КОЛДОВСТВО В НОЧЬ УБЫВАЮЩЕЙ ЛУНЫ

...нет её на свете, умерла,
я иду завесить зеркала,
зажигаю чёрную свечу,
троекратный круг себе черчу
и свою смертельную тоску
доверяю ржавому замку -
ключ летит в раскрытое окно,
вот и всё,
теперь мне всё равно,
нет её, растаяла, как дым,
где-нибудь сейчас она с другим
стонет на экране простыни,
погружаясь в призрачные дни,
губы, так любившие ласкать
тела моего любую пядь,
я летейским водам отдаю,
ни в аду ей счастья, ни в раю,
так лети, мой отворотный ключ,
в пустоту, во мрак беззвёздных туч
я шепчу: «Такие вот дела:
нет её на свете, умерла...»

***

Отговорила роща золотая,
и всё покрыто палою листвой...
Бутылки из-под листьев выгребая,
идёт дедок с потрёпанной сумой.
Патрульно-постовой наряд не тронет
привычного, как дождик, старика;
порою на ходу смешок обронит
иной ханурик, выпивший слегка,
да пацанёнок, чуждый пацифизма,
засунет пальцы в рот и засвистит...
А дед плывёт, как призрак коммунизма,
и лишь себе под чоботы глядит...
Снимите, люди, шляпы виновато,
когда шагает в сумерки герой:
он - в ранге Неизвестного Солдата -
остановил фашиста под Москвой,
пред ним склонились Вена и Варшава,
ему сдалась в Берлине вражья рать...
Он заслужил в стране родимой право -
себе на хлеб - бутылки собирать.
...И он уходит в отблеск обветшалый.
А в небе, не прощая ничего,
струится журавлиный клин усталый.
И в том строю есть место для него.

СРЕДОТОЧИЕ ОБРАЗОВ ЦВЕТЕНИЯ

Так мало осталось... А впрочем, какое дело
акациям, тихо роняющим мотыльков
в ладони, которые, в общем, не больше тело,
чем тающий лунный дым; притяженье слов -
дневных - всё слабей, двусмысленней; и на ощупь
всё тоньше и невесомей побег теней,
в котором, смежая ветви, весна полощет
усталую тишину, потому что ей
так мало осталось... А впрочем, гораздо ближе,
чем это казалось, небо - и пьёт из рук
любовей моих вино, о которых выжег
я в сердце прикосновения стольких мук
и всё тороплюсь запомнить глазами окон,
губами беззвучно длящихся сквозняков
неисповедимый мир, что размыт потоком
снижающихся над городом мотыльков
безумных акаций и шорохов. Шаг за шагом
отчётливей в каждой чёрточке бытия
пульсация многоточий (за каждым знаком -
летучая нежность, тягучая грусть моя).
А мне в этом мире, по сути, немного надо:
исход переулков, грядущих навеять мне,
что время - лишь отсвет лиц в перспективе взгляда,
которых дано коснуться - волной в волне,
что некому промолчать, что упало утро -
разбилось, звеня, разбрызгиваясь окрест,
и, вспархивая, воробьи на асфальте утлом
печатают каждой лапкой незримый крест.