Это был ноябрь
или уже февраль?
- Все в порядке?
- Ну да.
Конечно, нет. Это еще надолго сохранится в памяти, и еще совсем не скоро перед глазами перестанет появляться этот мужчина.
Слишком уж хорошо представлялось то место и обстановка. Мелкий моросящий дождь, попадая за воротник, заставлял ежеминутно поеживаться. Тяжелая шапка, надвинутая на самые брови, сваливалась все ниже, как будто назло. Приходилось все чаще вытаскивать из тесных карманов едва согревшиеся руки. Небо было затянуто облаками, без единого просвета. И было слишком холодно.
Слишком уж хорошо запомнились собственные мысли за секунду до того. «Почему скраю? Я хочу идти посередине. Переход итак неширокий.» Было лень оглядываться на прохожих, каждый был занят своим.
Послышался шум подходящего троллейбуса. «Должен быть подходящим, надо бы поторопиться. И все-таки пойду посередине.»
Это не страх и не боязнь. Это – паника, неконтролируемая, внезапная, нарастающая. Можно было всего лишь не чувствовать, но она не могла. Кричала, вздыхала навзрыд, затихала, но покой – лишь временное. Снова стонала, уже в голос; это было дикостью, слабостью, незащищенностью. Дышалось тяжелее. Веки становились ощутимо горячими. Должно было начаться, она чувствовала.
Это был не страх. Это просто было неожиданностью. Щеки вспыхнули, резко закружилась голова. «Нет, ну как же…» Нога непроизвольно зависла над широкой и уже посиневшей от мороза рукой. Тонкая быстрая бордовая струйка у самого виска, такая беспечная. «Он спит?» Но ответ был уже понятен. В ужасе дернулась рука. Он был совершенно мертв. «Иди, иди быстрее!» Это не вписывалось в рамки обыденного. Его глаза остановились. «Ему надо помочь…» Люди осторожно переступали через ноги, не желая задевать его. «Уйди отсюда, уходи!» Затряслись руки.
Все отпечаталось до мельчайших деталей: рука, запекшаяся кровь, приоткрытые глаза, даже слипшиеся ресницы. «Ну, что же?» Становилось тише. «Твой первый труп. И его последняя пуля.» Уже все. Вот и остановка.
- Все в порядке?
- Ну да.
«Эта секунда еще долго не покинет тебя.»