Это цитата сообщения Dmitry_Shvarts Оригинальное сообщение
ШАГАЛ, ШАГАЛ...
Всю жизнь его пытались учить живописи все кому не лень, от близких родственников, считавших его ранние работы пачкотней, до маститых художников, сегодня известных лишь специалистам. Шагалу удалось не сломаться под напором авторитетов. Как ему это удалось?
Этот мальчик был гений с самого начала. Уж и так его папа с мамой уговаривали, и этак - займись, детка, чем-нибудь полезным, чем-нибудь таким финансовым, денежным, выучись хоть на бухгалтера, на портного. Нет. Он упорствовал. Он твердо решил стать художником. И откуда в столь нежном ребенке такое упорство? Пусть лучше кто-то другой считает деньги, играет на скрипке (солит селедку, дерет с коров шкуры). Его дело - рисовать.
Рассказывая свою жизнь, Марк жаловался лишь на непонимание близкими его художественной манеры. Они не воспринимали его рисунков.
Он рисовал. Буквально переносил на бумагу все, что попадалось ему на глаза. Любому увиденному явлению жизни соответствовало свое изображение. Изо дня в день, трудолюбиво, бессмысленно, бесперспективно. Почему бессмысленно? Никому не нравилось.
Можно сказать, он только и делал что водил карандашом по бумаге. Что-то заклинило в его кучерявой голове, прямо беда. Однажды он нарисовал своего любимого дядю, который жил в городе Лиозно и занимался живодерством - резал коров, коз, овец. Привез картину дяде в подарок, содрогаясь, спросил: «Нравится? Подарить?»...
«Знаешь, пожалуй, лучше не надо», - ответил добрый дядя. Эх, дядя! Знал бы ты, сколько эта мазня будет потом стоить! Сам бы гонялся за ним по двору и кричал: «Подари-подари-подари...» К слову, сегодня даже подделки этих картин недешевы. 29 мая 2005 года в Минске на аукционе «Парагис» было продано за 650 тысяч долларов ни разу не выставлявшееся ранее полотно Марка Шагала. Правда, через неделю экспертную комиссию осенило, что картина - подделка. Так все смеялись!
Между прочим, одним только рисованием не исчерпывался внутренний мир этого ребенка. Был он обширен, вездесущ и многообещающ (я про мир). Марк умел петь и даже сперва намеревался играть на скрипке («Поступлю в консерваторию!»), прямо как его дядя, который, по свидетельствам очевидцев, играл на скрипке «как сапожник»... ну, как мог, так и играл, что нам теперь плакать, что ли?
Вот где селедка зарыта
В детстве Марк был проглот. Он очень любил есть, и ел все, что попадалось под руку. Чаще всего попадался хлеб, бывало даже и с маслом. Это кто сказал «бедный-голодный»? А нельзя предположить, что просто нравилось человеку жевать? Странно, что с годами он не перевоплотился в толстяка, а наоборот, сделался красивым, стройным, до невозможности кудрявым юношей, которого очень любили девушки, но об этом позже, речь о еде. Он очень любил селедку. «Селе-едочка», - так он ее называл. И очень просто: папа его работал в таком месте, где продавали селедку в бочках. Мама тоже -она держала бакалейную лавку и была близка к селедочной торговле. И в лавочке, и от папы всегда вкусно пахло соленой рыбой. Кстати, генеральную помывку (банный день) в семье проводили лишь раз в неделю, а ужинали они чаще всего тоже селедкой, как тут не полюбить? В книге «Моя жизнь», написанной Марком собственноручно в 1922 году, слово «селедка» встречается 217 раз. Не верите? Считайте сами.
Вот, значит, почему на его картинах так часто попадаются веселые селедки! Просто он в детстве на них насмотрелся, потом всю жизнь не мог отвязаться от этого светлого образа. То же самое и с коровами, и с козами, и с прочими существами, бродящими по его полотнам. Это вам в Третьяковской галерее расскажут, что образ козла связан в творчестве Марка Шагала с еврейской традицией - историей о козле отпущения, которого в горьком одиночестве бросали в пустыне, предварительно навешав на него народные грехи. Сдается, однако, это артефакт. Много чего за долгие годы поналезло в полотна Марка Шагала, однако ни о петухе, ни о селедке отпущения в еврейской традиции не упоминается. Действительно, с чего бы? Нет их там.
Они есть на картинах. Может быть, в этом все и дело? Позже, когда Марка начнут учить живописи умные (и не очень) мастера, уж точно не селедку они будут совать ему в качестве модели для зарисовок. Не козья голова и селедочный хвост станут позировать Марку в тишине студий, а какие-то оторванные от жизни мертвые греческие носы попытаются пролезть на полотно. Мастера ошибались.
Сейчас уже понятно, что у него было то, что позже назовут «клиповое сознание». Именно этим он отличался от всех тогдашних художников, не сумевших отвязаться от академической привычки выстраивать композицию согласно законам природы. Если голова, так обязательно прикручена к шее и сидит на ней крепко, не вызывает сомнений. Кто надоумил Шагала перевернуть эту голову ноздрями вверх? Да, голова, но из шеи растет макушкой - хасидской бородой в потолок. А сами вы уверены, что ваша сидит иначе?
Он так и не присоседился ни к одному из дико модных направлений живописи. Так и остался в стороне от современных ему художественных течений. Но это потом, детство же. А в детстве он очень любил свою маму.
Он вообще был человек с большим запасом любви. Он всех любил - людей, животных... В детстве пообещал корове никогда не есть ее мяса. Впрочем, обещания не сдержал.
Собака бывает кусачей, а мальчик - бешеным
Его жизнь (когда он писал книгу, он такое и дал ей название - «Моя жизнь») с самого детства была полна ярких событий. Однажды его покусала бешеная собака. Настоящая! Видя такое дело, местные врачи предрекли ему смерть в трехдневный срок. Они сказали, что через пару дней после собачьих укусов он непременно взбесится, а такие мальчики долго не живут. По этому поводу его повезли лечиться в Петербург. В столице Марку исключительно понравилось, не считая того, что не оправдались его некоторые ожидания - Марк хотел повидать царя. Зато пока Марка лечили от бешенства, мама втайне от него родила младшего брата. Марк приезжает, а уже - брат!
В детстве Марк был сущий ангел и к тому же Нарцисс. Собственное изображение в зеркале манило его.
В тринадцать лет Марка с грехом пополам запихнули в гимназию. Вообще-то туда не особо брали евреев, но как-то удалось устроить. После религиозного обучения в хедере, принятого в местечковой еврейской среде, Марк пошел учиться в общую школу. Не очень-то ему там нравилось. Учился он неважно и вел себя паршиво. Однако именно там, в гимназии, он нашел то, чем ему предстояло заниматься всю жизнь, - внезапно он понял, что на свете есть такая профессия - РИСОВАТЬ.
Между тем художественные занятия вовсе не казались возвышенными родственникам Марка. «Дядя боится подавать мне руку, - вспомнит он позже. -Говорят, я художник. Вдруг вздумаю его нарисовать? Господь не велит. Грех». У Марка было много дядей, человек десять. И все пугливые.
Прилично ли быть художником?
«Школа живописи и рисунка художника Пэна», куда Марк во что бы то ни стало намылился поступить, была единственной в Витебске. Буксируемая Марком мать вошла туда, неся в голове сложенные в стопочку вопросы: «А сколько же стоит, к примеру, обучение?»; «С каких лет принимают?» Но на первый же вопрос: «Приличное ли ремесло, это самое художество?», кто-то из посетителей услужливо ответил: «Где там... Ни продать, ни купить...» Сам же художник Пэн, рассматривая первые рисунки Марка (взору профессионала предстали перерисованные картинки из журнала «Нева»), оценил их художественную ценность как нулевую. Талант же будущего живописца Пэн назвал «некоторой предрасположенностью». Как вам это нравится? Ведь, отправляясь к Пэну, Марк втайне был уверен, что художник мгновенно оценит его небесный дар, ан нет! «Будь ты неладен!», - огрызнулся про себя будущий гениальный художник, мысленно плюнув на пол. И все-таки он выпросил у отца денег на занятия в этой школе. Он проучился там неполных два месяца. Обучение обошлось в пять рублей и на пользу не пошло, нет.
«Что я там делал? Не знаю сам».
Марк рисовал гипсовую голову. Греческая гипсовая голова тоже была еврей. Казалось бы, и учитель прилагал усилия в тщетных попытках привить Марку навыки переноса на бумагу изображенний в том виде, в каком их запечатлевает нормальный и обычный человеческий глаз. И Марк старался - он же хотел учиться и мечтал быть настоящим художником, но в схему вкралась какая-то ошибка.
Из школы Пэна Марк вышел в недоумении. Относясь к своему первому учителю с благоговением, он так ничему и не научился у него. Художественная манера Марка никаких перемен не претерпела. Кого Марк ни нарисуй, получался очередной еврей. Даже ангелы небесные, даже селедка была откровенным евреем, не говоря уж о портретах реальных людей... А детство между тем стремительно заканчивалось. Хотелось уже не только рисовать, но и немного с кем-нибудь целоваться. Именно той весной в городе откуда-то появились красивые девушки. Впрочем, по сравнению с будущей женой Марка - женщиной с лицом ангела, женщиной, умевшей летать над городом, самой красивой на свете женщиной, - все это были пустяки. Анечка-Манечка, Олечка-Полечка...
...Стрелки часов Шагала приближались к полудню. До встречи с Бэллой оставалось пятнадцать минут. Выйдя из своего дома, она уже ступила на витебскую улицу и прогулочным шагом двигалась навстречу серьезному событию своей жизни. На этом месте они встретились. Как это получилось, как совпало? А как совпадает, что именно в мае прорастает трава?
Марк идет по улице со своей приятельницей по имени Тея. Им навстречу - Теина подруга. Этот момент не опишешь лучше, чем это сделал сам Марк:
«Мы с Теей выходим погулять. И на мосту встречаем ее подругу. Она одна, совсем одна. С ней, не с Теей, а с ней должен я быть - вдруг озаряет меня!
Она молчит, я тоже. Она смотрит - о, ее глаза! -я тоже. Как будто мы давным-давно знакомы и она знает обо мне все: мое детство, мою теперешнюю жизнь и что со мной будет; будто всегда наблюдала за мной, была где-то рядом, хотя я видел ее в первый раз. И я понял: это моя жена. На бледном лице сияют глаза. Большие, выпуклые, черные! Это мои глаза, моя душа. Гея вмиг стала чужой и безразличной. Я вошел в новый дом, и он стал моим навсегда».
На этом месте детство Марка Шагала кончилось.
Посмотрите на их фотографии: только слепой не заметит сходства - у Бэллы Шагал и Марка Шагала одно лицо на двоих. А на картинах?
Лицо Марка или Бэллы у явленного ангела? Эта девушка стала самой сутью его жизни - его невестой, его первой натурщицей. Еще не будучи его женой, она позировала ему обнаженной (маму Шагала весьма смущали эти изображения - убрать немедленно!). В черном платье, с букетом сирени в руках она навсегда вошла в его комнату, в его жизнь, в мировую историю живописи.
Но ему рано жениться! Ему надо уехать. Петербург ждет Марка. Настало время становиться настоящим художником. В жизни каждого юноши наступает день, когда он понимает, что пора уходить - от мамы, от сестер, от детской комнаты, от качелей во дворе и протоптанной к ним тропинки. Если ты мужчина - ты должен уйти.
Молитва Шагала
Из школы он решил уйти. Куда? В Петербурге на тот момент много говорили о школе некоего Бакста (правильные ассоциации - Нижинский, Дягилев, «Русские сезоны»). Вот к Баксту на поклон и подался Шагал. Шагал - к Баксту! Знать бы наперед, да? Кто б тогда к кому шагал...
Бакст был большой человек - почти как директор цирка! Он только-только связался с прогремевшим на всю Европу шапито «Русский балет» и вел себя по-барски. Просматривая работы Марка, он сказал следующее: «Да-а, да-а, талант есть, но вас испо-ортили, испо-ортили, вы на ложном пути...» А Марк так надеялся, что Бакст возьмет его с собой в Париж, хотя бы в качестве грунтовщика декораций. Нет. В Париж Марку пришлось отправиться самому.
Худо было то, что Баксту Марк все-таки немного поверил. Его авторитет был слишком велик. В его учениках ходили графиня Толстая, танцовщик Нижинский - продвинутые люди своего времени. Марк же, получив свою порцию бакстового пренебрежения, был задет за живое. И тем не менее он понял тогда, что учиться ему поздно.
«Подходит моя очередь, я млею от страха. Ученики смотрят на меня с сочувствием. Он оценивает мою работу, хотя считается, что он не знает, кто автор. Оценка Бакста: «Ну, конечно. Я так и думая!» Это было выше моих сил. Наверно, я вообще не поддаюсь обучению. Или меня не умели учить. Я способен только следовать своему инстинкту. Не поняв, в чем причина моей неудачи, я решил дать себе свободу и попытался сбросить ярмо».
Перед отъездом в Париж он побывал дома и со всеми там поссорился. Покидая город своего детства, он сказал ключевую фразу: «Прощай, Витебск. Оставайтесь со своими селедками, земляки!»
В Париж, в Париж
Вообще же, Марк был домосед. Зачем он подался в этот Париж? - этого он и сам не знал. Путешествий, перемещений в пространстве он терпеть не мог. Просто судьба. Лишь огромное расстояние от Парижа до Витебска помешало ему в первую же неделю сбежать назад. И толь¬ко посещение Лувра примирило Марка с Парижем:
Для жизни Марк нашел себе в Париже отличное местечко - «Улей»... Тот самый «Улей» на Монпарнасе, многократно описанный во всей европейской литературе как место скопления нищей творческой интеллигенции - авангарда французской молодежи. Упоминание об этом местечке до сих пор вызывает перламутровые слезы умиления у правнуков жителей этой богемной клоаки. Вот что называется настоящий, долгоиграющий гламур. Он перезнакомился с кучей народа - поэтами-авангардистами Максом Якобом и Гийомом Апполинером, колористом Делонеем и кубистом Жаном Метцзингером. Настоящая была творческая тусовка. Гордясь переменами своей жизни, Шагал даже сходил повидаться по старой памяти с Бакстом, а заодно и взглянуть на Дягилевский балаганчик. Ничего хорошего из этого не вышло - земляки его в компанию не взяли. «Дягилев думал-думал, да так и перешил, нужен я ему и как ко мне подступиться». Зато, посетив жилище Шагала, Бакст расщедрился на похвалу: «Теперь ваши краски поют», - сказал он. Как будто в Петербурге они молчали.
Как он жил в те годы? На что он обедал тогда? На какие средства? Кто его кормил?.. Никто.
Он попробовал писать картины на продажу, вроде тех, что сейчас продают на Арбате. Но к середине работы о чем-то задумался, а под конец обнаружил, что на полотне опять получился Шагал. Друзья смеялись. Вы не находите, что это смешно, когда настоящий мастер пытается закамуфлировать собственный дар, спрятать его, чтобы никто не заметил? Но каково же было изумление Марка, когда много позже именно эту картину - пейзаж под Коро - он обнаружил на стене в гостиной у одного собирателя картин.
Кой черт понес его тогда в Россию? Что он забыл там? Он ничего об этом не сказал. Но, приехав в Витебск, написал целую серию полотен. Не выходя из дому, глядя из окна.
«Мне хватало забора, столба, половицы, стула».
На самом деле в Витебск он вернулся за своей невестой. Родители невесты терпеть его не могли! Они совершенно справедливо считали, что нищий художник - не пара их дочери (дочери богатого торговца). Но они ошиблись, думая, что их мнение кого-то здесь интересует. В назначенный день Марк женился на своей невесте. Он всегда точно знал, чего хочет.
«С тех давних пор и по сей день она, одетая в белое или в черное, парит на моих картинах, озаряет мой путь в искусстве. Ни одной картины, ни одной гравюры я не заканчиваю, пока не услышу ее «да» или «нет». Так что мне до ее родителей или братьев? Господь с ними!»
Что было дальше? Ему быстро надоело в России, и он хотел вернуться в Париж. Не тут-то было! Первая мировая война захлопнула границы России изнутри. Куда же во время войны податься бедному еврею с семьей, но без определенных занятий? Конечно в Петербург! Но в Петербурге не любят евреев. Там бесчинствуют банды молодчиков, которые сбрасывают евреев в речку с моста. И вот тут ему впервые повезло: жизнь его висела на волоске, но ем удалось устоять на мосту.
Революция, Ленин
Ленин - это такой человек, который откуда-то приехал, чтобы наводить свои порядки. Марк воспринимает революционные дела очень живо: «Ленин перевернул Россию вверх тормашками, как я все переворачиваю на своих картинах. Мадам Керенский сбежал. Ленин произнес речь с балкона. Все съехались в столицу, уже алеют буквы РСФСР. Останавливаются заводы. Зияют дали. Огромные и пустые. Хлеба нет. Каждое утро у меня сжимается сердце при виде этих черных надписей. Переворот. Ленин - председатель Совнаркома... Все в столице, а я- в Витебске. Я мог бы сутками не есть и сидеть где-нибудь около мельницы, разглядывая прохожих на мосту: нищих, убогих, крестьян с мешками».
За помощью и поддержкой Марк пошел к Луначарскому, встреча с которым многое изменила. Собственно, они уже встречались раньше - в Париже, перед войной. Тогда Луначарский подвизался в газетках, сшивался в «Улье», заходил в гости... По старой дружбе Луначарский назначил Марка витебским комиссаром по культуре. Что тут началось! Конечно, Марк хотел как лучше: Витебск - город знакомый ему как собственный карман - теперь отдан в полное его распоряжение, как площадка для творчества. Он попытался эстетизировать родной город в своем духе. Накануне первой годовщины октябрьской революции он собрался украсить Витебск праздничными плакатами и транспарантами. «Все подмастерья принялись перерисовывать и раскрашивать моих коз и коров. В день 25 октября ветер революции раздувал и колыхал их на всех углах»... Но красные комиссары смотрели на результаты Марковой активности бобиками. До них не доходило, где, собственно, связь между этими коровами, козами и священным марксизмом?
Одному Богу известно, как его в тот раз не расстреляли из огромного маузера. При его-то отношении к серьезности происходящего.
Ясно одно, Марк никого не принимает всерьез и не в силах оценить опасность, исходящую от этих людей. Вероятно, это его и спасает.
Потом он пытался переехать в Москву и переехал. Зачем? - чтобы нищенствовать. Вместе с женой и маленькой дочерью они жили в убогой комнатушке. С потолка капало на постель. Жена отнесла на рынок свои украшения, но ее поймали милиционеры. Хотелось есть. Молоко разводили водой. На вкус оно становилось, как белая кровь. Это не смешно. Однако давно замечено, что на голодный желудок особенно хорошо удается живопись. Именно тогда ему одновременно предложили расписать стены для одного нового театра и сделать декорации для спектакля в еврейском театре «Габима». Сытый ли, голодный ли, Марк обожал рисовать. Та декорация по сей день является одной из самых больших из его сохранившихся работ и гордостью Третьяковской галереи.
Чтобы добиться оплаты этих голодных трудов, Марк получил воспаление легких, сидя в приемной Наркомпроса. Но денег так и не дали. Это было самое начало 20-х годов. Все, что было в его силах, Марк для России сделал.
Похоже, что некоторым людям настоящим ярмом становится родина - они получают право быть собой лишь за ее пределами. Марк Шагал очень любил Россию и неоднократно признавался ей в этом чувстве. И он очень хотел взаимной любви от своей страны. Не получилось. Кто знает, почему? Он видел, чувствовал, что родина его не понимает - не принимает его дар. («Меня не понимают, я здесь чужой») Покидая страну, Марк сделал правильный выбор. Вовремя! Как же вовремя он уехал - буквально заскочил в последний вагон. На циферблате России вместо стрелок уже прорастали большие усы.
Он всегда знал, чего хочет. И хотел всегда только одного - чтобы ему не мешали рисовать. Он уехал из России, чтобы больше никто никогда не смог помешать ему рисовать. «И, может быть, вслед за Европой, меня полюбит моя Россия» - написал он и захлопнул книгу. На этом месте кончается «Моя жизнь», написанная Марком Шагалом в 1922 году.
Дальнейшее не требует даже комментариев. Приехав в Европу, он мгновенно становится знаменитым и богатым. В результате большей частью наследства Шагала сегодня владеют какие-то очень иностранные граждане... Но это ничего. Они нам будут разрешать иногда подержать эти вещи у себя. Возможно. Если мы очень попросим.
Источник: журнал STORY, январь-февраль 2010г, Ольга Филатова