[450x600]
Он побывал диджеем на трех разных радиостанциях, пел испанские песни в ресторане, вел развлекательные шоу в клубах, где на сцене был единственным одетым человеком, записал собственный сольный диск, сыграл в «Макбете» стражника №12, побывал в роли ведущего нескольких масштабных проектов на телевидении, сыграл уже в 5 фильмах, занимался озвучкой мультфильмов... Словом, послужной список Ивана Урганта – отдельная история, о которой уже можно писать увесистые талмуды. Личность же этого человека «весит», пожалуй, еще больше…

Несмотря на то что семья Ургантов в актерском мире известна уже давно – еще бабушка Ивана Нина Ургант прославилась своим артистическим талантом – сам он нашел себя несколько в иной творческой плоскости. Сейчас Иван Ургант – одна из самых известных личностей российского шоу-бизнеса. Причем известность его не скандального типа и строится не на шокирующих сводках желтой прессы. Она базируется на умении Ивана смотреть на жизнь сквозь оранжевые очки юмора, самоиронии и неиссякаемого воображения.
Каждый проект, в котором он принимает участие, становится популярным. «Народный артист», где Ургант выступал в творческом тандеме с Феклой Толстой, соперничал с «Фабрикой звезд», а на тот момент это много стоило. В телепрограмме «Большая премьера», где его соведущим был собственный отец, Иван Ургант проявлял просто чудеса остроумия, впрочем, это его качество проявляется везде: и в передаче «Пирамида», и в «Смаке», который достался ему «в наследство» от Андрея Макаревича, и в шоу «Цирк со звездами», и во многих-многих других…

– Иван, расскажите, пожалуйста, о вашем актерском генеалогическом древе.
– Ну, слушайте: сначала были варяги, потом пришли на Русь татары, а там следом и мы подтянулись. Шутка. На самом деле я питерский, прошу это отметить отдельно. Этот город я и сейчас считаю своим родным домом, туда меня тянет постоянно, там мои корни. Там живет мой папа, известный актер Андрей Ургант, и моя обожаемая бабушка Ниночка Николаевна, легендарная медсестра Раечка из «Белорусского вокзала». Они-то и составляют костяк моего артистического рода.

– Говорят, что первые уроки актерского мастерства дала вам именно бабушка – так ли это?
– Бабушка никогда не давала мне специально никаких уроков. Но если говорить своим примером – да, конечно. Что касается выбора профессии, у меня никогда не было осознания, что я хочу быть кем-то другим, а не актером. Я пошел в театральный институт, потому что мне хотелось получить это образование, поучиться там. И не жалею об этом ни секунды.

– Часто ли вы общаетесь, когда большую часть времени проводите в Москве?
– Это совсем не преграда. Подумаешь – час перелета. Я вижу ее больше, чем многие внуки видят своих бабушек, живя с ними на соседних улицах. Летаю к ней каждый месяц и каждый день звоню. Это общение в равной степени дорого для нас обоих.

– Как Нина Николаевна относится к вашей работе на телевидении?
– Она все смотрит и является моим самым строгим критиком. Тем более что, на мою беду, стала очень сильно разбираться в этом. Она обладает замечательным качеством – никогда не соврет, и если ей что-либо не нравится, она обязательно скажет об этом.

– Иван, а был момент, когда вы проснулись знаменитым?
– Хотелось бы, конечно, сыграть в фильме Романа Поланского «Пианист», получить за него «Оскар» и проснуться Эдрианом Броуди. Но у меня было все постепенно. На МТV у меня была аудитория возрастная. На глазах изумленных родителей дети неожиданно срывались с места и бежали ко мне, протягивая на подпись свидетельство о рождении и вызывая переполох на Московском вокзале города-героя Ленинграда.

– Нравится, когда узнают?
– Раньше я думал: скорей бы! А теперь... Но никто, слава богу, на части не рвет. Да и в одежде я хожу неброской, не ношу ни золота, ни мехов. Иду тихо, ссутулившись, надвинув на брови буденовку... Хотя, постойте, как-то раз я все-таки проснулся знаменитым. Когда в прессе появилась информация о том, что я сменю Александра Маслякова в КВН. По-настоящему мощная, интересная утка.

– Выходит, правда, что популярным сегодня можно стать только благодаря телевидению?
– Напротив. Это в 90-х популярность «ковалась» в основном благодаря быстро развивающемуся телевидению. Сегодня, мне кажется, дело как раз за кино. Хотя бы потому, что предлагают по два сценария в неделю. И это мне, человеку, который пока не зарекомендовал себя на кинематографической стезе.

– Иван, каким должен быть идеальный телеведущий?
– Идеальных не бывает. Я вообще не могу оценивать ведущего отдельно от программы, которую он ведет. Знаю таких, кто очень удачно может существовать в одной передаче, а в другой смотреться странно или нелепо.

– Выступая в телепрограммах, вы создаете какой-то образ или зрители видят настоящего Урганта?
– В принципе я достаточно похож на себя в жизни на телеэкране. Не могу сказать, что ношу маску.

– Каким образом тогда вам удается всегда, в кадре и за кадром, выглядеть позитивно?
– Дело в том, что я крашу брови. Это невероятно освежает.

– А если серьезно?
– Вы забываете о том, что мне 19 лет. Когда перевалю за двадцатилетний рубеж, я уже буду, конечно, серьезным. А пока кудри мои еще черны – мысли мои светлы. (Самое интересное, что в этот момент, глядя в честные глаза Ивана, я на долю секунды поверила в правдивость его слов, несмотря на то, что настоящая дата его рождения: 16 апреля 1978 года.)

– У О. Генри, кажется, есть рассказ о том, как человек, сделавший юмор профессией, превратился из весельчака в нервного типа, который стал мучить своих жену и детей.
– Я чувствую, напрашивается вопрос, не мучаю ли я детей? Не такой я дурак, чтобы сообщить об этом на страницах печатного издания! Пусть этот вопрос остается открытым. Не хотелось бы, чтобы при положительном ответе меня где-нибудь изловили дети.

– Почему, как только юмор превращается в профессию, он становится несмешным?
– Это всегда по-разному происходит. У кого-то получается безболезненно ступить на профессиональную стезю, у кого-то нет. Кому-то хорошо существовать в клубных форматах, как «Комеди Клаб», а по кому-то плачет Кремль. Кстати, хорошее название для большой фундаментальной книги о юморе: «По ком плачет Кремль?».

– Наши артисты эстрады и кино кинулись в телевизионный омут: «Цирк со звездами», «Танцы со звездами» и т. д. Сегодня артисту недостаточно профессионально делать свое дело, чтобы удерживать популярность?
– Ну, если вы помните, первое время в различных ток-шоу, реалити-шоу и т. д. принимали участие простые люди. Когда закончились простые люди в нашей стране, стали приглашать звезд.

– Чем это вызвано?
– Конечно, большим количеством свободного времени у звезд. Им просто нечего делать. Невозможно было смотреть, как эти люди маялись бездельем: стаями слонялись по Садовому кольцу, поплевывая в сторону. Сколько можно было видеть этот веселый, праздношатающийся табор? Телевидение решило: надо ставить их в кадр и зарабатывать на этом деньги и рейтинги.

– А сами до проекта в цирке бывали?
– А как же. Проводя веселые праздники. Это, знаете, когда слонов просят выйти, а на манеж на несколько секунд заводят банкиров. Шоу «Цирк со звездами» и рекламировать как-то глупо. Я бы хотел предложить всем просто сходить в цирк. Не пожалеете. К сожалению, вынужден констатировать тот факт, что на телевидении это чудо работает не на полную катушку: невозможно передать на экране ощущение от цирка. Процентов семьдесят съедается.

– Например, неповторимый запах...
– Это важная составляющая цирка. Причем запахи в цирке всегда разные, и у каждого есть свое название. Например, «испуганный конь», «смеющийся тигр» или «у акробата вчера был день рождения». Почти все люди, которые участвуют в этом проекте, мне хорошо знакомы. С некоторыми из них я даже иногда созваниваюсь. И для меня они – абсолютные герои. Смотреть, как человек идет по канату на высоте пяти метров, зная при этом, что, если он сделает один неосторожный шаг, все его будущие роли в кино могут достаться тебе...

– Интересно, а на коньки в другом шоу Первого канала – «Звезды на льду» – вам встать предлагали?
– Предлагали. Но как раз так удачно совпало, что мы уехали снимать «Одноэтажную Америку». Пришлось отказаться.

– Проехав с Владимиром Познером по США, вы наверняка смотрели американское ТВ. Оно сильно отличается от нашего?
– Не так сильно, как я думал. И там и там есть цензура, и там и там люди говорят не всегда то, что хотят. Меня как человека жадного и любящего легкую наживу больше всего потрясли бюджеты американского ТВ, и до сих пор не дают покоя гонорары американских телеведущих.

– Что еще бросилось в глаза?
– Многие наши звезды приходят на телевидение и считают, что сам их приход уже является подарком для телевизионной компании. В Америке же знаменитые люди, прежде чем идти на телевидение, серьезно готовятся. Они не сидят как истуканы и не рассказывают вялыми голосами о собственной новой прическе, а стараются быть смешными, поют, танцуют, делятся занимательными историями – в общем, прикладывают определенные усилия, чтобы зрители их не просто увидели, а заинтересовались ими и полюбили.

– Чем вас удивил Познер?
– Для меня этот проект был просто подарком. И опытом колоссальным. Причем в совокупности: сам Познер, Америка, про которую рассказывает Познер, даже элементарное шестинедельное отсутствие в стране, практически без мобильной связи... Конечно, я знал, что поеду в путешествие не с замкнутым самовлюбленным нарциссом, жующим недорогую жевательную резинку. Но Познер превзошел мои ожидания. Он оказался удивительно интересным. Владимир Владимирович пришел на телевидение как журналист, публицист. Он привык анализировать. Я же если и подвергаю что-то тщательному анализу, то, скорее, внешность окружающих. У нас немножечко разные профессии...

– Сегодня почти на всех телеканалах есть кулинарные шоу. По-вашему, это признак сытости общества или недоедания?
– Это признак того, что, слава богу, на прилавках появилось большое количество продуктов, из которых надо что-то готовить. Мы, наконец-то, смогли выглянуть за рамки небольшого сарайчика, стены которого были выложены из оливье, отварного картофеля в мундире, селедки под шубой и маринованных огурцов. И посмотреть, что еще есть в мире.

– Какой дежурный вопрос вы задаете гостям, когда в голову ничего умного не приходит?
– «Будете ли вы колбасу?» Потому что колбаса на съемках есть всегда. И «не хотите ли редисочки?» Она часто лежит бесхозная, и я, не сдерживаясь, ем ее до начала съемок. А поскольку я человек интеллигентный (меня так учила мама: ешь редис сам – предложи отцу), то предлагаю ее гостю.

– Некоторые считают, что Урганта на телеэкране слишком много. Не боитесь «растиражирования» таланта?
– Количество проектов, в которых я участвую, пока небольшое. Нельзя сделать что-то качественно, если ты параллельно занимаешься сразу пятью-шестью проектами.

– Сегодняшнего зрителя заинтересовать трудно?
– Да, нужно искать все время что-то новое, нужно удивлять, без этого никуда. Спорт и шоу-бизнес мало чем отличаются друг от друга, они развиваются по одним и тем же правилам.

– Вы в своей профессии мечтаете о чем-то глобальном?
– Я стараюсь не загадывать и не мечтать, мне бы очень хотелось по-настоящему попробовать себя в актерской профессии и, может быть, во всем, что связано с кинематографом, – с продюсированием или режиссурой. Я очень люблю кино! Может быть, выйду замуж за режиссера. И на этом ограничится мое счастье в кинематографе: все-таки буду ближе.

– Что вам нравится в современном отечественном кино?
– На мой взгляд, кинематограф ожил и задышал. Пока еще одной ноздрей, но скоро подключится и вторая. А там, глядишь, и легкие наполнятся воздухом. Идет поиск самобытного пути: он был у советского кинематографа и, безусловно, будет и у российского.

– Да уж. В картинах вы снимаетесь каких-то незаметных...
– Что поделать? Ведь когда мы соглашаемся, верим: вот оно, то, что надо, один шаг – и Люк Бессон вложит в твою дрожащую потную ладошку «Золотую пальмовую ветвь». Я убежден, что верить в это необходимо.

– В сериалах не снимаетесь принципиально?
– Нет, зовут чуть ли не каждую неделю. Правда, когда я говорю, что мечтаю о квартире в Москве, тут же звонки прекращаются. А если серьезно, то даже пробовался в одной роли и подошел, но график съемок был так неудобно составлен, что пришлось отказаться из-за съемок на ТВ, так что мои успехи на ниве отечественной киноиндустрии давайте обсудим как-нибудь позже – годика через два-три.

– Ну, премию «ТЭФИ» вы уже получили...
– Для меня стало совершенной неожиданностью, что телеакадемия отметила проект «Цирк со звездами», но он правда очень милый, и работал я с большим удовольствием. Мои извечные опасения, что при монтаже многие шутки вырежут, на этом шоу не подтвердились. За что отдельное спасибо продюсерам.

– Не боитесь, что в карьере телешоумена в какой-то момент сработает возрастной ценз?
– Что вы имеете в виду? Жанра, в котором работаю я и еще несколько человек, до недавних пор на нашем телевидении просто не существовало. И перед глазами нет примеров старших товарищей. А возрастной ценз... Приведите пример, чтобы он сработал.

– Но у нас не так много шоуменов солидного возраста. Кроме Якубовича никто в голову не приходит.
– Секунду. Мне как раз в голову приходит в первую очередь Александр Анатольевич Ширвиндт, который обладает уникальным качеством – что бы он ни сказал, я знаю точно: мне обязательно будет смешно. А что касается телеведущих, то я знаю еще несколько фамилий кроме фамилии Якубович. Просто они живут в другой стране.

– Где-то за океаном?
– Вот именно. Там в этом смысле все в порядке. Но и у нас все движется в нужном направлении. Если лет пятнадцать назад все дружно смотрели программу «Оба-на!» и воспринимали ее как тоненький лучик света в темном царстве сатиры... В последнее время таких лучиков становится все больше. Тот же «Комеди Клаб».

– Многие негодуют по поводу засилья юмора на телевидении...
– А разве на телевидении много юмора? На телевидении огромное количество передач, которые с удовольствием помечают в программках как юмористические. Меня это не пугает. Несколько лет назад все сетовали на реалити-шоу, сегодня в большом почете программы, в которых принимают участие звезды, через пару лет будет еще какое-нибудь нашествие. И так мало-помалу рано или поздно мы придем к масштабной ретроспективе Ираклия Андроникова и Юрия Лотмана.

– Иван, а какие у вас недостатки?
– Мои недостатки – я лентяй и обжора.

– Чего мы не знаем об Иване Урганте?
– Я всячески добиваюсь того, чтобы журналисты обо мне ничего не знали. Но если уж вам необходим ответ: хотя бы раз в день в течение 10 минут вишу вниз головой. Хочется, чтобы циркуляция крови была не только в одном направлении, но и в обратном.

– Расскажите о своих детских мечтах…
– Одним из самых заветных желаний моего детства было желание стать обладателем электрогитары. Сейчас я мечтаю о том, чтобы хотя бы на какое-то время сделать паузу в покупке электрогитар.

– Официальное звание «Лица Первого канала» накладывает ограничения?
– Скажем так: есть несколько вещей, которые мне делать не рекомендовано. Остальное – на личной совести. Единственное жесткое условие моего контракта – находясь на 5-й улице Ямского Поля, не припадать к дверям и не целовать табличку телеканала «Россия».

– Ваше лицо ведь и там побывало...
– Побывало. И там в контракте были обратные условия.

– А наголо можете подстричься?
– Вы просто не в бровь, а в глаз: я обязательно это раз в год делаю, стараюсь подгадать под первое января. Очень рекомендую всем читателям. Потрясающие ощущения, каждый раз – как начало новой жизни. Хотел было предложить взять и побрить наголо всю страну, но подумал, что это уже несколько раз было сделано и совершенно по другим причинам. Поэтому пускай бритая голова станет самостоятельным выбором каждого.

– Отказаться от проекта право имеете?
– Я это делал, и неоднократно. Когда оказался на канале «НТВ», мне предложили вести «Фактор страха». Один из старых загранпаспортов до сих пор украшает аргентинская виза. Я попрощался с матерью, поцеловал петербургскую землю и приготовился к полету на два месяца в Аргентину. Но выяснилось, что моя точка зрения на программу расходится с той, которой придерживается руководство. Я настаивал: на полном серьезе сообщать людям о том, что они будут есть овечьи глаза, не стоит. Меня убеждали в обратном. Победила дружба. То есть люди ели овечьи глаза в Аргентине, а я в Москве готовился к другим съемкам. Есть продюсеры, которые мне доверяют, есть те, кому доверяю сам. Бывает, что взаимности не случается. Так или иначе, ведущие в подготовке программы участие принимают. Чаще всего это связано не с общей концепцией, а с их собственной ролью, впрочем, все зависит от проекта. Иногда не возникает вообще никаких споров и трений. И ты плывешь, как сонная рыбка в теплом Гольфстриме, навстречу телезрителям. К слову, именно таким – совершенно беспозвоночным – я чувствую себя на записи новогодних программ. То есть когда мне говорят: «Иван, наденьте шиньон и обнимите ель!» – я с улыбкой подчиняюсь.

– А своя собственная телевизионная мечта у вас есть?
– У меня есть программа, которую очень люблю, – «Смак». Вот там есть всякие сегментики, в которых я с гостями обнаруживаю упоминания о еде в мировой литературе. С большим удовольствием. А что касается будущего... Никакого четкого плана в моей голове нет, оттого я так рад принимать участие в самых разных программах. Я очень люблю то, чем занимаюсь. К сожалению, мне не хватает десяти лет, проведенных после института в театре. Но быть ведущим – это тоже в общем-то серьезная профессия, которой нужно овладевать и в которой необходимо плавно развиваться. Честно говоря, это невероятно приятно: люди видят меня и сразу понимают, что сейчас этот небритый опять пошутит. И улыбаются.

– Не так давно вы говорили, что у вас есть мечта идиота, поделитесь…
– Запросто. Уже в 15 лет я хотел иметь дома полную экипировку американского бейсболиста. Чем не мечта идиота?

– А откуда у вас такая антипатриотичная мечта?
– Я в 1991 году попал по обмену школьников в США. Жили в тамошних семьях, увлекались бейсболом, как все добропорядочные янки, в итоге загорелся мечтой приобрести такую же форму, как у профессиональных спортсменов. Мечта подогревалась невозможностью осуществления. Откуда у меня, российского школьника, несколько тысяч «зеленых» на обмундирование, а главное – зачем? Но в абсурдности и нереализуемости мечты и заключена вся соль. Мечта не сбылась и поныне.

– Какие запретные удовольствия удалось попробовать?
– Пару раз на машине в школу ездил – это было лихо и очень не по-советски. А в остальном – это мы им Америку открывали. У них там строго со спиртным до 21 года, так мы им в момент организовали коктейль из технического спирта, который в гараже для протирания деталей стоял. Правда, эффект был не ахти какой – каждому досталось по пять капель, но ощущение выполнения чего-то запретного нас опьяняло больше всего. А вот детская пьянка в 14 лет в Питере по случаю Нового года да еще и в квартире без родителей! О, это достойно главы в моих будущих мемуарах. С ужасом вспоминаю о том дне и до сих пор не могу понять, как по сути еще маленькие дети смогли выпить столько алкоголя и съесть целую бездну еды. Мы даже какую-то снедь из окна выбросили. Вообще же воспоминания смутные – дети прямо на полу валялись тут и там в полной отключке. Это был праздник.

– Хорошее начало для высокодуховной жизни!
– Очень напрасно иронизируете, дело в том, что та новогодняя вечеринка без родителей и «по-взрослому» – она мне на многое открыла глаза и многому научила – без нотаций и нравоучений старших. Посудите сами: с тех самых пор я не пью и не курю, даже в еде умерен. У меня так вышло, что все причитавшееся в моей судьбе я выкурил и выпил до 17 лет и теперь спокойно могу жить и работать. И всем говорю, что если вы где-либо увидите на улице падающего Урганта, знайте – он не подшофе, а просто скользко.