На тренировке разучивали ката Кайсяку. Она напомнила мне о давнейшей мысли сделать пост (я бы сказал «обещанный»))), посвященный харакири. С этим словом связано много легенд, суеверий, полностью изменяющих смысл и трактовку этого понятия.

Я постараюсь хоть в малости ответить на свои же вопросы, над которыми я много

размышляю в своей практике, стараюсь постичь суть: «Добровольная смерть – это акт самоубийства или что-то скрыто глубинное»? «Что есть жизнь и как её прожить счастливо и достойно Человеку?», «Отдать свою жизнь за своих родных и близких – не это ли достойность Человека?» (чему есть много примеров из истории давней и не давней, например, подвиг солдат в Афганистане и Чечне) , «Что есть подвиг? И кто кого подвиг?».

Материал взял из разных источников по тематике " Бусидо "  (Пути воина).

В литературе широко распространи­лось слово «харакири» в качестве обозначения ри­туального самоубийства, которое совершали самураи, но правильнее упот­реблять его синоним «сэппуку». Самурай совершал сэппуку, если господин выражал сомнение в его искренности, если он сам считал себя не выпол­нившим свой долг или нарушившим ритуал. Клас­сической стала история о том, как два самурая со­вершили сэппуку лишь потому, что по неосторож­ности зацепились мечами друг за друга.

С формальной точки зрения сэппуку связано с осознанием «потери лица» — собственного не­соответствия ритуальным нормам «гири». Но сам акт сэппуку связан не столько с искуплением вины, сколько с абсолютным очищением, возвращени­ем в лоно нормы поведения.

Японское понятие «хара» дословно обознача­ет «живот», но имеет при этом и более глубинное значение — «внутреннее начало», «душа», т. е. из­начальные природные свойства человека, которые в данном случае противопоставлены внешнему, физическому, искусственному. «Хара» — это так­же вместилище внутренней энергии «ки» — «ки­новарное поле» (тандэн), поэтому, например, счи­тается, что во время гнева «хара расширяется», а «покой в хара» равносилен полному

умиротворе­ию души.

 «Харакири» в своём первом, поверхностном значении переводится как «вскрытие живота», но в японской традиции под ним подразумевается более сложное понятие: «раскрытие внутренних свойств», «выражение душевной искренности».

В научной литературе высказывались мнения, что сэппуку связано с древними шаманистскими верованиями айнов, которые, например, делали особый надрез или соструг с живота деревянной куклы, куда якобы переселялась душа человека. К XIV в. сэппуку превращается в сложный ритуал, логически вытекающий из всей самурайс­кой идеологии и эстетики. Сэппуку нередко вы­полняли воины высокого ранга на полях сраже­ний, не желая попадать в плен. Известны даже случаи, когда самурайские командиры предвари­тельно обезображивали себе лицо, дабы враги не могли узнать их и насладиться победой. Предан­ные юноши-самураи вспарывали себе живот, если не могли отомстить за смерть отца.

И самурай был готов в любой момент совершить сэппуку, если его господин высказывал недоволь­ство им, недоверие или если господин умер, был убит в бою либо сам совершил сэппуку. Ритуал сэппуку становился средством и внешним знаком сохранения всеобщего гармоничного порядка, ос­нованного на конфуцианских понятиях «долга», «искренности», «верности».

Накануне самоубийства самурай проводил время в весёлой пирушке, в лёгких беседах о не­постоянстве и суетности жизни, восхищался этим «текучим миром» — укиё, а в день харакири вёл себя скромно и тихо, являя собой простоту как высший жизненный принцип.

Сэппуку совершали обычно либо в доме госпо­дина, либо на своём дворе. В первом случае разыгрывалось целое ритуальное представление, кото­рое символизировало непостоянный, ненастоящий характер всей нашей видимой жизни. Двор засти­лался циновками, на них клали большое атласное покрывало красного цвета, дабы на нём не была видна кровь. Посредине двора стелилась ещё одна небольшая циновка, на которую на колени вставал самурай, позади него становились два «секундан­та» кайсяку — обычно ближайшие его друзья, державшие меч. По углам двора рассаживались родственники, приглашённые гости, нередко — императорские цензоры, проверяющие. Самурай спускал с плеч лёгкое кимоно, надеваемое специально для этого случая, и после недолгой молитвы вонзал себе в живот небольшой ритуальный меч и делал разрез. В тот же момент один из помощников кайсяку , что стоял у него за спиной, резким ударом меча сносил ему голову, прекращая мучения.

Акт сэппуку был наполнен десятком ритуаль­ных мелочей. Например, помощник должен был так снести голову самурая, чтобы она повисла на лоскуте кожи, а не откатилась в сторону, что счи­талось весьма неэстетичным. Сам самурай обязан был умереть с лёгкой улыбкой на устах, без сожа­ления расставаясь с жизнью. Особое внимание обращалось на тип удара мечом, который нано­сил себе самурай. Всего насчитывалось около де­сятка различных надрезов, некоторые из них были весьма сложны и болезненны, например, по диа­гонали снизу вверх, или в форме буквы <Z>, или в два удара в форме <+>. Как самый простой рас­сматривался разрез слева направо и сверху вниз. Был и особо изощрённый способ — удар себе в живот тупым бамбуковым мечом, что ещё больше подчёркивало абсолютное презрение самурая к жизни.

Выбор именно этой части тела основан на древних анатомических представлениях об обители души и сердечных привязанностей. Когда Моисей пи­шет о том, что у Иосифа «воскипели  к брату его» (в русской Синодальной Библии эта строка читается: «воскипела лю­бовь к брату его» (Быт. 43:30)), когда Давид молит Господа «не отринуть внутренности его»  (в Синодальной Библии: «не отринь души моей» (Пс. 140:8)),  или когда Исайя, Иеремия и другие пророки древности говорят о «благоутробии», о «возмущении» или «волнении» внутреннос­тей (душа), все они подтверждают преобладающее среди японцев убеждение в том, что душа покоится в животе. Семиты обычно говорили о печени, почках и окружаю­щем их жире как об обители чувств и жизни. Термин хара был более всесторонним, чем греческие phren или thumos .

Душа, внутренность и как японцы, так и эллины считали, что дух человека пребывает где-то в этой области. Французы, несмотря на выдвинутую одним из самых выдающихся их философов, Декартом, теорию о том, что душа находится в шишковидной железе, на­стойчиво продолжают использовать понятие venire в смысле, который если и является с точки зрения ана­томии слишком неопределенным, то обладает примеча­тельным физиологическим значением

(у русских «живот»). Подобным же образом, entrailles («внутренность») используется в их языке для обозначения любовной привязанности и сострадания. Неврологи говорят о брюшном и тазовом мозге, определяя такими поняти­ями симпатические нервные центры в тех частях тела, которые сильнее всего подвержены влиянию любых фи­зических воздействий.

«Я открою обитель своей души и по­кажу вам, какова она. Судите сами, осквернена моя ду­ша или чиста».

Самураи при своей подготовке большое значение уделяли психофизической подготовке сознания. Если этого недоставало самураю, то его, наверняка, ожи­дает поражение. Будучи натренированным в боевом искус­стве, ученик должен быть в любом случае активным и динамичным. Но в реальном поединке его сознание должно успокоиться и не испытывать помех. Он дол­жен чувствовать себя так, как если бы ничего особен­ного не произошло. Когда он движется, шаги его уве­ренны, а глаза не таращатся на врага, как у сума­сшедшего. Его поведение в бою никоим образом не отличается от его обычного поведения. Никаких перемен не происходит в его облике. Ничто не показывает того, что он сейчас участвует в смертельной битве.

Чтобы фехтовальщик, когда сталкивается с про­тивником, когда вся его жизнь зависит от малейшего движения, умел действовать в такой манере, он дол­жен осознать «неподвижный ум». В психологическом смысле он должен

в со­вершенстве научиться удерживать свое кокоро внизу, в брюшной области. Можно выделить два вида кокоро: один — это физическое «сердце», а другой — истинное «сердце». Серд­це, подверженное эмоциональности, относится к первому типу. Когда оно удерживается в точке пониже пупка, то ста­новится неподвижным. Если этого не происходит, все навы­ки, которыми может овладеть фехтовальщик, бесполезны. К. Г. Юнг (в «Основных психологических концепциях»,

вы­пущенных в виде пяти лекций мимеографическим способом под эгидой Института медицинской психологии в Лондоне в 1935 г.) пишет: «Индейцы пуэбло говорили мне, что все аме­риканцы безумны. Я, конечно, был этому удивлен и спросил, почему. Они ответили: „Ну, они говорят, что думают при по­мощи головы. Ни один нормальный человек не думает голо­вой. Мы думаем сердцем".  Они похожи на героев гомеровско­го века, когда область диафрагмы считалась местом психиче­ской активности». «Психическое» в данном случае не имеет отношения к экстрасенсорным явлениям. Сюда входит все, что не является материальным или физиологическим. Слово «ментальное» также относится к психологии, а «духовное» имеет некоторый теологический оттенок. Можно использовать понятие психе для передачи японского термина кокоро, или сэйсин. Кокоро — очень глубокий термин. Прежде всего он означает физическое «сердце», а потом уже и истинное «сердце» (эмоциональ­но-волевое начало), «ум» (интеллектуальное начало), «душу»

(в смысле одушевляющего принципа) и «дух» (метафизиче­ское начало). Для фехтовальщика кокоро имеет, скорее, понятие «воля» в ее глубинном значении. Фехтовальщик должен удерживать диафрагму в нижнем по­ложении, чтобы в груди могло оставаться достаточно места для свободного дыхания легких и для беспре­пятственного биения сердца. Ведь тот, кто в той или иной степени возбужден из-за ситуации, или тот, кто рассчитывает преодолеть противника агрессивной де­монстрацией силы или хитроумной тактикой, обречен на поражение от врага, который выходит на поединок в сосредоточенном, сбалансированном состоянии со­знания. Это позволяет увидеть, что в фехтовании тех­нические навыки должны быть подчинены психиче­ской практике, которая рано или поздно возвысит фехтовальщика до уровня высокой духовности. Когда обретается состояние духовности, проявляется мё (мяо), и мы замечаем, что фехтование становится даже не искусством, а каким-то первозданным твор­чеством. Не от всякого фехтовальщика можно ожидать

ду­ховных высот, даже если он отлично натренирован в технике, но когда он твердо решает не цепляться за жизнь, то может оказаться упорнейшим противни­ком даже для самого хорошего фехтовальщика. Страх смерти или привязанность любого рода способны вос­препятствовать движению меча, и противник воспользуется своим преимуществом.

Искусство фехто­вания отличается от любого другого искусства прежде всего тем, что оно глубинным образом связано с предельной проблемой жизни и смерти. Пытаясь разрешить ее, фехтовальщик приходит к изучению дзэн и даже стремится к высоким духовным достиже­ниям.

Сэппуку означало не просто процесс самоубийства. Это была традиция, законная и проводившаяся согласно установленному обряду. Возникшая в Средние века, она представляла собой процесс, благодаря которому воины могли иску­пить свои преступления, принести извинения за ошиб­ки, избежать позора, спасти своих друзей или доказать свою искренность. Если она вменялась в качестве судеб­ного наказания, ее исполняли в соответствии с надлежа­щей церемонией. Это было в высшей степени квинзистенция духа человека, когда никто не смог бы исполнить его, не обладай он предельным спокойствием характера и хладнокровием поведения, веры в божественное. По этой причине сэппуку особенно подходит к понятию «буси» (воину).

«Когда Небо готовит­ся даровать кому-либо великую обязанность, оно сперва развивает его разум страданием, а сухожилия и кости трудом; оно предает его тело голоду и обрекает его на крайние лишения; оно разрушает его начинания. Всеми такими способами оно поощряет его разум, укрепляет его характер и восполняет его недостатки».

Нитобэ Инадзо в книге «Бусидо. Душа Японии» написал: «Истинная честь заключается в исполнении предписаний Небес, и никакая смерть, которую человек навлекает на себя, действуя таким образом, не может быть позорной, тогда как смерть, выбираемая, чтобы избежать того, что уго­товили ему Небеса, является воистину трусливой! В книге сэра Томаса Брауна «Religio Medici» есть цитата: «Презрение к смерти — прекрасное проявление доблести, но там, где жизнь много ужаснее смерти, истиннейшая доблесть состоит в том, чтобы осмелиться жить». Западный путешественник семнадцатого века сатирически подметил: «Пусть говорят все что угодно, но самурай, который ни разу не умирал, в решающий момент способен сбежать или укрыться». И за этим: «Того, кто хоть раз умер в глубине своей груди, не спо­собны пронзить ни копья Санады, ни все стрелы Тамэ-томо». На вратах храма написано: «Потерявший душу свою ради Меня сбе­режет ее».

Химэдзи " Замок белой цапли "   (яп. 姫路城, Химэдзи) — один из древнейших сохранившихся замков Японии, и самый популярный среди туристов. В 1993 г. занесён в Список всемирного наследия ЮНЕСКО. Всего в замковый комплекс входит 83 здания, практически все они построены из дерева.

[567x409]

[567x425]

Внутренний дворик замка, где проходил ритуал "  сэппуку "    

[500x356]

[319x442]

[312x583]

[567x568]

[425x360]

[567x378]