Хоть большая часть возможных текстовых комбинаций уже воплощена, но еще не оскудели умы для последующих варьирований из синонимичных понятий, свободных латинизмов, не маркированных примеров, не затронутых историй, еще не известных имен. Существуют четкие лекала построения научного труда, вне которых грядущие «шедевры» располагаются в «сумрачной зоне», то есть под большим подозрением. «Профессионал» подобен карточному игроку, не любящему блефовать или пускаться в авантюры с «швалью» на руках, его ставки равномерны, рациональны и оправданы знанием (прошу подчеркнуть, «сакральным» знанием) существующих выигрышных комбинаций. «Сонная игра, полностью обусловленная очередным, совершенно случайным раскладом карт». Тоже самое можно сказать о тягучей, бездыханной, убийственно скучной атмосфере академиков, профессоров, доцентов – короче ученых-гуманитариев. Именно эта среда с ее антиреволюционной, стабильной, линейной «температурой» совершенно отвращает новых персонажей, не дает им эволюционировать, останавливает их развитие на начальных уровнях. Молодые люди, приходя в науку или гуманитаристику, в скором времени теряют свой познавательный запал, истощают собственную «волю к истине», превращаясь посредством легковесной процедуры в среднестатистических специалистов, чеканящих ограниченный ряд из текстовых последовательностей, специфических категорий, внебытовых опытов. Далее эти «знатоки» занимаются только «апологией» родной институции, защищая полезность, необходимость, рациональность некогда заученных идей и процедур. Поэтому многие, осознавая грядущую ущербность дальнейшего обучения и учительства, отправляются по бескрайним просторам неклассических, неофициальных, «нетрадиционных» «наук» и дисциплин. Апеллируя к необъяснимости множества явлений и корреляций, обвиняя в посредственности и слабой динамике весь свод государственных дисциплин, эти мистификаторы предъявляют недовольным сладостные надежды, открывают затуманенные пространства будущих достижений и успехов. Таким образом, будет всегда существовать толстая прослойка недовольных постсовременным положением вещей, которые будут отдаваться с головой некоей архаичной мифологеме (астрология, китайские «традиционные» науки), или выдумывать самостоятельно новые (чаще всего, занимаясь эклектичным сложением разнородных фрагментов – например, эзотерика). Здесь будут инновации, глубинные надежды, безответственные фантазии, перманентный революционный зов к изменениям и трансформациям. Всего того, чего сейчас практически не осталось в классических сферах деятельность человеческого интеллекта. Иллюзия самодостаточности, поиск аутентичности, радость достижения неких «духовных» глубин, тем не менее, стоят дорого, что грозит глобальным аутсайдерством в обществе и лишь локальным успехом в ограниченной среде («откровенный», или публичный, масон, мистик, эзотерик, астролог вряд ли станет государственным лидером в постсовременном секулярном мире). Так, положение нынешних молодых любителей науки не завидно. Большинство, за исключением гениальнейших самородков, взявших фортуну за причинное место, стоит перед странным выбором: либо стать брюзжащим функционером от науки, то есть эволюционным медиатором, передатчиком кем-то изобретенных идей от поколения к поколению, либо выйти за границы классических знаний, отдавшись в омут мракобесия и сладостных фантазий, в поисках одной-единственной познавательной жемчужины. Итак, дилемма такова: скромный старатель или бесплодный изобретатель? Не скажу, что гуманитарию легче, чем естествоиспытателю встать на шаткий путь апостасии и предаться фантазерству в свободном постмодернистском падении; дескать, все свое бытие сфера «духовных исследований» была малоэффективной, поэтому ее можно покинуть в спокойном расположении духа. Нет, везде приоритетными являются привязанность, вовлеченность в традиционные правила, классические процедуры, устоявшийся регламент. Академическому сообществу одинаково ценны и соответственно социально нерушимы как стандартизированный историографический каталог, формализованный лингвистический анализ, индексированный психологический тест, так и когда-то действительно славные эксперименты по гравитации, биологические опыты над животными, или первые математические интерпретации корпускулярно-волновой теории. Они сходным образом опираются на процедуре следования рациональным правилам, а от «рационального» сложно отказаться, его можно лишь силой отвергнуть впоследствии. Когда успехи «рационального» станут привычными и ожидаемыми, они превращаются в скучнейшую обыденность, в навязанную необходимость, а с таковой всегда можно расправиться «мощной дланью». Так и получается, что мы должны были жить в научном, рациональном будущем, а оказались в карнавальном настоящем, где иссыхающий сциентизм сконцентрировался в лапах безумного варвара, зудящего функционера, похотливой блондинки. Век, который должен был стать триумфом научности и здравомыслия, компетенции и сугубого профессионализма, обернулся порожней пустышкой и абсурдной оболочкой этих славных категорий. И мы подошли к другому полюсу – краю профанации, той чаши весов, которая перевесила все достижения, хотя и кровавого, но достойного человеческого прошлого.