Ему было тяжело. Ему было одиноко. Ему было слишком тяжело, чтобы он мог показывать это людям, которые его окружали, ведь он не хотел беспокоить их своими проблемами. Да и проблем-то особых не было. Просто исчезло всякое желание жить. Просто куда-то делась радость от того, что на этом свете можно жить, что-то делать, создавать. Просто однажды утром он проснулся и понял, что все, что он делал раньше... оно не неправильно, нет... оно просто никому не нужно. Оно зряшное, и, что хуже всего, оно не нужно ему самому. Ему ничего не нужно. Ему не нужны друзья – какие друзья в этом мире, где давно продано и заложено все, что только можно? Ему не нужна любовь – откуда она может взяться там, где своим телом расплачиваются за такие вещи, которые немногим порядочным людям не могут присниться в самых кошмарных снах... Ему не нужен этот мир – а он не нужен миру.
И он ушел. Не говоря никому ни слова, не предупреждая никого из знакомых, друзей и случайных приятелей. Его квартиру нашли пустой, без записки, без малейшего признака жизни. А через несколько дней началось самое веселое...
Он смеялся в своем маленьком укрытии. Он смеялся над всем этим жалким миром, над жалкими, суетными людишками. Он смеялся... пока мог, пока силы не оставляли его. А когда это все же случалось – ведь у каждой, даже самой сильной души есть свой предел прочности – его смех обрывался то ли всхлипом, то ли приглушенным воплем, и веселость в глазах сменялась слезами. И тогда по маленькому чердаку какой-то высотки метался человек, заламывая руки, закусив губу, чтобы не выдать себя...
А еще, когда ему стало скучно, он придумал себе развлечение. Он иногда выходил на улицы... заходил в различные магазины, кафе, рестораны, клубы... выискивал самых богатых, самых влиятельных людей общества и в открытую издевался над ними. Он задавал им провокационные вопросы, он злил их своими намеками, он смеялся им в лицо... и исчезал так же неожиданно, как и появлялся. Его искали везде, но почему-то не могли найти. О нем писали в газетах, даже публиковали его фотографии, чудом сделанные во время его очередной вылазки, но во всем городе – громадном, полностью контролируемом мегаполисе никто не только не мог найти его, но никто даже не видел человека с похожей внешностью... А он сидел у себя на чердаке, просматривал свежие газеты, вытащенные из чьего-то почтового ящика, и смеялся. Он был рад тому, что может хоть как-то расшевелить этих заплывших жиром существ.
Но однажды он допустил несколько ошибок. И все его враги, которых за несколько лет такой жизни он успел себе наделать изрядно, сошлись вместе и организовали облаву своими, а не государственными силами.
Его зажали в угол. Вокруг него смыкалось кольцо. А он стоял, спокоен и непоколебим.
Он смотрел на беснующихся вокруг него людей и всей кожей чувствовал, как в воздухе что-то сгущается.
Он протянул руку.
Сжал в кулак.
И когда меж пальцев брызнула черная, поглощающая свет жидкость, и медленно потекла по руке, словно начиная его обволакивать, он рассмеялся, впервые за много лет – не с горечью или злорадством, а с торжеством.
Он почувствовал, как по кисти и ниже, маслянистая и вязкая, скользит ненависть - настоящее чувство, неподдельное чувство.
Единственное неподдельное чувство, которое он вызвал за всю свою жизнь.
И он разорвал воздух вокруг себя.
Он купался в изливающихся на него потоках ненависти, зажмурившись, захлебываясь смехом, стряхивая с себя чужие, налипшие за долгие годы, взгляды, не выражающие ничего, кроме пустоты...
А потом он исчез. Исчез так, как всегда хотел – так, что это запомнили все стоящие рядом. Свободен, неощутим, незрим, прошел сквозь толпу и растворился в венах города. И каждый, кто был внутри паутины строений и улиц, гордо именуемых Домом, почувствовал, что к нему пришло что-то, чему нет названия. Может – мысль. Может – Душа...