Корявую колбасу на жирных лапах звали Трифон. По-домашнему – Тришка. У меня же сразу родился полумедицинский диагноз – Трихомониаз. Не потому, что собака была там вшивая или заразная - что вы, она была обласканным домашним уродом! – просто потому, что собака не должна быть таким уродом по определению! Впрочем, собаки, как и люди, рождаются примерно одинаковые, это мы их делаем такими вот, какими сделала моя тетка.
Пятидесятилетняя дама, всю жизнь искавшая идеального мужика и идеальные условия для беременности, так и не вышла замуж, так и не родила ни одного из своих детей. Всю жизнь ждала, пока умрет больная мать, чтобы наслаждаться жизнью в одиночестве. А когда дождалась – ужаснулась, поскольку жить в большой квартире одной страшно. Так появился Трифон, да еще кот Барсик, жуткий онанист, который все то время, что не ел, непотребно развлекался с красным мохеровым шарфиком.
Трихомониаз царил всегда и везде. На прогулке его уносило, как березовый лист в ноябре. Тетушка бегала по двору, умоляя пса вернуться и ругая себя за косой взгляд, брошенный на собачку утром: он, бедный, обиделся и вот не подходит.
За обедом я высидела с теткой только раз, муж сразу пошел смотреть телевизор: Тришка, даже нарезанную вареную колбасу употреблявший с недовольной мордой, кушал супчик вместе с хозяйкой так: она откусывала хлеб, брала в рот ложку супа, жевала все это и с руки отдавала Тришеньке. Было похоже, как толстая крачка отрыгивает полупереваренную рыбку для птенца. Только «птенцу» было уже три года, и зубы у него были не в пример тетке.
На третий день нашего гостевания тетка пошла на работу. Тришеньку с утра она выгуляла сама, и нам предстояло только накормить это создание, если он вдруг оголодает, да еще, «если не трудно», помыть полы в квартире.
Первым дело я выкинула всю еду со всех шести мисок. Барсик, услышавший звон посуды, решил, что здесь, видимо, дают что-то особенное. Он и предположить не мог – что именно, но ему ведь каждый раз предлагали что-то новое, чтобы он не погиб от голода под своим пятисантиметровым слоем сала. Вот он и пришел на разведку.
ТАРЕЛКИ БЫЛИ ПУСТЫ!
Полагаю, аналогичный шок испытало бы человечество, если бы в положенное время не взошло солнце, или во время дождя с неба посыпались лягушки. Кот посмотрел на меня почти осмысленно: а где оно, мое?
- Пошел вон! – сказала я и замахнулась на кота тряпкой. – Не мешай.
Кот пошел в комнату почему-то задом, на пороге сел, задумчиво поднял лапу, но чесать за ухом не стал. Этот жест не остался без внимания Трихомониаза. Он тоже проверил тарелки и ушел в тоске.
К приходу тетки тарелки были вымыты, но пусты. По счастью, она торопилась на работу, и потому кормить пса с руки не стала:
- Вы ему положите покушать, там я ему фаршик купила.
- А выгулять его не надо? – с нехорошим подтекстом в голосе спросил муж. Тетка иронию не заметила:
- Ой, это было бы здорово, я так тороплюсь!
- А поводок есть?
- Там на тумбочке, но он обычно и без поводка гуляет, только убегает иногда, вы уж со двора никуда не выходите, а то он убежит, испугается чего-нибудь…
- Лаять не сможет, заикаться начнет, - закончил фразу муж, но вполголоса и в мою сторону: Тришка – это как ребенок, над ним смеяться нельзя – «мамочку» обидишь.
В тот год муж работал проводником. Его почтовый вагон стоял на ремонте в полукилометре от теткиного дома, и мы отправились туда за одеждой, а также проверить работу ремонтников. Надо ли говорить, что Тришка был на поводке, причем ошейник на колбасной шее затянули так, что снять его было невозможно. Тришка попытался, но не смог. Удивился жутко, попробовал выть, получил по морде и затих, решив обороняться способом, известным всем ленивым и толстым собакам: лег и отказался идти куда бы то ни было.
Если бы у меня ни разу в жизни не было собаки, я бы, наверное, попыталась нести его на руках. Но жизненный опыт показывал, что тащить пса, приподнятого над землей до касания только двумя задними лапами, гораздо проще, чем волочь его по земле. Ни одна здравомыслящая собака не позволит себе умереть от удушья, и временами будет вставать на все четыре кости – хотя бы, чтобы отдышаться. А Трихомониаз не был дураком. Как и все дворняги, он родился умным и хитрым зверем, просто дебильная, сытая, беспроблемная жизнь приучила его качать права везде и всегда. Так дети миллионеров бывают изумлены, попав в обычный магазин, или когда на работе их впервые покроет матом новый начальник – опаньки, а жизнь-то не везде белая и пушистая!
Так мы и шли, вызывая возмущение встречных прохожих: что ж вы, гады, над собачкой издеваетесь?! Собачка хрипела им в тон, но муж сверлил советчиков взглядом человека, выросшего в частном доме, где собаки прекрасно знали, что их территория свободы – от забора до обеда.
За территорией двора нас едва не сбил шустрый, как и в любом другом городе, «Мерседес». Собаку спас тугой ошейник и мой муж: он просто выдернул зверя из-под колес.
На железнодорожных путях нас облаяла стая местных дворняг: у их суки началась течка, и они грызли всех, кто мог на нее претендовать.
В любое другое время Трихомониаз, возможно, попытался бы показать тетке, что ему для счастья как раз любви и не хватает, и она потратила бы кучу времени и денег, чтобы найти этому собачьему выродку подружку. Но тетки не было, и пес лишь с опаской жался к нашим ногам (уже на четырех лапах), чтобы его никто не куснул.
Вагонное депо привело его в полный шок. Грохот вагонов, запах смазки и еще чего-то химически вонючего, рычание каких-то инструментов, крики рабочих, скрежет металла… Трихомониаз пытался удрать. Он даже готов был голову открутить и тут оставить вместе с ошейником, но, к сожалению, голова держалась крепко, ошейник тоже был дорогой и качественный («милому моему песику ничего не жалко»), так что пришлось бедолаге снова идти на задних лапах, крепко прикрывая хвостом мужское достоинство.
Вагонный «фартук», он же подножка, мы опускать не стали, подсадили пса и залезли сами. Тришка тут же спрыгнул вниз. Полагаю, это был первый смелый поступок в его жизни: сигануть с более чем метровой высоты для такой колбасы было опасно. Кстати, будь поводок чуть короче, Трифон свернул бы себе шею. Обратно в вагон его подняли за поводок, привязали к двери, где он минут двадцать боялся скулить, пока мы решали свои дела
На обратном пути пес шел сам, но все почему-то торопился вперед. Муж доходчиво разъяснял ему команду «рядом!», как и написано в учебниках по дрессировке – рывком поводка и окриком. В районе жительства стаи Трихомониаз смирился с этой командой. Во двор он зашел чинно, но слегка торопясь. Увидел у подъезда тетушку, завыл вопросительно, и муж отпустил его вместе с поводком. Такой искренней радости от любимого щеночка хозяйка не видела уже давно. Он прошел с ней в подъезд без команды, но четко рядом, культурно сел у двери, пока она возилась с ключами, и охотно лег на свое место, пока она раздевалась.
- Кушать будешь?- спросила тетя, и я испытала уже привычный позыв на рвоту, вспомнив, что такое «обед по-собачьи» в тетином исполнении.
- Может, он так просто суп поест? – спросил муж. – Он нагулялся, хорошо побегал…
Только в виде эксперимента тетушка согласилась налить псу супа на общих основаниях. Тришка смолотил миску дочиста, после чего удалился на свой коврик, не попытавшись даже выпросить конфету.
- Какой послушный песик! – восхитилась тетя. – Он так много гулял?
- И погулял тоже, - ответила я, - а еще мы немножко дрессировкой позанимались, у меня же всю жизнь собаки были.
- Как замечательно! Вот что значит – уметь обращаться с животными! Они ведь, говорят, только ласку понимают. А я уж вроде такая ласковая с ним, а он все равно не слушается.
Я поняла, что не смогу объяснить этой женщине одной простой собачьей, да и человеческой истины: добро и ласку ценит только тот, кому есть с чем сравнивать. И чтобы сделать послушным собаку или ребенка, нужно просто показать им другую жизнь. Просто показать.