Он извлек одно выражение из своих сокровищ и тихо про себя произнес:
- День пестро-перистых, рожденных морем облаков.
Фраза, и день, и пейзаж сливались в один аккорд. Слова. Или их краски?
Он дал им засиять и померкнуть, оттенок за оттенком. Золото восхода,
багряная медь и зелень яблочных садов, синева волн, серая, по краям
пестрая кудель облаков. Нет, это не краски. Это равновесие и звучание
самой фразы. Значит, ритмический взлет и ниспадение слов ему нравятся
больше, чем их смысл и цвет? Или из-за слабости зрения и робости души
преломление пылающего, ощутимого мира сквозь призму многокрасочного,
богато украшенного языка доставляет ему меньше радости, чем созерцание
внутреннего мира собственных эмоций, безупречно воплощенного в ясной,
гибкой, размеренной прозе?
Он сошел с подрагивающего моста на твердую землю. В ту же минуту ему
показалось, будто в воздухе пахнуло холодом, и, покосившись на воду, он
увидел, как налетевший шквал возмутил и подернул волны рябью. Легкий
толчок в сердце, судорожно сжавшееся горло снова дали почувствовать ему,
как невыносим для его тела холодный, лишенный человечности запах моря: но
он не повернул налево к дюнам, а продолжал идти прямо вдоль хребта скал,
подступавших к устью реки.
Мутный солнечный свет слабо освещал серую полосу воды там, где река
входила в залив. Вдалеке, вниз по медленно текущей Лиффи чертили небо
стройные мачты, а еще дальше, окутанная мглой, лежала неясная громада
города. Подобно поблекшему узору на старинном гобелене древний, как
человеческая усталость, сквозь вневременное пространство виднелся образ
седьмого града христианского мира, столь же древнего, столь же изнемогшего
и долготерпеливого в своем порабощении, как и во времена Тингмота.
Уныло он поднял глаза к медленно плывущим облакам, перистым, рожденным
морем. Они шли пустыней неба, кочевники в пути, шли высоко над Ирландией,
дорогой на запад. Европа, откуда они пришли, лежала там, за Ирландским
морем. Европа чужеземных языков, изрезанная равнинами, опоясанная лесами,
обнесенная крепостями. Европа защищенных окопами и готовых выступить в
поход народов. Он слышал какую-то путаную музыку воспоминаний и имен,
которые почти узнавал, но не мог даже на мгновение удержать в памяти,
потом музыка начала уплывать, уплывать, уплывать, и от каждого уплывающего
вздоха туманной мелодии отделялся один долгий призывный звук, прорезавший,
подобно звезде, сумрак тишины.
[300x369]