В этом сезоне в моде была приторная ваниль, но её волосы неизменно пахли горьковатой полынью. Ладони, разрисованные мелкими  морщинками, всё так же перебирали чечевицу и кормили голубей на  подоконнике с витыми чугунными побегами. В этом сезоне особенно сладостным казался ветер, она точно знала, что прилетал он именно из тех дальних краёв, где проходило её детство, почти забытое и такое призрачно-эфемерное. Тогда луговые травы не кололись, а мягко шептались о диковинных огненных птицах, которых можно увидеть, только если научиться спать, не закрывая глаз, говорить, не открывая рта, плакать, не проливая слёз, и замечать тот момент, когда ночь превращается в день. Она разговаривала с травами, не шевеля губами, видела сны, глядя в небо и лишь изредка шумно разрезая воздух длинными ресницами, плакала сухими глазами на пару с летними грозами, но никак не могла поймать тот момент, когда ночь и день встречались, чтобы поменяться местами. Шли недели, плыли месяцы, бежали годы. Волосы из рыжевато-каштановых превратились в пепельные, ресницы уже не могли разрезать воздух с тем задорным свистом, как прежде, ноги разучились бегать так же быстро, как ветер. Луговые травы всё реже и реже рассказывали ей свои дивные шуршащие истории о дальних берегах и высоком небе. Её руки всё медленней и медленней перебирали чечевицу, голуби почти перестали навещать её, а ветер грустно вздыхал на подоконнике с чугунными витыми побегами. Она по-прежнему спала с открытыми глазами, говорила, не шевеля губами, а если и плакала, то ни одна слезинка не выкатывалась из её глубоких хрустальных глаз. Каждый вечер ветер нашёптывал ей старинные легенды. А однажды утром за ней прилетели огненные птицы. Они кружились в пёстром хороводе, искрящемся и праздничном, звали её с собой, взмахивая золотисто-закатными крыльями. Она улыбнулась и принялась танцевать с ними.
Её похоронили по старому обычаю, положив рядом мешочек чечевицы, маленький молитвенник, пучок полыни и букетик полевых трав. А на её поразительно молодом лице застыла счастливая улыбка, казавшаяся неуместной тем, кто никогда не пробовал спать с открытыми глазами.