- ... а почему “неизвестного“ если все знают, что он - Иванов?!?
- потому, как  в итоге никто так и не узнал, каким бы он мог быть солдатом...

Часть I
Как погибают герои...

В жизни всегда действует принцип домино. Так же как и падение первой кости, всегда влечет за собой падение всей цепочки, так и любая сделанная глупость обязательно вернется обратно бумерангом более серьезных последствий, чем мог предполагать worth case scenario изначально. Естественно, что в моей жизни просто не могло не случиться как-то иначе.  

Переезд с теплых Югов на учебу в далекий сибирский Томск, моя первая же самостоятельная вылазка из скорлупы родительского дома, обернулась Тунгусской  катастрофой в масштабах отдельно взятой благополучной интеллигентной советской семьи. Вместо того чтоб осчастливить своих родителей успехами в освоении физико-техники (так в СССР называлось ракетостроение), я самым естественным образом, в первую очередь, в совершенстве овладел искусством пить, курить, и уходить в длительные загулы с Конаном, человеком, внутренний мир которого был зеркальным отражением моего. Если наши пристрастия в музыке и фантастике можно назвать банальным совпадением на общесоветском музыкально-литературном безрыбье, то в одном мы были абсолютно одинаковы - так же как и я, он чувствовал себя Мессией - непрошеным гостем этой прекрасной планеты, пришедшим чуть раньше, чем большая часть ее обитателей была в состоянии принять его мировоззрение. Под действием изрядных порций алкоголя, да и что греха таить, в том числе и легких наркотиков, мы формулировали новые прописные истины, и зашифровывая их языком своих символов в замысловатые стихи перекладывали в песни, которые вскоре, даже стали популярными далеко за стенами нашей альма-матер.

Но чем интенсивнее была наша жизнь, тем короче она становилась… И скорее даже сознательно, мы ее все ускоряли и ускоряли, стараясь прожить еще быстрее. И совершенно справедливо, что так же, как в общем-то это и бывает в настоящей жизни, все закончилось, так по-настоящему даже не начавшись – и этот период жизни, оставив глубокий шрам, завершился намного быстрее, чем я даже мог себе представить. Первому же году учебы в Томске было предначертано стать и последним. Преподаватели не оценили нашу попытку изменить мир к лучшему по достоинству, и я попал на отчисление уже во втором семестре. Ситуацию можно было исправить, но к этому добавилась масса бытовых, любовно-интрижных и климатических причин, чтобы принять бесповоротное решение покинуть колыбель синхрофазотронов и вернуться в родные края для того, чтобы продолжить учебу в институте с неприличным для русского слуха названием КазПТИ. Я был уверен, что знаний, приобретенных за год даже фрагментарных посещений, сильного в плане уровня ученых светил университета, с лихвой хватило бы на три года учебы в перефирийном вузе.

Уже будучи здесь, я совершенно неожиданно для себя выяснил, что потерял право получения звания младшего лейтенанта Советской Армии по окончании учебы вне очереди. Несомненно, в силу твердости моих космополитически-пацифистских взглядов, сей факт (Fuck ’t!) конечно же меня очень сильно огорчил. Я никак не хотел прожигать свои самые интересные годы жизни тупея от армейской службы. Но при переводе, я не только автоматом лишил себя права на посещение военной кафедры в стенах родного ВУЗа, я потерял право отмазки от 2-ух летней ссылки в ряды защитников Родины. Положа руку на groin’ areas, я могу сказать, что в тот момент, когда я оформлялся в "кузницу кадров казахской технической интеллигенции" мне это даже не пришло в голову. Еще бы! Моя голова была до отказа забита всем чем угодно, только не учебой, с узкой специализацией по какому-то предмету, получением диплома МГУ с отличием, как мой брат, которого мне вечно ставили в пример. В то время у меня в голове была сплошная, как говорил мой горячо любимый папа, "музыкальная дурь".

Выбор места учебы в нашем славном городе был небольшим. Альтернативой мной уже упомянутому КазПТИ из пафосных, в первую очередь соображений, мог являться только самый престижный ВУЗ города  - Казахский Государственный Университет. К сожалению, он исключался автоматически - отработавшая в этом университете более 20 лет мама знала абсолютно всех деканов, завкафедр и преподавателей. Всего парой телефонных звонков она могла сиесекундно получить сведения о моих "успехах" в учебе из первоисточника.

Когда вопрос об институте был для меня решен, открытым оставался только выбор Fuck’ультета и специальности. Пробежав глазами по длинному списку, я решил оказать честь металлургическому. Больше всех, одобрил выбор мой папа, взахлеб рассказавший мне о Великом Вкладе славных металлургов Балхашского ордена Трудового Красного Знамени Медного Комбината в строительство коммунизма в отдельно взятой стране. Я внимательно его слушал, изредко понимающе поддакивая и качая головой в такт играющему у меня в голове хиту тогдашних дней "Здесь куют металл" Арии. Для поддержания беседы, я между прочим упомянул, что решил специализироваться на кафедре тяжелых металлов. При этом, я правда умолчал fuck’t, что среди самых ближайших планов на самое ближайшее будущее, первое место у меня занимает создание при институте группы ТяжМетПром, играющей самый яростный Heavy Metal в СССР… этакое нечто, наподобие обожаемых мной в те дни Judas Priest и Iron Maiden. Так я и объяснял свой выбор и всем друзьям, хотя, по правде говоря, мало кто прочувствовался и отнесся к этому с должным пониманием...

Большинство друзей, знающих меня как неисправимого по жизни циника и фаталиста, посчитали это всего лишь "очередной удачной" шуткой. Хотя, по крайней мере для меня, дело обстояло более чем серьезно – речь шла о моем будущем!!! С этим не шутят...

Справедливости ради нужно конечно отметить, что не в меньшей степени мой выбор был обусловлен еще и тем, что по большей части нужно было изучать химию, в которой в нашей семье абсолютно никто не соображал, а я хотел, чтоб меня наконец-то оставили в покое и не вмешивались в мои дела... Я прекрасно знал о коррумпированности тех или иных преподавателей ПолиТеха, о алкогольных предпочтениях декана МетФака, ибо водил дружбу с детьми его самых близких друзей. Еще до поступления я познакомился на «Огнях» с Тимой "Адамски", внуком одного очень известного академика, заведующего моей кафедрой, чем еще до начала учебы обеспечил себе место в числе «неприкасаемых». Короче говоря, по широкому ряду причин, я вполне мог рассчитывать на беспечное продление детства на следующие пять-шесть лет моей беззаботной студенческой жизни в КазПТИ...

В то же самое время, мой папа занимал очень ответственный пост в Правительстве тогда еще Союзной Республики, по долгу службы отдавая большую часть своих сил и здоровья скорее работе, чем семье, исчезая в шесть утра и появляясь дома лишь поздней ночью. Ко всему прочему, два-три дня из семи он разъезжал в командировках. Почти одновременно с моим переводом, моей маме, проректору другого крупного ВУЗа предложили двухлетний контракт в Германии. Семейный совет из трех человек - мой брат был уже почти как 10 лет в Москве, в моду времени, путем открытого демократического голосования, единогласно проголосовал "за" ее отъезд, так что вскоре мы остались с папой вдвоем. В связи с бурными преобразованиями агонизирующего СССР (его развал был уже необратим, но все боялись это открыто сказать), папа стал ездить в командировки вдвое чаще и втрое дальше, что предоставляло мне АБСОЛЮТНО ПОЛНУЮ СВОБОДУ действий и давало мне наилучшие шансы раздвинуть свои музыкальные и сексуальные горизонты... Я был прекрасно информирован о графике его рабочих поездок по местам строек утопического Общества Нового Типа и мог преспокойно планировать свою буйную жизнь...

Самое время упомянуть, что несмотря на полное, или почти полное взаимопонимание в четырех стенах родного дома, основанное на политике невмешательства в принципы мирного сосуществования, мой папа, отличник института марксизма-ленинзма, за пределами квартиры был моим главным идеологическим противником. Как представитель партии и правительства он был одним из проводников нашего общество в светлое будущее, свободное и хорошо защищенное от происков империалистов со всеми их рокерами, хиппи и прочей дряни. Я же, в отличие от своего папы, считал своей Миссией вовлечение последнего поколения потомков пролетариата, свободному от партийных убеждений (комсомол агонизировал в формализме), в trash-culture и проповедование собственного тезиса – «рок освобождает». Освобождает от глупости, от правил, от обязательств... Я был, есть и буду всегда убежден в том, что все социально-политические метаморфозы западного мира второй половины ХХ века обязаны в первую очередь отцам рок-музыки the Beatles и Джону Леннону лично. И если папа был за идеи октябрьской революции и шел курсом указанным великим Лениным, то я двигался в диаметрально противоположном направлении, то есть курсом указанным Ленноном – я был за революции сексуальную и музыкальную. 

Порой мне казалось, что папа, поглощенный борьбой за правое дело партии увлекался ей настолько, что напрочь забыл о том, что я вообще где-то учусь, о чем я так же старался ему не напоминать. Институт меня не интересовал вообще. У меня не было ни учебников, ни сумки, в которой я мог бы эти учебники носить. Я экономно обходился всего двумя тетрадками - больше не входило в гитарный чехол, который был для меня тем же, чем для папы был его бывалый кожаный портфель, с которым он был так-же неразлучен, так-же как я был неразлучен со своей гитарой. Одна из тетрадей была отведена ведению конспектов по ВышМату очень строгого сумасшедшего математика Кокена Кошкембаевича, который именовал меня не иначе, как «светлая голова» - во первых, за исключительно хорошие знания предмета (спасибо Томскому Университету!), а во-вторых за хаер, который я к тому времени обесцветил в три похода в парикмахерскую, став того не подозревая, одним из первым метросексуалов на перефериях СССР. Кроме этого у меня было трижды проколоты левое ухо, дважды правое, а тело начало обрастать татуировками. Мне было плевать на ярлыки и глупые ассоциации – главное я был похож на своего кумира тех дней - Винса Нейла, фронтмена Motley Crue, которые для меня были тем же, кем Папа Иоанн Павел II был для католиков всего мира. Прозвище «светлая голова» меня нисколько не обижало, и даже наоборот, я очень гордился быть в прямом смысле слова белой вороной. Так вот, вторая тетрадь, изначально предназначалась для конспектирования остальных 32ух предметов, но, в процессе «учебы», была на 98% процентов исписана стихами собственного сочинения, обильно иллюстрированных автором. Посещение лекций наскучило мне уже через пару недель и, как только у меня закончилась любимая тетрадка, я, видимо от обиды, окончательно порвал с учебой. Несмотря на то, что я ежедневно появлялся в стенах родного института для того, чтобы отрепетировать со своей группой ТяжМетПром (в основном, конечно же, мы репетировали распитие спиртных напитков!), я изредка посещал лекции любимого Кокена исключительно с целью сверкнуть головой и знаниями. Окончательный развод с металлургией произошел тогда, когда немного подсуетившись на фарцовке болгарским винилом и тиражировании видеокассет с немецким порно (вы не представляете – у нас дома было ДВА видеомагнитофона!!!), я воплотил  мальчишечью мечту, подарив себе на день рождения чешского монстра Jawa-350/10, которого я держал в гараже нашего соседа. Родителям, кстати, до сих пор так и не удалось узнать об этом эпизоде моей жизни. Днем я занимался удовлетворением своих музыкальных амбиций, воплощая в материал ежесекундно возникающие в моей голове обрывки мелодий, риффы и фразы, вечерами гонял на мотоцикле по Алма-Ате в поисках женщин, алкоголя и приключений, а ночами зависал в пьяных оргиях со своими закадычными друзьями... И в одну из таких ночей...

 

***

В ту незабываемую ночь, с 13 на 14 ноября 19хх года, оставленный в очередной раз папой и, предоставленный самолично себе и своей судьбе, я, вместе со своим закадычным другом Тимой Адамски, который в то время был советником по имиджу и ПиаР группы (в простонародье это обычно называется «собутыльник»), проводил "обалденный" (любимое слово Адамски) вечер в компании двух роскошных парикмахерш, создавая новый имидж для гитариста ТяжМетПрома Майка Томски - такой псевдоним я выбрал для покорения музыкального Олимпа.

Легенда гласит, что по возвращении из Сибири в родные места, когда я впервые снова засветился на дискотеке в ДК "Полиграфист", где я тусовался среди ведущих (западное слово DJ в то время было у нас запрещено) кто-то из толпы воскликнул "...О! Наш томский вернулся...". И с того самого дня ко мне крепко прицепилась кличка "Томский", которая меня в принципе не оскорбляла. Дабы не подставлять доброе и незапятнанное имя своего отца и не бросать тень на его высокое положение, я везде представлялся просто – "Томский. Потомственный Революционер в третьем поколении".

Мне была нужна новая прическа, которая бы не бросалась в глаза папе, не провоцировала милицию, с которой я был достаточно хорошо знаком, не шокировала прохожих на улице, не раздражала гипотетических преподавателей моего института, но в то же самое время была бы достаточно выразительна на сцене... Вечер складывался прекрасно... Я только что проспорил Насте два года своей и без того короткой жизни. В то время у меня была отработана схема подъезда к понравившимся мне девушкам со словами - "...ты такая классная! Я бы отдал два года своей жизни только за то, чтобы всего лишь один раз переспать с тобой!". В наборе с комплиментами, фраза в большинстве случаев действовала безоткатно и, выражая это математически, я уже давно жил в кредит. Я спаивал гостей ужасным азербайджанским портвейном «777» и угощал гостей своим фирменным блюдом - пиццей по-fucker'ски (все что находилось в холодильнике просто вываливалось на сковородку и заливалось яйцами). Мы приучали девочек слушать и понимать музыку группы The Cure – в принципе единственное, что нравилось и мне и Адамскому одновременно... Мы ожесточенно спорили о том, откуда позаимствован тот или иной кусок из их песни, или даже наоборот – скольким десяткам новых стилей, сотням группам и тысячам композициям дал жизнь их дебютный 35-минутный альбом 1979г. Seventeen Seconds состоявший всего лишь из 6,5 композиций, чем жутко веселили наших дам. Неожиданно, в районе полуночи в дверь кто-то стал очень настойчиво звонить...

- Блядские соседи! Даже музыку послушать нормально не дадут!!! - я согнав Настю с колен вскочил с кресла и не манипулируя громкостью решительно выдвинулся к двери...

В нашем спокойном, собственно говоря, доме, особой необходимости в дверном глазке не было, поэтому я без особого страха взялся за ручку двери... Я ожидал увидеть кого-нибудь из своих соседей, которые до этого были довольно терпеливы ко мне (теперь я понимаю, что скорее всего из чувства глубокого уважения к моим родителям)... Я открыл дверь и ахнул... На пороге стоял начальник призывной комиссии Алатауского райвоенкомата г. Алматы прапорщик Петров в компании двух милиционеров. Все были достаточно сильно пьяны и выражения их лиц не предвещали ничего хорошего.

По жизни, прапорщик Петров, с которым мне приходилост несколько  раз сталкиваться (точнее сказать я избегал встреч и по возможности игнорировал повестки в военкомат),  был чистым олицетворением ЗЛА во всех его проявлениях. Казалось, что он стал жертвой страшного гинетического эксперимента, собрав воедино все комплексы и ошибки природы в одном – в его душе поселились все гоблины Кинга и Кунца вместе взятые, а его оболочка с ног до головы была соткана из персонажей Григория Климова - толстый, хромой, косой, угристый и огненно-рыжий. Видя мою решительность по защиты рубежей своей квартиры, он попытался меня сдуть и, ему это действительно удалось!!! Змей Горыныч в лучшие годы своей жизни и полном расцвете сил по сравнению с ним показался бы исдыхающей китайской зажигалкой. Вот именно таким он у меня и остался в памяти – застрявшей толстой задницей в проеме, пыхтящей и слюняво гавкающей свиньей, уставившейся на меня бездушными стеклянными глазами - простой Офицер Советской Армии прапор Ёбт...

- Ну че б***ь, козел, допрыгался! - нежно начал Петров. - Ууу, бл******, суки!!! Дегенераты поганые!!! Ну ничего, х**сосы, в Армии таких вы, нах, быстро исправляют... Патлы себе поотрастили, пидо**сы гребаные... Тебе сначала жопу всеми х**ми взвода побреют, а потом и голову твою чугунную на хер... - Петров явно ликовал…

- А чего это вы мне тычете... Я с вами в одной траншее не сидел и корку хлеба последнюю не делил...

- Б***ь, **** ******** *()??:;%№;;»№№;!!»!»№%%::, ******… ты еще мне поогрызайся, п***р... Давай собирайся живо...

- Куда???

- Куда-куда??? В армию, бляха… Жопа волосатая...

- От жопы волосатой слышу... - произнес я задумчиво, лихорадочно представляя себе что лучше - сигануть с балкона третьего этажа и свернуть себе шею или чтоб меня завтра отЪимели всем взводом. Первый вариант казался мне более предпочтительным. Нужно было только выиграть время для последнего прыжка...

- Не гони, начальник… Какая армия в 12 ночи? Солдат спит – служба идет…. Завтра с утра приходите…

- Не…. Ночьку у нас перекантуешься… Чтоб не сбежала невестушка… - говорит появляющаяся неожиданно у Петрова подмышкой ментовская голова. - Мы тебя завтра утром с почетным эскортом прямо к поезду доставим... А ночку в КПЗ перетрешься... - и золотозубастый ментозаврский рот залился мерзким идиотским смехом.

На шум начали выползать соседи по подъезду… Среди них естественно была наша главная Активистка по лестничной площадке Зоя Александровна, которую все для удобства звали предельно просто - «Зэ.Аа.». Я же, самым натуральным для себя образом звал ее «the A», с калифорнийским произношением буквы «а». Она трусливо приоткрыла дверь, оставляя ее на цепочке, и писклявым старушечьим голосом продекламировала:

- Что такое! Что это за безобразие! Шумите тут, гады такие, в час ночи... Я сейчас милицию вызову!!!

Капитан милиции (я успел разглядеть его погоны), резко подскочил к ее двери. Проворно просунув руку в щель и схватив милейшую бабуську-божий одуванчик за ночную рубашку, он бесцеремонно подтащил ее к самой щели...

- А ну спать, карга старая!!! Здесь уже милиция... - заорал он.

Тем временем, прапорщику Петрову невероятными физическими усилиями удалось протереться в квартиру... Борьба с косяком не прошла для него бесследно... Он взмок, дыхание стало еще более частым. В коридоре запахло парами спирта... Галстук висел только на защепи, на рубашке выступили пятна пота... Брррр!!! Адамски, до этого стоявший молча за моей спиной попытался было что-то сказать, но так и не смог произнести ни звука. Он только лишь хватал воздух ртом и, нелепо шлепая губами, медленно сползал по стенке на пол, пока не принял позу рыбака на привале. По его виду не было отчетливо ясно кого из нас забирают в армию и кому из нас собственно говоря страшнее - мне или ему... Так что первым секундную гробовую тишину опять нарушил Петров:

- У тебя пять минут на сборы... Время пошло... Главное мыло не забудь - так больно не будет...

-А что ты уже на своем очке испытал, урод? Командовать в своем военкомате будешь, а тут частная территория! - в этой ситуации, когда мне уже нечего было терять, я решил взять курс на резкое обострение конфликта, в надежде на то, что меня сейчас будут бить. Я надеялся, что в идеальном случае мне могут пробить голову, сломать руку или еще что-то и тогда я, попав в больницу, мог бы преспокойно дождаться папиного приезда. Армии я бы не избежал, но папа наверняка постарался бы максимально облегчить условия моего пребывания в ней и, главное на тот момент для меня, гарантировать неприкосновенность моей задницы.

Один из ментов, более трезвый, отцепился от старушенции и одним прыжком преодолев межквартирное расстояние, подскочил ко мне. Он него несло водкой не слабее прапора.

- Ты че сопляк, совсем офигел? Нюх потерял, щенок...

Краем глаза я следил за его руками... К моему величайшему разочарованию, я отметил, что у него не было с собой ни пистолета, ни дубинки, которыми бы он мог меня огреть, так что я промолчал, начиная прокручивал в голове всевозможные комбинации и дальнейшие сценарии развития ситуации, так как это делал мой САМЫЙ великий учитель - Остап Бендер...

"Тупиков нет, есть тупые люди...." внушал я сам себе любимые слова своего шефа усиленно обдумывая план своих действий на следующие 10 минут жизни... Даже по самым оптимистичным расчетам, больше времени жить у меня, скорее всего не оставалось. Уже через мгновение, я проскользнув в туалет с радиотелефоном набирал телефон своего брата в Москве...

-Аллё!!! Димка, выручай... Я убит… Я погиб... Я умер... За мной с ментами пришли в Армию забирать... Что делать??? Подскажи где искать папу...

Брат возможно и проникся сочувствием ко мне, но как я и ожидал, не смог сказать мне чего-либо существенного, или того, что бы помогло облегчить мои бесконечные предсмертные муки и продлило агонию.

- Не знаю что посоветовать, могу только выразить свои глубокие соболезнования…

-Дим… Не знаю как будет дальше… Я уже не вернусь. Или вернусь, но уже не Я, а кто-то другой… Так что мы с тобой наверно больше не увидимся… Скажи по возможности родителям, что я им благодарен…

Потом я кажется, звонил в ПосПредство Казахской ССР. Это была акция отчаяния, потому как я знал, что шанс застать его там составлял примерно один к миллиону.

В дверь туалета начали ломиться.

- Эй ты там! Ты что в унитазе утопился? Аааа... Папочке звоним... Ну, п***р, не судьба... Ну ничего, за два года мы из тебя солдата сделаем... Без папочки сможешь жить... Собирайся, ёбт!!! Живо...

Сопротивление было абсолютно бесполезным. Приходилось только признать свою капитуляцию, но пока еще не полную, ибо я себе все-таки оставил самый последний шанс. Поезд. Сначала нас повезут в учебку на поезде. На поезде можно сорвать стоп-кран. Можно его попытаться угнать. Жаль только что не прямиком в США…

Инструктаж Адамски протекал уже на автопилоте.

- Так, Адамски... Дело гиблое... Наведешь порядок в доме... Ключи отдашь «the A» из 30-ой квартиры. Завтра в районе 9 вечера приедешь и все расскажешь папе. Все как было, во всех деталях.

Я одел свои любимые размалеванные джинсы и натянул старый свитер. Окинув последним взглядом квартиру, из личных вещей я решил взять лишь зубную щетку и гитару- Freundin. Расцеловав девушек и по-братски обняв Адамского, я, под траурное завывание Роберта Смита "Seventeen Seconds" смело направился к двери. Вытолкнув коленкой толстую задницу Петрова, я на секунду остановился в дверях и многозначительно поднял палец вверх. Повернув голову, не поднимая глаз, я произнес:

- Есть! Секи - "Seventeen Seconds" Смит слизал у Таривердиева - "Семнадцать Мгновений Весны" ...Не думай о минутах свысока... Два года это лишь мгновение... Мгновение... Мгновение... – пропел я и, тщательно скрывая от друзей слезы, так и не поднимая головы, покинул еще никогда так горячо не любимый мне дом.

Когда я выходил из подъезда, во всех окнах без исключения горел свет. Вот он, долгожданный свет рамп... Смотрите же на меня!!! Вот мой первый и последний концерт... Через два года, сюда уже вернется простой советский парень Максимка, подстриженный под расческу, с выбитыми зубами, закаленный доблестной Советской Армией Настоящий Мужчина. Я показываю маячащим в окне фигурам Адамски и девицам знак Victory и смело сажусь в ментовской бобик… За мной лязгает замок.

Желтая машина, разбрасывая по улице Саина синий свет, безудержно несет меня, наперерез спирали жизни, прямо на дно. Стараясь перекричать сирену, я отчаянно рву струны и завываю:

… Ямщик не гони лошадей...
... Мне некуда больше спешить...

Да уж, спешить было уже действительно некуда... Говорят, что когда человек умирает, то вся его жизнь проносится в голове плеядой картинок. У меня перед глазами возникли образы друзей, ночные сейшены и вечеринки – я прощался с ними твердо навсегда. Я знал, что таким как я есть, я уже не вернусь никогда. В ту секунду я мечтал раздвоиться и отправить Иванова в Армию, пусть там трахают его, а Томского тихо переправить в Штаты, где бы он был на свободе, в дали от тупого совковизма, убивающего его...

За последние 15 минут мне впервые жутко повезло – в камере КПЗ я оказался один. Божественная тишина помогала мне прощаться со своей жизнью в гордом одиночестве. В КПЗ и, конкретно в этой камере, я был не впервые. Я без труда отыскал на стене свой автограф со знаком ® и логотип группы ГаааД, музыкального проекта моей Жизни, но о нем мы поговорим в другой раз. Я с удовольствием разглядывал и другие надписи на стенах – судя по ним, честь ночевать в этом уютном заведении, была оказана самым крутым рокерам города. Здесь бывали Dorkeen из „Цербера“, „Молот Ведьм“ в полном составе, басила Веня из "Кардинала", Кимуля из "Поля чудес", покойный ныне Швед, „Черный принц“ и многие другие. В УК СССР не было статьи предусматривающей уголовную ответственность за исполнение музыки, ношение длинных волос и сережек в ушах, но родная милиция четко выполняла наказ партии по недопущению распространения тлетворной буржуазной музыки на советскую действительность, пресекая ее появление на корню. Прощаясь с жизнью, я давал наказ своим последователям, чтобы после того как Система рухнет, именно здесь открыли первый в мире музей рок-н-ролла. Эх, гитара - гитара... моя неразлучная и верная подруга. Если я умру, так только с тобой... В ту секунду я серьезно обдумывал как лучше удавиться гитарной струной... Я никак не хотел в Армию. Даже ценой жизни. В последний момент я подумал, что гитару можно и в Армии будет использовать по назначению. Можно будет развлекать дедков, поигрывая им "Алису" или песни о суровых буднях службы... Может даже не придется быть изнасилованным... При этой мысле от сердца сразу же отлегло... Два года... А потом будет видно... Так я и заснул в обнимку с Freundin.

В эту ночь мне снилась сцена... Я стоял на самой крыше небоскреба сооруженного из колонок, поливая как из автомата из своего Gibson Explorer отряды милиции и солдат, сдерживающих толпу и тянущую руки к сцене. Заградительные сине-зеленые кордоны оттесняли толпу дальше от сцены. Среди изуверов я разглядел до боли знакомое лицо молодого лысенького солдатика. Он улыбнулся мне, обнажая свой рот с выбитыми зубами, подмигнул мне и дав знак Victory, на мгновение ослабил давление на толпу... В следующую секунду солдатско-ментовскую дамбу прорвал поток, устремившийся к сцене. Море окружало мой небоскреб... И вот я уже готовлюсь к последнему прыжку в бездну миллионов рук... Но кто-то грубо вторгается в мой DREAM.

- Эй ты, подЫмайся... - знакомый мне по вчерашнему вечеру мент грубо пихнул меня в плечо.

- Следи за приборами, капитан, я сплю...

- Давай, умник... Двигай.

Мы ехали по сонной Алма-Ате... Виды родных мест мелькали сквозь наворачивающиеся на глаза слезы как кадры клипа. Я прощался со своим любимым городом... Мне казалось, что я больше никогда не увижу ни проспекта Абая, ни тусовки у „Огней Цирка“, ни рок-клуба «Боспагер»... Я никогда не буду слизывать виски с грудей своих фанаток, так как я это делал до этого... Прощайте все... Сегодня, 14 ноября 19хх года я покину этот идеальный мир... Я сюда больше не вернусь никогда...

вторая часть - http://www.liveinternet.ru/users/2669370/post130083232/