины и, открыв дверь, за шкирку вытащил пассажира и со злостью швырнул его в сугроб. Субстанция в красной шапке что-то сказала, но слова ее заглушил протяжный порыв ветра.

И тут глаза сержанта округлились настолько, насколько им это позволило раскрасневшееся от возлияний и прогулок на чересчур свежем воздухе лицо. Он зачерпнул горсть снега и поднес ее к свету фонаря.

Снег был черным. Весь снег. Тот, что лежал на земле, на деревьях, столбах. Тот, что падал сверху, забивая глаза жидким холодным киселем.

Пообещав себе больше сегодня не пить, сержант залез в машину и, неожиданно ловко развернув ее на сто восемьдесят градусов, умчался прочь.

Человечек кое-как поднялся и, улыбнувшись, натянул шапку на самые глаза и вприпрыжку побежал через снегопад. Черный снег шипел и таял там, куда ступали его явно не по размеру ботинки.

LI 7.05.22