Это означало – вся слава, шквал цветов и аплодисментов, восторженной прессы, гонораров, будущих контрактов должны достаться самому Сергею и его молодому другу Вацлаву Нижинскому. Потом уж Мише Фокину, который на Нижинского поставил и «Павильон Армиды», и «Сильфид». Конечно, летающий, не от мира сего Вацлав – гений. И Миша – громадный талант, какой номер ей поставил – «Лебедь» Сен-Санса. Публика с ума сходит, а показать нельзя. Ты же партнёрша Вацлава! Так что «общее, Аннушка, общее».

А как прекрасен «Лебедь»! Какая печальная, нежная музыка. Она вспомнила, как он появился в её репертуаре. Однажды вошла к Фокину, а он со своим другом разучивал на мандолине «Лебедя» Сен-Санса. На мандолине! Зачем ему эта экзотика? Да и Сен-Санс свой «Карнавал животных» – эту «зоологическую фантазию» написал для небольшого ансамбля: флейта, кларнет, стеклянная гармоника, ксилофон, 2 фортепиано, 2 скрипки, альт, виолончель, контрабас, но не для мандолины же. Анна потом специально выясняла, нет ли в «Карнавале...» пьесы, подобной «Лебедю». Куда там. Оказалось, это юмористическое произведение, где узыкой остроумно высвечены разные животные как человеческие типажи.

В «Королевском марше льва» царь зверей любуется собой, как Дягилев перед зеркалом, и грозно «рычит» фортепиано! Под «Черепах» можно лишь ползать, хотя взята мелодия... канкана из оперы «Орфей в аду» Оффенбаха, только звучит раз в сто медленнее. А в пьесе «Слоны» под тяжеловесный «Вальс сильфов» Берлиоза разве что слонам и танцевать.

«Лебедь»... Непонятно даже, как он на этом «Карнавале...» оказался. Единственная часть, лишённая иронии. Звуки виолончели, плеск зёрной воды, пытающаяся взлететь, бьющая крыльями птица. Камилл Сен-Санс – «слишком ребёнок», и исполнять эту его музыку нужно искренно и просто, без пируэтов, без туров, без антраша. Невыгодно. «А что, если «Лебедя» так поставить, – предложил Фокин, – представь себе: занавес поднялся. На тёмной сцене появляется светящееся пятно прожектора, в нём ты в белоснежной пачке-оперении плывёшь по чёрной глади сцены».

[612x350]

Фокин сочинил миниатюру за несколько минут. Он фантазировал, показывая ей движения, а она тут же повторяла их, и руки её превращались в крылья. «Но вот опускается солнце, и лебедь засыпает». Всё-таки Миша гениален! Анна сразу поняла: её «Лебедь» будет бисироваться не раз. И не ошиблась.

Ошиблась, но тоже гениально, её костюмерша. Однажды, готовя пачку Анны к этому танцу, она перепутала брошки, и вместо жемчужной прикрепила к лифу рубиновую брошь. Тёмнокрасный рубин – будто кровавая рана на груди. И тогда Анна поняла: её лебедь не может уснуть, он обречён. Рана смертельна.

[356x515]

Это был её и только её «Лебедь». Другие балерины так не могли войти в эту роль, потому что для Павловой это была не роль, а жизнь. Не случайно о ней говорили, что «вся она из нервов – чуткая, порывистая, безумно смелая, сверкающая!» Танцующая музыка! Хрупкая,печальная, как умирающий лебедь. Отныне этот танец стал называться так.

Что ж с того, что ей не разрешили на «Русских сезонах» в Париже показать «Лебедя», тогда она исполнит его в Нью-Йорке и Лондоне. Безжалостно брошенный Дягилев бомбардировал её телеграммами, письмами, упрекал в жадности. Любуясь своими огромными афишами, она не испытывала угрызений совести. На гастролях в Лондоне она была единст венной примой, полу- чала 1200 фунтов стерлингов в неделю. Годовое жалованье в Мариинке было много скромнее, и танцевать она обязана была, что дают. А здесь, в Нью-Йорке и Лондоне, то, что хочет, – «Жизель», «Лебединое озеро». В Петербурге об этих балетах можно было только мечтать, причём очень долго. А век балерины короток.

[433x600]

Конечно, она уже многого достигла. И в Мариинке её не затёрли, она была примабалериной, и Николай II, любивший некогда совсем другую танцовщицу, восхищаясь её искусством, приказал изваять танец Павловой в скульптуре, и за границей успех был оглушительным. Она всегда писала об этом матери. Пусть радуется вместе с нею. Бывшая прачка, её мать, в беспросветной бедности воспитывавшая свою Нюрочку, теперь могла радоваться, гордиться дочерью и больше не считать каждую копейку.

Поклонники из высшего света не верили, что такое божественное создание, как Анна Павлова, появилось в столь низкой семье. За спиной шептались, что отец её – вовсе не отставной солдат, умерший, когда Нюре было два года, а богатый еврейский коммерсант, в доме которого одно время работала мать. Отца-солдата Анна не видела никогда, а коммерсант не появился ни тогда, когда им с матерью было очень трудно, ни потом, когда Анна стала знаменитой. Может, его вообще не было в природе?

Девочки без отцов склонны к мечтаниям о прекрасных принцах и, если они появляются в их жизни, могут не сомневаться в верности подруг. В Нью-Йорке она получила телеграмму из России: «Ваше присутствие необходимо для дачи показаний в связи с делом Виктора Дандре». Буквы поплыли перед глазами. В кратчаиший срок она вернулась в Россию.

Дандре арестовали 28 декабря 1911 года, подозревая в растрате средств, предназначенных на постройку Охтинского моста. Виктор был куратором этой стройки, и газеты намекали, что растратил он деньги на свою любовницу, то есть Павлову. Она быстро заткнула их бумажные глотки и выкупила Виктора под колоссальный залог в тридцать пять тысяч рублей. Однако Дандре выпустили только под подписку о невыезде. Решено было тайно уехать в Европу.

[500x433]

А там Анна распрощалась со своими импресарио, администраторами, секретарями — Виктор Дандре с лёгкостью заменил их. Он стал её мужем. Обвенчались они тоже тайно. Но быть абсолютно счастливой она всё же не могла – путь на родину теперь был ей заказан. Из-за Дандре.

Что ж, их дом – весь мир. Но человеку, тем более артисту, гастролирующему по городам и весям, так жить невозможно. Им нужен был дом, где можно уединиться, где нет вокзальной суеты, чужих запахов, чужой речи. Хоть на несколько дней необходима идиллия! Наконец-то такой дом у них появился в Лондоне — Айви-Хаус, то есть дом, увитый плющом. Анна Павлова арендовала эту усадьбу с огромным парком и озером, с подстриженной на английский лад лужайкой и ухоженными клумбами. Этот дом принадлежал некогда великому пейзажисту Уильяму Тёрнеру! Здесь высокие потолки, просторные комнаты, камины... Но главное – парк, озеро, лебеди.

Анна летит навстречу гостю. Он сам захотел встретиться с ней —Камилл Сен-Санс, седовласый, но ещё не дряхлый старик.

– Анна! Вы дарите людям счастье! – Так приятно слышать это от композитора, подарившего счастье тебе. – Маленькая дочка моих знакомых так прямо и написала в своём школьном сочинении: «Я видела живую фею. Её зовут Анна Павлова. Теперь я всю жизнь буду счаст лива!»

Счастливая Павлова стала вдруг таинственной и важно пригласила Сен-Санса последовать за собой. Легко и быстро полетела она к озеру. Когда же композитор подошёл к нему, он увидел, как к этой удивительной женщине подплыл лебедь и она обняла его! А птица, способная ударом крыла перебить человеку руку, нежно прижалась и радостно заклекотала!

— Это мой Джек, – каким-то особенно ласковым голосом сказала Анна. – Мы из одной стаи, лебединой.

[590x400]

Непонятная связь была у этой хрупкой женщины с нашими меньшими братьями. Не только с лебедями, сопровождавшими её всю жизнь, но и со слонами, и с птицами, кошками, собаками. Они учили её любви и свободе. Однажды Анна решила искупать большего неуклюжего пса, проживавшего в их доме. Он сопротивлялся, но она упрямо подталкивала его к воде, пока тот не схватил её за ногу. Не укусил, но держал крепко – пришлось договариваться. И договорились. Анна поняла, что никого не надо заставлять что-либо делать насильно. А в Петербурге – этот случай она не могла забыть – ехала в санях с любимой своей лайкой мимо застывшей, заснеженной Невы. Увидев этот белый простор, пёс выскочил на ходу из саней и бросился в бескрайнее, как ему, наверное, показалось, поле. Быть может, он вспомнил родину и свободу. Жил у Павловой и любимый английский бульдог Буль, потом бостонтерьер. Этот был великим конспиратором. Не желая расставаться с хозяйкой на время гастролей, он залезал в корзину и затихал, ничем ни разу не выдав себя на таможне. Так объехал с Павловой всю Северную Америку.

[306x480]Но в ужас и трепет всех поверг случай, происшедший с балериной в одном из парков той же Америки. Павлова ежедневно гуляла там и подкармливала... медведей сахаром и шоколадом. Не одна она, конечно. Но именно её облюбовал огромный зверюга, встал на задние лапы и, как партнёр, переднюю когтистую положил ей на плечо. Все замерли в ужасе, а она минут пять поговорила с ним, и мишка, лизнув ей руку, попрощался и уковылял. Как же плакала Анна, когда дома ей сообщали о смерти очередного лебедя, не все из них могли прижиться в её усадьбе. Как умирают лебеди, смотреть она не могла.