Популярный телеведущий совершил с HELLO! путешествие из Москвы в Санкт-Петербург и рассказал о том, как много в его жизни значит родной город.
«Неважно, где я окажусь завтра – в Москве или Нью-Йорке, главное, что Петербург всегда со мной»
Мы сидим с Иваном на кухне в его московской квартире, пьем чай и пытаемся разобраться, как же он, актер по образованию, забросил профессию и шесть лет назад перебрался из Санкт-Петербурга в столицу, чтобы работать на телевидении. За окнами уютной мансарды – храм Христа Спасителя, Кремль и высотки, из мебели – самый минимум, на полках – Довлатов и Бродский (тоже, кстати, питерцы), альбомы по искусству и диски с джазовой музыкой, в прихожей – большая дорожная сумка. Сегодня рано утром Ургант приехал из Питера, а уже через пару дней его снова ждет ленинградский вокзал. Он до сих пор живет на два города. Видимо, правду говорят, что если родился в Петербурге, он не отпустит тебя никогда.
— Раньше ты говорил, что Москва — это город, где хорошо зарабатывать деньги.
— Теперь я бы не стал сводить свои отношения с Москвой исключительно к финансовым взаиморасчетам. Я живу в этом городе и получаю огромное удовольствие от этого: здесь работа, дом, друзья. Про Петербург можно сказать короче — это город, который я люблю. Я никогда не прощался с ним, не целовал Гром-камень, не поливал слезами траву в Летнем саду. Так или иначе раза два в месяц я приезжаю в Петербург.
— А недвижимость не привязывает к определенному городу?
— Нет, абсолютно. Просто настал момент в моей жизни, когда захотелось вбить гвоздик в стену и повесить на него фотографию Роберта Де Ниро. А как, известно в съемных квартирах свежевбитые гвоздики в стене не приветствуются. Собственная квартира мне грезилась в детстве, когда жилищный вопрос стоял остро. Вот ты когда-нибудь жил в коммунальной квартире?
— Нет, поэтому могу себе только представить...
— А я родился и первые пять лет прожил в десятиметровой комнате в коммуналке на углу Невского и Литейного проспектов. Квартира казалась мне тогда бескрайней — там было бесчисленное количество соседей, огромная кухня и черный ход. А потом мы переехали в отдельную квартиру на Грибоедова, и жили впятером на 42 квадратных метрах. Тоже самый центр города, двор-колодец — типичный для Питера.
— У тебя была своя дворовая компания?
— Конечно, и мне, надо сказать, очень с ней повезло. Нас было человек семь, я был самым младшим среди ребят. Никто не пил, не курил, и самое спорное — что они не только мне рассказали, откуда берутся дети, но и дали возможность самому рассуждать на эту тему при помощи слов, которые я смог бы произнести в интервью только в том случае, если бы ваш еженедельник назывался «Гуд бай!». Мы играли в Великую Отечественную войну в колоннаде Казанского собора, катались на велосипедах в Михайловском саду, ходили смотреть салют на Дворцовую площадь, ели пышки на улице Желябова в пышечной рядом с Домом ленинградской торговли. Причем была такая хитрость: покупаешь 8 пышек на 40 копеек, и нужно их съесть очень быстро, потому что иначе они почему-то все в тебя не влезали, и в результате ты стоишь без денег и с двумя недоеденными пышками. А когда мне уже было лет 8—9, мы с ребятами стали ходить в походы: рыли землянки, варили в котелках суп из горохового концентрата и бычьих хвостов… В общем, всячески себя подготавливали на случай Третьей мировой войны.
— Мама легко тебя отпускала?
— Ну, а какая мать не будет рада тому, что ребенок вместо того чтобы собирать окурки в подворотне, готовится к Третьей мировой войне в лесах Ленинградской области?! Тогда вообще другое время было, да и я рос вполне самостоятельным ребенком. Я вообще в детский сад один ходил два квартала пешком по Невскому проспекту.
— С кем-нибудь из дворовых друзей ты сейчас поддерживаешь отношения?
— Вот прямо с самыми первыми друзьями — нет, мы как-то потерялись. Хотя всех я помню, и при случае, если придут и приставят штык к легкому, я выдам все фамилии, пароли и явки. Лет в десять я подружился с Мишкой, моим ровесником. Когда нам исполнилось по 15, Миша с семьей уехал в Голландию. Много лет спустя мы случайно встретились в Петербурге и с тех пор периодически созваниваемся. Этим летом я снимался в Амстердаме, заезжал к нему в гости, он показывал мне город, угощал нехитрой голландской снедью…
— Ну а свою первую любовь помнишь?
— Это ту, которая в детском саду была?
— Нет, в детском саду это несерьезно. Уже в более-менее сознательном возрасте.
— Да здесь особенно не о чем рассказывать. Все было достаточно традиционно — никакой тайной влюбленности в учительницу русского языка и литературы. Хотя была одна весьма комичная история. Я прощался с девушкой на лестничной площадке, уже зашел в лифт, и — не в силах проститься — стал просовывать между дверьми лифта различные части тела. Последней была голова. Горящий взгляд, губы сложены в предвкушении поцелуя… И тут лифт решил, что пора завязывать с этим безобразием. Двери сомкнулись, и голова моя оказалась зажатой между ними. Девушка поседела от смеха. Она позвала свою сестру, и та тоже упала от хохота в обморок. Потом пришли соседи и, насмеявшись вволю, позвали своих друзей и уже потом все вместе разомкнули двери черенком лопаты. И это не финал! Я упал на пол лифта, двери снова сомкнулись, и мне пришлось два часа ждать лифтера, чтобы выбраться наружу. Хорошо еще что пока голова была между дверьми, лифт не поехал, а то бы сейчас на вас смотрело совсем другое лицо!
— В своих интервью ты рассказывал, что студенческие годы у тебя были бурные...
— У меня они были гораздо менее бурные, чем у большинства студентов театральных вузов, по одной простой причине: поступив в институт, я полностью перестал употреблять любые виды алкогольной продукции. Когда меня спрашивают, почему я не пью и пробовал ли вообще, я отвечаю, что пробовал и мне очень понравилось. Да так, что все порой заканчивалось потерей сознания. Чтобы не искушать судьбу, я поставил себе очень жесткое условие и долгое время не пил даже шампанского. Только последние годы иногда позволяю себе бокал вина.
— Вообще-то я имел в виду, что студенческие годы были бурные по части поиска своего места в жизни. Чем ты только ни занимался…
— Это да, на первом курсе я пошел на работу. Год мыл стаканы в ночном клубе, работал официантом, немножко барменом, потом был перерыв, после чего три месяца пел песни в испанском ресторане, а дальше пошел работать ведущим шоу-программ в клубе… Постепенно слово «ведущий» стало значить для меня больше, чем слово «актер».
— А как семья относилась к твоим поискам себя?
— Да нормально все относились. Я же не под забором валялся, а деньги зарабатывал, маме помогал. Представляете это ощущение, когда твой ребенок из мальчика с грустными глазами, который каждые выходные просит на карманные расходы, превращается в мальчика с грустными глазами, который каждые выходные просто молча ест? Это же здорово!
— Твоя семья сегодня — это кто?
— У меня много родственников, но мы никогда не были той большой традиционной семьей, какие я видел, путешествуя по Америке. Есть мама и ее муж, которого я долгое время называл папой, две сестренки по маминой линии. Есть папа, его семья, сестра Маша, есть племянник Эмир, есть бабушка и, что вполне естественно, любимая тетушка в Израиле. У всех у нас теплые отношения. Любому могу позвонить, чтобы просто поговорить, спросить совета или пожаловаться на плохую погоду в Москве и Московской области.
— Приезжая в Санкт-Петербург, у кого ты останавливаешься?
— В последнее время — в гостинице. Я вырос и мне уже несколько неловко веселым голышманом выбегать по утрам на кухню в присутствии мамы, папы или бабушки. У меня есть своя квартира в Петербурге, но там нужно делать ремонт. В гостинице проще. К тому же из некоторых номеров открывается такой вид! Просыпаешься утром, а за окном — храм Спаса на крови или Мойка, снег летит большими хлопьями, и в твоем сердце все переворачивается от восторга. А потом опускаешь глаза и видишь, что внизу стоят все-все твои родственники, подставив снегу раскрасневшиеся от мороза лица, и улыбаются.
— С каким городом ты связываешь свое будущее: с Москвой, Петербургом или есть какой-то третий вариант?
— Хорошо, что ты оставил третий вариант. Этот вариант — Нью-Йорк. Но в нем в отличие от Москвы и Санкт-Петербурга я чувствую себя исключительно гостем. Вообще я мечтаю, что в скором времени построят сверхскоростную железную дорогу между Петербургом, Москвой и Нью-Йорком. Один час — и ты в другом городе! И тогда не нужно будет разрываться на части.