Теперь мне осталось одно – ненавидеть Имена. Их носители мне «просто недоступны». Очевидно, я не могу достать ни одного из них, чтобы убедиться воочию в их ничтожной телесности и прочем тлене. Весь этот небольшой процент за запятой воспроизводящихся «Персон», маленького скопления идентичных лиц-улыбок-гримас, эдакой ужасной человеческой биомассы, расслоившейся на множество графеновых компонентов, распоясавшихся безумных Имен, - «просто недоступен». Я ненавижу их истовой ненавистью «красного террора», «военного коммунизма», «диктатуры пролетариата» - той холодной, почти не эмоциональной, ненавистью канцеляристских историософских ярлыков. Ненависть на дистанции должна быть дистанцированной, не подкрепляемой столь ценными чувствами, приватными эмоциями. Необходима отповедь этой цифровой «шигалевщине», нужен ответный геноцид вирусоподобных Имен.Имя – из достоинства, чести и славы – трансформировалось в фатальное проклятие.Имя – теперь всемогущий остаток, трэшевый пантократор, самовоспроизводящаяся шелуха.Теперь понятно, чтопостсовременный человек хорош и невинен (невиновен) лишь в состоянии информационной анонимности, дигитального небытия. Он даже может вернуть себя в состояние коммуникационного до-грехопадения – сгинув с информационных пространств, став иконическим анонимом. Чем хороши глухие деревенские бабушки или полоумные упрямцы амиши? Первобытной коммуникацией, оказавшейся незамутненной глобальной целерациональностью. Сейчас инструментальность коммуникации стала анекдотом, абсурдистским высказыванием от кабинетных пуристов. Коммуникация с именами давно забрались на эволюционную вершину и планомерно сбрасывают «в никуда» все королевство ценностей. Социальная и этическая идентификация с помощью тонкого подбора Имен и безостановочного коммуницирования – миф-фикция, вещающая об естественной свободнорыночной стратификации. Если некая комбинация имен относит меня к определенной социокультурной страте, то лучше мне остатьсяНич(к)ем, выйти из этой иллюзорной сансары симпатий и предпочтений. Я – ни то, что я делаю, и ни то, чем наслаждаюсь. Я всего лишь Я. И не выхожу за пределы фихтеанских очевидностей. Но культурологическая злоба Имен и предельная фиктивность коммуникации, предъявляющие мне якобы свободу Различия, лишает меня духовной собственности, моего Я. «Коммуникация» заставляет меня принять ту лживую детерминистскую картину, где я всего лишь тонкая мимолетная видимость среди цифровых теней.Заткнуться, перестать коммуницировать, выйти за рамки семиотических обменов – вещи вполне возможные, выполнимые, способные преодолеть столь катастрофичный детерминизм.