После Константина выработались два типа известных нам теократий – императорская и папская. Они равнозначны друг другу и определялись особенностями исторического развития обеих половин империи. Существо любой теократии в идее римского принудительного универсализма и языческого империализма, в утверждении тождественности Царства Божьего с Царством Кесаря. Два уклона связано в истории христианства с теократическим государством – папоцезаризм и цезарепапизм. Преимущество Православия: цезарепапизм не был предметом догматизирования церкви в отличие от католичества. Но в русской и византийской теократиях уклон к цезарепапизму фактически играл большую роль в жизни Церкви. В цезарепапизме историческое понимание христианства окончательно эсхатологическое. Теократия в христианстве – ложное перенесение ветхозаветных категорий на новозаветную жизнь и достигается этим лишь оправдание природного царства. Для Бердяева Церковь и монархия – разноприродные. Монархия разлагается, как все природное, а Церковь же пребудет нерушимой до конца времен, как принадлежность вечности. Бердяева интересует различие в сущности религиозной идеи самодержавия и абсолютизма. Согласно идеологии самодержавия власть царя делегирована не народом, а Богом. Здесь существует лишь обязанность власти, несколько ограниченная Церковью и христианской правдой. И самодержавие оправдано, если у народа существуют верования, санкционирующие власть царя. Абсолютная монархия есть порождение гуманизма. В абсолютизме царь делегирован народом, верховная власть не принадлежит царю, хотя и принадлежит ему неограниченная власть управления. Подчинение Церкви государству, развитие бюрократического аппарата и подавление социальной жизни народа являются важнейшими характеристиками абсолютистского строя. Религиозного самодержавия в чистом виде никогда не существовала и всегда скатывалась к образу языческо-римского абсолютизма. Ни Византия, ни Россия не являли собой типов религиозного самодержавия. Утверждается теза внутренней утопичности идеала христианской монархии. Ранее считалось, что греховной природе более свойственна монархическая форма правления, чем демократическая. Современность предполагает большую правильность противоположного утверждения. Для демократии свойственно не акцентировать внимание на совершенстве человеческой природы, она создана для греховного состояния, поэтому она борется за постоянную оптимизацию политического и социального строя. Монархия же эффективно действует лишь при безгрешном состоянии, превращаясь в недостижимую и высокую утопию. Она стала несбыточной мечтой, о которой грезили современные Бердяеву русские эмигранты. Место христианства в современном Бердяеву мире определится духовным содержанием жизни, а не внешними политическими формами. Русское Православие на грани катастрофы и присутствует при ликвидации постконстантиновского периода христианской истории. Эпоха христианской легитимации государственной власти, связанная с некоторой неискренностью, закончилась. Теперь христианство проигрывает в количестве, но может выиграть в качестве. Постулируется окончание эпохи смешанного состояния и кажущегося нейтралитета. В последний час истории христиане должны отказаться от символического осуществления христианства в жизни и перейти к реальному его осуществлению. Условными знаками уже невозможно довольствоваться. «Онтологическая искренность и правдивость должны быть нашим пафосом». В христианстве всегда присутствует, пусть ныне и подспудно, эсхатологическое упование, «в нем не может прейти искание Царства Божьего». Бердяев сравнивает события 20 века с первыми веками христианства и находит здесь формальные сходства, хотя и видит внутреннюю усложненность нашей эпохи. Для него Царство Божье не реализуемо в нашей исторической плоти и не имеет внешне зримых признаков, не может быть создано посредством исторической эволюции или быть укрепленной неким охранением. К Царству Божьему неприменимы никакие категории, взятые из царства Кесаря. Для Бердяева третий период христианства будет стоять под знаком религиозной борьбы. И здесь возможно христианское возрождение, его качественное усиление. Христианство должно окончательно отказаться от внешней государственной помощи, но накапливать и развивать собственную творческую энергию. Третий период христианской истории может принести окончательное освобождение христианства от соблазнов языческого империализма, от утопической мечты о вселенской власти папы или царя, от идеи количественного универсализма. При всей социальной ориентированности философской мысли и симпатии к социал-демократическим взглядам Бердяев окончательно развенчал идею христианского государства. Обширный анализ, сопровождавший его через всю жизнь, свидетельствует о полной противопосталенности государственных и христианских институтов, о невероятности их гармоничного синтеза. При слиянии их происходит невообразимое, отторгающее смешение кардинально отличающихся принципов насилия и любви, закона и благодати, которое в модернистский 20 век было уже невозможно. Бердяев боится более другой, скрытой опасности – проникновения в Церковь духа государственности и политизированности в их стандартной макиавеллистской оболочке. В истории много было случаев развенчивания старых идеалов и развоплощения дряхлеющих идеологических идолов, чаще всего к этим прецедентам относились скептически, дескать, один или несколько мыслителей не могут разрушать старинную, довлеющую над всеми, идею. К сожалению, идеи Бердяева имеют ныне только интеллектуальную ценность.